ПИСЬМА С ТОЙ ВОЙНЫ

Отец. Он навсегда остался тридцатишестилетним. Родившийся в 1907 году в донбасском горнорудном крае, он погиб 10 октября 1943 года при выполнении редакционного задания. В 1966 году в Ирпенском доме творчества очевидец этого трагического события писатель Виктор Кондратенко рассказал мне, как это произошло. В эти дни шла активная подготовка к взятию Киева с Лютежского плацдарма. Днем и ночью по направлению к фронту шли воинские эшелоны. Значительное их количество скопилось в ночь на 10 октября на перегоне между Конотопом и Ворожбой. Немцы бросили сюда большие авиационные силы, провели жесточайшую бомбежку. После нее мой отец, выполнявший здесь свой боевой долг военного корреспондента, в редакцию не вернулся. А в районный центр Кустанайской области Боровое, где мы с матерью находились в эвакуации, прибыла очередная «похоронка», в которой сообщалось, что «капитан Ильевич Владимир Ильич пал смертью храбрых на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками».

Пошел уже шестой десяток, как нет моего отца. Моя детская память о нем (он с первых же дней войны добровольцем вступил в ряды действующей армии) хранит лишь некоторые, не совсем ясные вехи его жизни. Свой путь в журналистику он начинал в Донбассе. Затем работал в Киеве в республиканских газетах. Последнее предвоенное место работы - юная тогда еще «молодежка» «Сталинское племя» (название в духе того времени).

Через многие десятилетия я встретился и подружился с коллегой моего отца по работе в этой газете киевской журналисткой Фелей Исаевной Май. Она рассказала, что в те, мягко говоря, суровые времена (конец 30-х) в газете подобрался боевой и талантливый коллектив, гораздый на любую выдумку, умеющий, как тогда говорили на журналистском жаргоне, «вставить фитиль» своим коллегам из других газет, то есть раздобыть эксклюзивный материал. Одним из мастеров таких «фитилей» был и Владимир Ильевич.

А затем была война. Первым уже военным местом службы моего отца была газета Юго-Западного фронта «Красная Армия». А затем новое назначение в газету «За Радянську Україну» для населения оккупированных районов и партизан. Газету возглавлял полковой комиссар поэт Микола Бажан. В редакции бок о бок с отцом работали видные украинские литераторы Александр Корнейчук, Андрей Малышко, Анатолий Шиян, Михаил Тардов, Семен Журахович, Ванда Василевская. Мой отец был дружен с Вандой Львовной со времен так называемого освободительного похода Красной Армии в Западную Украину. В те времена он оказал помощь Ванде Василевской, которая вместе с мужем бежала из захваченной немцами Варшавы и оказалась на территории, занятой нашими войсками.

После службы в газете «За Радянську Україну» отца направляют в газету 16-й воздушной армии. С последней его фотографии, датированной 24 сентября 1943 года, смотрит он, улыбаясь добрыми глазами близорукого человека (наверное, чтобы иметь боевой вид, он запечатлел себя для истории без очков, придающих ему вид сугубо штатского человека) в форме военно-воздушных сил в лихо сдвинутой фуражке, в кителе с погонами капитана и медалью «За оборону Сталинграда» - единственной боевой наградой, которую он успел получить. За его спиной угадывается пейзаж родной Украины. И кажется, что, обращаясь к своим родным и близким - жене и сыну, он говорит: «Как хорошо и радостно стоять на родной освобожденной земле. Пройдет немного времени - и мы будем вновь здесь вместе».

Не случилось, не привелось. Лишь несколько десятков километров не дошагал капитан Ильевич до родного Киева.

Из всего немногого, что осталось в память о нем, особенно дороги для меня его письма. 104 сохранившихся письма. Небольшая стопка пожелтевших от времени листков, полных любви и мужества. Маленькая хроника большой войны.

О чем же писал отец в своих письмах с фронта, что его вдохновляло, радовало, огорчало? Об этом выдержки из некоторых писем.

2.IX.41.

«... О себе особенно много писать не могу. По-прежнему чувствую себя хорошо. Это письмо пишу из Киева. Имеется случай вручить его товарищу, который едет в Москву. ... В Киеве полный порядок. С удовольствием вдыхаю его чудесный воздух».

6.XII.41.

«...Особенно в последнее время происходит столько радующих сердце событий. Взятие Ростова и наступление на Южном фронте, да и у нас немало хороших успехов. Ты не представляешь себе, какой подъем в частях. У всех одно желание - поскорей разгромить врага. В Ростове фон Клейсту поставили хороший клистир, немного почистили ему желудок. Да так, что он еле добежал до Мариупольской уборной. Ты меня извини, конечно, за такой неизысканный образ, но по отношению к этим сволочам какую грубость ни скажи - все звучит очень мягко. Внутри каждого из нас накопилось столько злости и ненависти к этим негодяям за все содеянное ими, за наш дом, за наш родной Киев, за все слезы и несчастья, которые довелось из-за них перенести нашим людям.»

19.XII.41.

«...Сейчас враг катится назад в десять раз быстрее, чем наступал. Ежедневно сводки приносят большие радостные вести с фронтов. Наконец я смогу быть ближе к тем местам, где решается судьба нашей Родины, где куется Победа.

...Ты ведь у меня боевая жена, прекрасный товарищ моей жизни и мы будем с тобой бороться со всеми жизненными препятствиями. ... А письма твои, которые я получил в одночасье, если не Монблан, то во всяком случае не ниже горловского террикона».

1.03.42.

«...Из своих новостей, что могу тебе написать. О том, что мне присвоили очередное звание «старшего политрука». Теперь получил новое назначение. Работаю начальником издательства нашей газеты («За Радянську Україну». - С.И.), но по-прежнему остаюсь литературным сотрудником.»

10.03.42 г.

«...Вчера мы с большой помпой отпраздновали шевченковские дни. Вы, вероятно, слушали радиопередачу с нашего фронта. Торжественное собрание транслировали все радиостанции Союза. И это замечательно, умнее придумать ничего нельзя. Фронт празднует память Великого Кобзаря».

«...Я тебе по-моему ничего не писал о городе, где мы сейчас находимся. Это довольно приличный город, правда, намного слабее нашего Киева и Харькова. Но это все же очень приятный, благоустроенный, культурный город. Но, как сказала жена Бажана, самый лучший широкий проспект этого города она охотно обменяет на узкую грязную Дегтяревскую улицу на Лукьяновке, а самый роскошный особняк на хижину на Глубочице».

14.03.42.

«...Сегодня 14 марта, но здесь весна еще не чувствуется. Мороз хотя и не очень сильный, градусов 16-18, но ветры очень резкие и холодные. Вот тебе и весна в марте. Но это только кстати, так как фрицам эта погодка не нравится. Ежедневно их сюда привозят. Трудно себе представить, какое это отвратное зрелище: оборванные, страшно опустившиеся люди, с нервно бегающими глазами, а вшей уймище».

19.05.42 г.

«Сознание того, что наше живое слово доходит до людей, оторванных от советской жизни, и будит их к активной борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, поднимает дух.

...Шиян и Давидзон сегодня приехали с переднего края. Они были свидетелями того, как в один день на разных местах одного участка фронта немцы пытались прорвать нашу оборону, бросив около 250 танков, и только один из них сумел удрать. Остальные были подбиты или сожжены. Показательно, что теперь народ наш немецкие танки научился встречать, терпеливо дожидаться их приближения и со всем нашим широким гостеприимством посылать фашистам советское угощение из противотанковых пушек и ружей».

5.04.42 г.

«...Сегодня выслал Сталюшеньке подарочек - собрание сочинений Лермонтова (храню как реликвию. - С.И.).

...Ждем весну, ждем хороших перемен. Хотя гитлеровцы и много кричат о весеннем наступлении, но кому доведется наступать, увидим дальше, а пока его весенние резервы пошли под жернова на перемол».

27.06.42 г.

«...Здесь, где мы стоим, очаровательный уголок. Село омывается двумя реками. Население сплошь украинцы. Чувствуешь себя, как на Киевщине. Народ очень хороший, открытый, исключительно гостеприимный и радушный. Не успели мы приехать, как бабы и ребятишки тянут крынки с молоком, самогон, творог. О деньгах никто и слушать не хочет».

24.09.43 г.

«...Четыре дня не писал. Вчера вечером приехал из командировки, был в двадцати пяти километрах от нашего города. Не представляешь мое состояние. Здесь все знакомо и мило. Хочется поскорее быть здесь, в этих краях, ставших нам родными.

...Немцы активно голосуют ногами, но им нигде не удается оторваться от наших наступающих частей. Вчера я был в одном селе, отбитом у немцев. Мне жители рассказывали, что последний фриц, уходивший из этого села, очевидно, пьяный, плясал на подводе, хлопал в ладоши и кричал: «До мамки, до мамки едем». А потом горланил частушку: «Нима водки, нима вина. До свиданья, Украина. Война гут, война гут. Фрау дома, фриц капут».

А вообще след, оставленный ими, тяжелый. Сколько уничтожили здесь они людей. Сперва поголовно всех евреев, а затем всех, кто хоть сколь активно участвовал в советской и колхозной жизни. Все, что пишут газеты, это даже не сотая доля отражения всего содеянного немцами. Тяжело на душе, когда видишь на попелище малышей голодных и бледных. И это не в районе боевых действий. Немцы сжигали целые села вместе с жителями за одно то, что из этих сел ушли в партизаны 3-5 человек».

И последнее письмо, датированное 6 октября 1943 года, адресовано мне:

«Дорогой сыночек! Посылаю тебе отрывок из поэмы Маршака «Почта военная», который я тебе специально переписал из газеты «Красная звезда». Рекомендую тебе выучить его на память. Как у тебя с письмом? Настоятельно тебя прошу заниматься выписыванием из книг».

На этом переписка оборвалась. Отец не знал и не мог знать, что встреча с женой и сыном в освобожденном Киеве не состоится.

В Конотопе на Выровском кладбище стоит высокий обелиск с уже ставшей хрестоматийной фигурой скорбящего воина. Здесь в братской могиле покоится прах моего отца.

И еще не знал мой отец, что через полвека память о нем, погибшем на фронте Великой Отечественной войны, будет навечно запечатлена в архиве Иерусалимского музея Холокоста Яд ва-Шем (память и имя).