ПЕРЕЧИТЫВАЯ ПУШКИНА

Творчество Пушкина поражает своим нестареющим мастерством, новаторством, сохранившим свежесть идей, потенциальную мысль для сменяющих друг друга поколений. Его произведения вечно новые благодаря неисчерпаемости и многозначности содержания, тех подводных течений, которые открываются при более глубокомысленном их прочтении и сопоставлении в каждом новом времени.

Это судьба творений великих писателей, чье новаторство является прежде всего сущностью личности, характера, образа мысли, философского видения мира.

Пушкин стремился жить широко, страстно, влюбчиво, в нем ни на минуту не иссякала потребность новых познаний, стремления к самообразованию, приобретению духовных ценностей, хотя, чего там идеализировать, зачастую мечтал и о материальном благополучии, сетовал на затруднения, выбивавшие его из русла творчества, которому он бы хотел посвятить больше личного времени.

И все же, если сопоставить жизненные факты, многие его высказывания, оставшиеся в письмах, заметках, творчество для Пушкина было не выбор профессии, не расчетливая цель поправить свои материальные затруднения на ниве литературы, а прежде всего потребность его натуры, способ самовыражения и самоутверждения.

Каждое новое поколение по-своему трактует его творчество. Был хрестоматийный период, когда Пушкина преподносили примерно так: он писал вольнолюбивые стихи, дружил с декабристами, его не взлюбила знать во главе с царем; они травили его, подстроили дуэль.

Пушкина отождествляли с Ленским, утверждая, что, как провидец своей судьбы, он в этом образе предвидел свою участь. При этом приводили для доказательства строки Лермонтова из стихотворения «На смерть поэта»: ...«как тот певец, неведомый, но милый, добыча ревности глухой, воспетый им с такою чудной силой, сраженный, как и он, безжалостной рукой». И однозначным было толкование Онегина - «лишнего человека», себялюбца, эгоцентриста.

И вдруг открылось - Онегина Пушкин больше жаловал, чем Ленского, и не таясь подчеркивает это во многих строфах, посвященных Онегину.

«Условий света свергнув бремя,

Как он, отстав от суеты,

С ним подружился я в то время,

Мне нравились его черты...»

И не Ленский, а именно Онегин отменил барщину, заменив ее оброком, и «раб судьбу благословил». И Онегин должен был стать последователем декабристов, для чего и писалась с такими трудностями оставшаяся незавершенной десятая глава. Да и дуэли с Ленским он совсем не хотел. В нелицеприятном разборе наедине с собой обвинял себя во многом, что произошло, признавал свою неправоту, но отказаться от дуэли уже не мог, опасаясь насмешек так называемого общественного мнения. Но согласившись на дуэль, опоздал на несколько часов, и это опоздание давало повод дуэль отменить. И секундантам привез своего слугу, а не представителя их сословия, что тоже давало формальное право на отмену дуэли. И пусть окружающим Онегин кажется несколько бездушным, высокомерным, но нельзя не увидеть, что этот умный, сильный, волевой человек глубоко несчастен, что понимает свое несчастье, тяготится той жизнью, которой окружен.

Из этого образа Онегина возникает философская тема в творчестве Пушкина, в той или иной мере пронизывающая все самые значительные его произведения: боязнь счастья, к которому стремятся герои, как непременной его потери, противоборство творческого начала в человеке с завистничеством, тиранией или предательством тех, кто этим обделен, несовместимость гениальности и злодейства.

Чувствовал ли Пушкин силу своего таланта, той гениальности, которая предопределила трагическую краткость его бытия и творческое бессмертие в веках, хотя по «читабельности», популярности в то время он уступал и Державину, и Карамзину, и Батюшкову, и тому же Булгарину, который стал для Пушкина олицетворением злодейства.

Несомненно чувствовал, и это отчетливо проявилось в литературно-критическом наследии Пушкина, разумеется, тесным образом связанное с литературно-художественной его практикой. В своих статьях и заметках, в письмах друзьям он как бы предвосхищал пути развития своего творчества, подводил итоги своему опыту на каждом этапе.

Одним из основных вопросов, которому Пушкин уделял самое пристальное внимание, был важнейший с точки зрения литературной критики и эстетики вопрос о роли писателя в обществе и о значении литературы.

Во многих произведениях Пушкина различных лет содержится защита и пропаганда гражданского значения поэзии, роли поэта как учителя и воспитателя народа, проповедника высоких идеалов свободы и гуманизма.

Идея высокой гражданской роли поэзии воплощена Пушкиным еще в ранних одах «Лицинию», «Вольность» и в стихотворениях «Пророк», «Я памятник себе воздвиг нерукотворный». Затем эта идея получила свое развитие в откровении Пушкина, что «дружина ученых и писателей... всегда впереди во всех набегах просвещения», несмотря на то, что «вечно им (писателям) определено выносить первые выстрелы и все невзгоды, все опасности».

Пушкин многократно и неустанно подчеркивал роль писателя в историческом прогрессе. Так, в «Путешествии из Москвы в Петербург» он писал: «Аристокрация самая мощная, самая опасная - есть аристокрация людей, которые на целые поколения, на целые столетия налагают свой образ мыслей, свои страсти, свои предрассудки. Что значит аристокрация породы и богатства в сравнении с аристокрацией пишущих талантов? Никакое богатство не может перекупить влияние обнародованной мысли. Никакая власть, никакое правление не может устоять противу всеразрушительного действия типографического снаряда».

Многие десятилетия некоторые пушкиноведы, цитируя это высказывание, снисходительно отмечали, что Пушкину было свойственно преувеличение роли идей и слова, характерное для периода просветительства. И вот уже в наши дни гениальное предвидение воплотилось в реальность самым активнейшим образом. Прицельно выпущенные «типографические снаряды», начиненные острейшими общественными и социальными проблемами, пробудили сознание наших людей, проложив своей траекторией пути к радикальным свершениям в стране.

Характерно вообще отношение к наследию Пушкина со стороны значительной части пушкиноведов, кстати защитивших на этом наследии кандидатские и докторские диссертации. Они, эти исследователи, пытаются показать себя «умнее» Пушкина, выпячивая его «противоречия» и объясняя это исторической ограниченностью его мировоззрения. И при этом почему-то забывается, что интерес к Пушкину не ослабевает, что им «восхищались и умнели, восхищаются и умнеют» (А.Н.Островский) каждое новое поколение, а идеи Пушкина не утрачивают своей актуальности по сей день.

Взять, скажем, проблему национальной самобытности, народности литературы, которой Пушкин уделял пристальное внимание. В статье «О народности в литературе» Пушкин решительно полемизировал с теми, кто полагал, что народность состоит в выборе предметов из отечественной истории. Этот признак народности выдвигался в те годы критиками в качестве определяющего. Пушкин опровергает этот критерий, напоминая, что в «Отелло», «Гамлете» и других произведениях Шекспира сюжеты взяты отнюдь не из отечественной этому писателю истории, так же, как и в произведениях Кальдерона, Расина, но «мудрено, однако же, у всех сих писателей оспаривать достоинства великой народности».

На всем протяжении творческой жизни взгляды Пушкина на проблему народности отличались четкостью и последовательностью. Бестужев и Кюхельбекер главными критериями народности считали борьбу с подражанием иноземному и обращение писателя к темам и материалам преимущественно историческим. Для Пушкина решающим был угол зрения писателя, отражение им специфических особенностей национального характера. Главным было умение воспроизвести неповторимое своеобразие народа, которое заключено в совокупности объективных исторических признаков. «Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии. Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий, привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу».

Определение понятия народности, на котором статья «О народности в литературе» обрывается, включает только один аспект - национальное своеобразие. Но Пушкин возвращается к этому понятию в одной из самых глубоких его статей «О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И.А.Крылова».

Изданием на французском и итальянском языках басен Крылова и предисловием к переводам Лемонте Пушкин воспользовался как поводом для изложения своих взглядов на основные вопросы национальной культуры и литературы. Лемонте в своем предисловии заметил, что исключительное употребление французского языка в аристократических кругах русского общества способствовало тому, что русский язык, обслуживавший «простонародные нужды», невольно сохранил свежесть, простоту и чистосердечность выражений. Пушкин придал этой мысли социальное содержание, отметив, что исключительное употребление французского языка русской аристократией и ее равнодушие к родному языку имели и свою положительную сторону - аристократия тем самым не оказывала вредное влияние на «язык и словесность».

Высказывания Пушкина об идейности в литературе, правдивости, национальной самобытности, народности несомненно обобщающие. Они вышли из рамок частного творческого опыта, предвосхитив те процессы, которые со всей очевидностью проявляются в наши дни в национальных культурах всех народов.