Обществоведы без границ? Ироническое исследование

Вообще говоря, все на свете должно иметь границы — любое явление, понятие или движение ограничивается здравым смыслом. Соответственно, обществоведы (социологи, психологи, педагоги, политологи и прочие гуманитарии) должны постоянно держать свой здравый смысл под контролем реальной жизни. Иначе с их стороны социум получает вымороченные идейки, причем довольно часто и за бюджетные, хоть и мизерные деньги. На эти смешные идейки наталкиваешься в газетах, на деловых встречах и укрепляешься во мнении, что человек с высшим образованием и даже с ученой степенью не всегда принадлежит к интеллигенции.

Я далека от того, чтобы морализировать (этим у нас в стране увлекаются преимущественно старые бандиты и старые проститутки), но, право же, нет и не было никогда у нас «гнилой интеллигенции»! Ведь перед тем как сгнить, нужно сначала созреть… Поэтому сегодня речь пойдет об антиллигенции. Вот, например, термины из ее словаря: «бытовой героизм», «черные археологи» (вместо банальных мародеров) и даже «климат микропорядочности в каждой семье». Антиллигент щедр на пустые, но «оригинальные» разговоры, на изобретение новых пустопорожних терминов для обозначения самых банальных сторон человеческой жизни, к тому же он так «прессует» собеседника, что после него случайно встреченный газоэлектросварщик будет казаться не кем иным, как «человеком с открытым забралом»…

Типичный, вымороченный без общения с людьми, кабинетный социолог обязательно несет в себе мессианское начало — это у него «как колокольчик у прокаженного» в средние века. Он обязательно «нагрузит» вас, будто наше общество спасут профессиональные ценности, напрочь забыв о том, что и нацисты были еще какими классными профессионалами. А элементарную человеческую порядочность как измерить — в герцах или в индексах, учитывая индивидуальность самооценок граждан?

Социолог более продвинутый, который уже за рубеж летает на симпозиумы, слегка кичится своим демократизмом. Поэтому ничто глобальное не произрастает. Просто проходят круглые столы, к примеру с проститутками, где их поят кофе, называют «девочками» (и так же рекомендуют называть их журналистам, в крайнем случае — «женщинами коммерческого секса»), на пол­ном серьезе вникают в профессиональные их тяготы, а в итоге вносят предложение оформить «для девочек» специальные комнаты на авто- и железнодорожных вокзалах — и «для психологической разгрузки», и чтобы внесезонно одетый в мини «контингент» зимой мог отогреться… Смешно. Тем более, что нового может сказать социолог, оперирующий самооценками опрошенных, по сравнению с волонтерами, которые работают с проститутками постоянно и давно являются обществоведами, но — в профессиональных границах?

Складывается мнение, что заматеревший «без границ» социо­лог плюсует или же умножает свое мнение на результаты опросов. Зачастую это мнение провинциального, более того, местечкового жителя, который пытается подогнать реальность под свои стереотипы. Больная тема — гендер, проще говоря, отношения меж­ду мужчинами и женщинами в обществах развитой демокра­тии. Может, и есть в этих россказ­нях рациональное зерно, но я не встречала. Раз увидела какую-то ничтожную публикацию о том, что до ХХ века женщины рожали много детей ради их помощи по хозяйству в будущем… Самое смешное, что и в университетах студентам забивают голову псевдолекциями, построенными на обывательщине: например, «позор железнодорожным проводникам, которые сажают в вагоны мужчин прежде женщин, примета у них такая» или «худший враг женщины — это целлюлит». А политика, а «вводить женские квоты в парламенте»… Квоты — это, пожалуй, оскорбительно, попахивает какой-то «социальной инвалидностью». Когда были выборы во Франции, в наших новостийных телесюжетах появлялись молодые матери, которые категорически отрицали выбор президента страны сугубо из чувства женской солидарности. А у нас еще кто-то где-то на задворках социологии дискутирует на эти темы, причем небесплатно.

Однажды я попыталась обсудить с социологиней «без границ» проблему социальных роликов против СПИДа, которые снимает фонд Елены Франчук «АнтиСПИД». Согласитесь, глупые и рискованные «веселые кар­тинки» для молодняка зачастую приносят вред. Например, был сюжет, когда у юных дев спрашивали: «Если к вам подошел зна­комиться парень, и у него нет презерватива, что вы ему скажете?» Семнадцатилетние «прелест­ницы» со всем своим неформальным шармом орали: «Не-ет!» Вопрос был поставлен прямо и четко, вероятно, описывалась принятая в неких кругах социальная норма. Но зачем навязывать с экрана саму возможность секса с незнакомым человеком?! Он может быть болен чем угодно, и не только СПИДом и тубер­кулезом, но и папилломатозом (сейчас это очень распространенное онкогенное заболевание). Он может быть психически нездоров и иметь странные предпочтения в сексе… Социологиня моего гнева не оценила и пробормотала: «Ну не все же презервативы рвутся… И с незнакомцами — помогает». Еще не хватало увидеть где-нибудь социологическое исследование о частотности и вариативности разрыва презервативов по самооценкам населения… И фонду «АнтиСПИД» стоило бы упоминать в своих роликах «о здоровом образе жизни», о том, что полагаться на презерватив — это пятьдесят на пятьдесят, и совместный поход к врачу перед сексом — это показатель взрослого отношения к жизни.

Та же социологиня где-то нашла «типа потрясающее» исследование, что в украинских молодых семьях жена в первые же месяцы после рождения ребенка рвется на работу, пытается устроиться хотя бы надомницей (берет какие-то переводы или стано­вится компьютерной наборщицей).

Что из этого следует? Моло­дая семья хочет круто жить и ни от кого не зависеть; подросло поколение женщин-карьеристок, для которых не важно, простудит ли нянька-наемница их наследника; молодые отцы, получив­шие в детстве чисто женскую, материнскую модель воспитания, не годятся в добытчики и в семье попросту не хватает ни денег, ни мужской ответственности.

Тут возможен целый ряд сценариев, а значит, дополнительных вопросов. Только… социологиня не задает их респондентам. Она просто «нанизывает цифры на кукан» и делает свои чисто обы­вательские выводы, о чем нам с вами не обязательно знать.

Каждый из нас — «стихийный психолог», так глупо называют нас психологи профессиональные. Главное, чтобы они помнили — окончив университет по своей специальности, они не вправе называть себя психотерапевтами. Была я знакома с некой психологиней, которая кроме того, что раздавала интервью обо всем на свете, еще и практиковала на дому как «христианский психотерапевт». Она рассказывала, что приходят к ней сгоревшие на работе бизнесмены, скром­ные старые девы и просто верующие люди. К тому же у психологини постоянно рождаются дети, и она их кормит грудью, не отходя от клиента. Зрелище, вероятно, еще то… Содержание ее семейной терапии сводится к таким постулатам: «Любовь к супругу — это восьмивекторная конструкция — я получаю удовольствие от того, что он получает удовольствие от того, что я получаю удовольствие и т.д.», «женщина должна любить и почитать своего мужа, видеть в нем Дух Божий, и как Христос отдал жизнь за человечество, так и мужчина должен быть готов отдать жизнь за семью»… И тут, в момент кульминации этого нудного речитатива, психологине дозванивается клиентка из другого города с симптомами психического расстройства: она вся в тревоге, в страхах, боится выйти на улицу… «Я как христианский психотерапевт заявляю вам, что с вами все в порядке. Это ваши родственники вас доводят. Боль­ше гуляйте на улице и пейте валерьянку…» Думаю, к вечеру человек с такими симптомами уже должен был додуматься вызвать себе «скорую помощь»… Поэтому требуйте у того, кто пытается называть себя психотерапевтом, лицензию о медицинском образовании. Тогда самозванец только секту у себя на дому сумеет организовать, собрав по своему микрорайону всех юродивых…

На роль «социального медика» иногда «пробивает» и наши правоохранительные органы. Правда, в телепрограммах о деятельности милиции ничего нет «о самоочищении рядов», все больше «о бедных разновозрастных мальчиках и девочках, которые заблудились по жизни и попали либо в проститутки, либо в жертвы, либо в злодеи». Однажды бравый телеведущий в милицейском чине рассказал о своем выезде на происшествие, когда взорвалась начиненная тротилом машина, и водителю, перевозившему его, оторвало голову: «Ну у нас и люди — крови масса, я хожу, замшевые туфли пачкаю, оцепление кругом, а одна пожилая женщина все порывается посмотреть, ее рвет, она отбегает и все время возвращается…» Эти «замшевые туфли в крови» свидетельствуют не только о какой-то «душевной омозолелости», но и о журналистском непрофессио­нализме. В конце концов, выезжаешь «на труп» — обувай берцы… А ведь как остро общество нуждается в милицейских психологах, которые серьезно занимались бы проблемами и тех же жертв преступлений, и «отклоняющегося» поведения преступников. Случается у нас, к несчастью, заведутся где-то «антигерои»—мстители всему человечеству, убивают людей близ дорог или на кладбищах в жертву их приносят. И почему-то комментируют эти вопиющие случаи обычные, «цивильные» психологи, а это глубоко непрофессионально, когда цитируется Фрейд или Адлер на предмет убийцы-«сверхчеловека», которому вынь да положь «власть над человеческим материалом». Поэтому квалифицированные милицейские психологи нужны всему обществу (а не только в колониях), а обычным кабинетным психологам лучше высказываться в тех случаях, где они приносят меньше всего вреда.

Психологи-«грантоеды» в бла­готворительных фондах — это вообще тема отдельного журналистского исследования. Там жен­щинам из неблагополучных семей, которым жилье бы найти да с работой помочь, выдают красочно изданные по западным канонам брошюрки: «Вот это ваши пра­ва — вы будете зачитывать их вашему мужу-извергу, а это права детей — пусть и ребенок свои зачитает, прежде чем его изо­бьют ремнем с бляхой». Попадая в такие фонды, вспоминаешь Эпик­тета: «Человек — это всего лишь душонка, отягощенная трупом». Вот руководительница фонда, дав­но пенсионерка, с рваной полупрокрашенной прической и в мятом трикотаже. Она любит тему сексуальных домогательств: «Жертва не может спровоцировать начальника на домогательства — если она надевает все короткое, может, ей просто жарко. Я настоятельно советую жертвам своих боссов увольняться — ничего ведь не докажешь. А богатые пусть приходят к нам — мы их научим культуре жить с большими деньгами»… Комментарии излишни, впрочем, как и такие фонды.

Писатели-публицисты иногда боятся жить — может, это такой «профневроз». Живя в центре Киева, они оценивают культуру украинцев по числу выброшенных ими же под окна бутылок и пластиковых стаканчиков во время массовых гуляний. Один такой деятель, вылинявший в цвета своей студенческой юности, гонимой в 70-е годы самим КГБ, вдруг выдал: «Только смена поколений даст нам нового украинца». Это в нем говорит именно страх жить реальной жизнью, поэтому общаться с такими людьми для прессы совершенно необязательно.

Журналисты, как и «обществоведы без границ», также бывают хороши. В газетах с массовым тиражом есть клише «массового читателя», который «поймет—не поймет». На первых полосах — ужасы, сцены катастроф и хирургических операций. Ко всему читатели уже привыкли. И здесь возникает некая небрежность, когда не только ужасы описывают, но и походя сообщают их «рецепты»… Вот как можно прорекламировать преступление. Молодая пара дала взаймы случайному знакомому четыреста долларов. Вместо того чтобы вернуть деньги, этот знакомый добавил им проблем — выплеснул девушке в лицо некую субстанцию (название приводится, и «это» продается на каждом углу) и чиркнул спичкой. Как оказалось, ткани лица горели два часа и врачи-комбустиологи ничего не могли сделать. Нет, далее полный хеппи-энд: сорок операций, проведенных столичными пластическими хирургами совершенно бесплатно, верный муж, недавно родившийся ребенок… А теперь поди знай, сколько неуравновешенных людей запомнило этот газетный «рецепт»…

В сущности, дело в ответст­вен­ности за все, что мы делаем. От­ветственность и налагает на нас некие «границы», следуя которым мы всегда будем «в струе» соб­ственного профессионализма.