НОЯБРЬ. КРАКОВ

В «Польских воспоминаниях» Витольда Гомбровича есть эпизод о первом посещении Кракова, поразившем его какой-то аффектированной, экзальтированной «польскостью» соотечественников. «Должен ли был я здесь забыть о мире и замкнуться в своей польскости?» — спрашивал у самого себя Гомбрович где-то на ступенях к Вавелю...

Времена меняются. Вероятно, Краков как был, так и остался самым польским изо всех посещаемых мной городов, однако ни разу мне не приходилось в этом городе делать выбор Гомбровича — Польша или Европа, Польша или мир? С первого дня в Кракове, с призабытого уже почти знакомства с этим городом я чувствовал себя здесь не просто в Польше, но и в Европе, может даже — прежде всего в Европе. И должен засвидетельствовать, что видел в Польше достаточно городов, намного менее польских и намного менее европейских. Возможно, за шесть десятилетий до этого, когда в Краков приехал Гомбрович, большой город был лицом довоенной Польши, болевшей всеми болезнями Европейского континента тех времен, и прежде всего — болезнями изолированности и второстепенности. В зарубежных туристах тех времен чувствовались завтрашние солдаты, уже готовые к бою ради унификации — ради «запада» по-берлински или же «востока» по-московски. И какой должна быть атмосфера того, предвоенного Кракова? А сейчас Краков, уже успевший побывать одной из столиц европейской культуры, — город не изолированный и значительный, город, в котором не нужно делать выбор между Европой и Польшей. Для меня это не просто город, без которого невозможна Польша, для меня это город, без которого невозможна европейская цивилизация. Таким Краков стал, и мне почему-то кажется, что таким он уже когда-то был, — Витольд Гомбрович приехал в свою историческую столицу не в самые лучшие для нее времена, во времена трагического предчувствия, перед которым теряются не только люди, но и города.

Быть частью цивилизации — что это означает? Архитектура, история, зажиточность или все-таки прежде всего атмосфера? Город может быть богатым, но едва ли станет европейским, если в его жизни не будет четко отражаться особый цивилизационный ритм. Город может быть бедным, но то, как ведут себя его жители, то, как вам подают кофе и какие книги читают в городском парке, может точно засвидетельствовать — вы в Европе. У себя дома. И для этого не нужно никуда выезжать, достаточно посмотреть вокруг.

Не знаю, с каким критерием к этой «европейскости» подходить, скажем, в России. В Санкт-Петербурге или в Великом Новгороде я ощущаю себя в Европе намного очевиднее, нежели в Москве, городе, который подается в качестве европейской визитки страны. Но как Европу ни строй — а лихость купеческого богатства ощущается в каждом новом отеле, в каждой новой работе скульпторов и реставраторов. Тем не менее Москва — хотя бы гармонично «евразийский» мегаполис. Киев, наоборот, за последние годы стал чрезвычайно пестрым — европейская изысканность верхнего города теперь уже долго будет диссонировать со степной азиатчиной Майдана Незалежности, и впечатления гостей Киева будут зависеть от того, что им покажут в первую очередь. Тем не менее дело все же вовсе не в архитектуре, а в атмосфере — не утратили ли мы европейскую атмосферу наших городов, сохранившуюся даже в советские времена? Ведь атмосфера Киева, Львова, Черновцов, Одессы, эта атмосфера старой Европы с ее ощущением достоинства города, которая распространялась и на его жителей, со временем должна была стать и атмосферой наших больших промышленных центров, атмосферой Донецка, Днепропетровска, Харькова... А получилось, кажется, как раз наоборот...