«МЕНЯ НЕ ПОСЛУШАЛИ...», или КАК МЫ ЧТИМ «ЗАПОВІТИ БОРЦЯМ ЗА ВИЗВОЛЕННЯ» ВЛАДИМИРА ВИННИЧЕНКО

«...я все время настойчиво доказывал, что девиз самой Украины, Украины без удовлетворения социальных и экономических требований трудящихся, является самым большим врагом национально- государственной самостийности украинской нации... Доказывал безуспешно».

В истории украинского народа найдется немного фигур, в которых так рельефно и объемно отразились бы его, народа, душа и сущность, чаяния и тревоги, счастье и несчастье, сила и слабость, победы и поражения, как в личности Владимира Кирилловича Винниченко, 120-ю годовщину которого сейчас отмечаем. Не так-то легко подступиться к этой неоднозначной фигуре, не нарвавшись на критические стрелы со всех сторон. Поскольку:

Винниченко — против большевиков («...я... четко увидел обман, беспринципность и реакционность московского коммунизма». «Нет у меня доброго чувства, с которым мог бы вспомнить Ленина. «Учитель подлости» — так его называли. Наглость, лицемерие, иезуитство, нечестность с собою покрывают те качества ума и воли, которыми он безусловно обладал»);

Винниченко — против гетмана П.Скоропадского («слюнявого манекена», «никчемной, политически безграмотной фигуры») и С.Петлюры («смешного и вредного для нашего движения человека», «мелкого обывателя с болезненным, маниакальным славолюбием», «человека с болезненным инстинктом оценки»);

Винниченко — против Д.Донцова («почему он не шел в украинский народ,.. почему не организовал душу и тело украинской нации для борьбы за освобождение? Почему, когда... «мягкотелые бездарности» сидели по тюрьмам, Д.Донцов сидел по галицким и венским кафе?»);

Винниченко — против президентов и правительств «в экзиле» («не эмигрантские «вожди» и «министры», а Грушевские, Скрипники, Ефремовы, Хвылевые, даже Любченки и все сознательные «підсовєтські» украинцы тысячами отдавали свою свободу, здоровье и жизнь за него (Украинское государство. — В.Б.), тысячами отдают и сейчас, как в рядах партийных рабочих, так и в рядах активнейшей части украинского населения, называющейся Украинской Повстанческой Армией» (написано в 1948 году);

Винниченко — против... Винниченко. Он с горечью вспоминал свои роковые ошибки, когда, например, будучи одним из руководителей молодого Украинского государства слишком доверял Временному правительству, российским социал-демократам, иллюзорной автономии Украины в составе коммунистической России.

И, в конце концов, Винниченко, даже через столько лет, — против многих нынешних «левых» и «правых», «центристов» и «нейтралов», «демократов» и «партократов», «государственников» и «антигосударственников».

Поэтому-то и не удостоился юбилей Винниченко ни государственных мероприятий (скажем, торжеств в Национальном дворце «Украина» — все-таки первый глава украинского правительства!), ни открытия памятника юбиляру, ни премьерного спектакля одной из 23 пьес прославленного в свое время драматурга, ни обильных публикаций в нашей «свободной» прессе. Юбилейная дата выдающегося человека для плюралистического общества стала бы замечательным поводом для размышлений, но конгломеративному украинцу, закованному в неувядаемые цепи беспамятства и неблагодарности, винниченковское «критиканство» ни к чему.

Почему же слово первого главы первого украинского национального правительства, выдающегося теоретика и активнейшего практика нашей национально-освободительной борьбы, писателя мирового уровня, прозорливого пророка и талантливого пропагандиста оказалось заглушенным митинговым ревом и популистской пустопорожней риторикой? Почему, в конце концов, и сама фигура вечного изгнанника отодвинута, оттерта на второй-третий план? Почему мы так глухи к пророкам, родившимся на наших собственных просторах?

Ответ прост: кто не желает услышать — не услышит. Ведь кому же хочется знать о себе горькую правду, признать свои грехи и немощность? Мало кому!

Не берусь защищать Винниченко или осуждать многочисленных его оппонентов. Это миссия высокомудрого судии-историка, будущего Грушевского. Тем более не берусь за безнадежное дело проповедника идей Винниченко, ведь сказано: «Не сотвори себе кумира». Но и не попирай его, ведь столько уже попрано...

В интеллектуальном пантеоне украинства Владимиру Винниченко принадлежит одно из почетных мест. Еще при жизни его за нерядовые природные способности, острый ум, универсальный, многогранный талант назвали «ренессансным человеком». «И откуда ты такой взялся? — искренне восхищался ценитель высоких талантов Иван Франко. — Среди вялой тонкоаристократичной и слабосильной или ординарно шаблонной и бездарной генерации современных украинских писателей вынырнуло что-то такое сильное, решительное, мускулистое и полное темперамента, что-то такое, что не лезет в карман за словом, а сыплет его потоками, что не сеет через сито, а валит валом, как сама жизнь, в смесь украинское, московское, покалеченное и чистое, как серебро, не имеющее пределов своей обсервации и пределов своего пластического творчества».

А «взялся» Владимир Винниченко со «степной Эллады» — Елизаветградщины, где еще не забыты были великие казацкие предки и витала неуничтожимая слава Украины. Непокорный «мужичонка» и «хохленок», первый ученик в гимназии, демонстративно разговаривавший на мужицком языке и носивший мужицкую одежду, был ненасытен к знаниям. После исключения из гимназии он экстерном сдает экзамен за среднюю школу и поступает на юридический факультет Киевского университета. Но уже на первом курсе — «за политику» — попадает в Лукьяновскую тюрьму. В следующие пятнадцать лет проходит жестокие жизненные университеты — подполье, солдатчина, «дисциплинарный батальон», тюрьма, камера-одиночка, ссылка, бегство за границу... С провозглашением УНР В.Винниченко возглавляет ее правительство — Генеральный секретариат, а со временем — Директорию. Он — главный автор всех четырех Универсалов, последний из которых провозгласил: «Отныне Украинская Народная Республика становится самостоятельным, ни от кого не зависимым, свободным и суверенным государством украинского народа». Но проходит всего лишь три дня, и в Киев врывается кровавая орда М.Муравьева, чтобы изрубить и молодое государство, и ее горячих апостолов и адептов. Винниченко в отчаянии мчится из эмиграции в Украину, даже едет в Москву, к Ленину, но не находит ничего, кроме унижений... В Белокаменной никто о самостоятельной Украине и слышать не хотел. Когда А.Герцен предостерегал, что украинский вопрос всегда будет испытанием для российских демократов, Винниченко уже имел все основания утверждать, что на украинском вопросе российская демократия заканчивается. Примеров тому несть числа и в наши дни.

Уникальность фигуры Винниченко состоит в том, что он был известным литератором- интеллектуалом, возглавившим народный бунт. Его произведения уже в начале прошлого века получили широчайшую популярность в украинской среде — в городах и селах, среди простых людей и интеллигенции. «Кого у нас читают? Винниченко. О ком повсюду идут разговоры, как только речь касается литературы? О Винниченко. Кого перечитывают? Опять Винниченко», — с гордостью и нескрываемой радостью за своего коллегу и украинское художественное слово писал Владимиру Кирилловичу 31 декабря 1909 года Михаил Коцюбинский. Справедливое, достойное признание! Ведь Винниченко доказал, что не только казачество, крестьянство, сентиментальная бабо-дедовщина являются сердцевиной украинских писательских наблюдений. Он вывел из недр народа, из глубин житейского моря, из убогого бытия десятки невиданных до сих пор образов, описал их ярко, мощно и зримо. Когда в рассказах «Голота», «Кузь та Грицунь», «Біля машини», «Голод», «Раб краси», «Краса і сила» перед читателем предстало «дно» общества, то новаторскими стали образы интеллигентов- революционеров в «зарисовках из жизни». Винниченко присуща тонкая наблюдательность, смелость реалистичного рисунка, динамизм и острота сюжета, убийственная ирония, юмор (вспомните знаменитую фразу из рассказа «Уміркований» та «щирий»: «Прочь, чертовая кацапня, из наших украинских тюрем! Чего поналезли сюда?!»). Или о пивной «Малороссия» (рассказ «Антрепренер Гаркун-Задунайський»): «Почему ее назвали «Малороссией» и что в ней было «малороссийского» — неизвестно. Разве что потому, что хозяином ее был еврей и на двадцать домов вокруг не было ни единого «малоросса». Натуральная Украина в миниатюре!»

Современному читателю просто тяжело представить феноменальную популярность романов и «таинственных» пьес Винниченко. Творчество его, к сожалению, на продолжительное время было изъято из нашего читательского оборота. Тем не менее стоит отметить, что, по результатам прошлогоднего социологического опроса, проведенного среди молодых читателей Государственной библиотекой Украины для юношества, утопический роман «Сонячна машина» занял в рейтинговой десятке третье место. А что касается его пьес, то в свое время они шли не только в украинском и российском театрах, а буквально завоевали европейскую сцену и ставились с участием ведущих актеров в Берлине, Лейпциге, Дрездене, Праге, Загребе, Риме, Мадриде. Драма «Чорна Пантера і Білий Медвідь» была даже экранизирована. Винниченко, утверждают специалисты, на 30—40 лет опередил западноевропейскую литературу тем, что впервые ввел в драму экзистенциализм, показал в своем творчестве образцы психологизма, цветистого импрессионизма, неоромантизма. Он имел незаурядный талант живописца — оставил после себя почти сотню больших и малых полотен и эскизов.

Оппоненты, особенно в эмиграции, часто укоряли Винниченко за его заигрывание с большевиками, а Ярослав Пеленский язвительно называл его «внебрачным ребенком Карла Маркса с красивой и темпераментной украинской молодицей». Сам же Владимир Кириллович не отвергал собственную благосклонность к коммунистической идее, считая, что коммунизм является философией всей жизни человека, высшей гармонией его психических и физических сил. Но, естественно, реализацию коммунистической идеи на практике он видел в совершенно иных формах, нежели большевики с их склонностью к репрессивно-принудительным, якобинским методам. Личные встречи с Л.Троцким, Л.Каменевым, Г.Зиновьевым, Г.Чичериным, Х.Раковским, Д.Мануильским и прочими большевистскими руководителями разочаровали его. Они оказались «обрубками бывшего идола», людьми «нечестными с собой», напрочь лишенными понимания сущности настоящей свободы. В конце концов, в 1926 году Винниченко записывает: «Из большевистского красного яйца на глазах вылупливается фашизм». Любопытно, что, будучи активным членом социал-демократической, а затем и революционной партии, Винниченко в общем критически относился к партийной структуризации общества, словно перекликаясь с маркизом Д.Галифакса, который три века назад предостерегал: «Даже самая прогрессивная партия — это заговор против нации». Зная партийную «кухню» изнутри, Винниченко видел, что даже в самых прогрессивных партиях дело всегда доходит до расколов, групповщины, сплетен и подсиживаний, здесь привольно чувствуют себя истерики, неврастеники, извращенцы, авантюристы, пьяницы, разнообразные оборотни (продолжите этот перечень примерами из настоящего).

Человеческая подлость поражала его сердце, а политическая борьба до предела истощала душу. По меткому выражению Н.Жулинского, Винниченко — это «человек, распятый на кресте политики». Как политический и государственный деятель, он — нетрадиционная фигура. В кругу своих коллег, в основном представителей «чистых» социальных группировок, он часто был белой вороной.

«Я пришел в Центральную Раду от плугов, топоров, от крестьянских тайных собраний, от рабочих организаций, от тюрем, подполья, от нищеты, притеснений, порабощения. И потому так же естественно, что я не только теоретически понимал, но и органично, кровно ощущал вес не только национального, но и социально-экономического освобождения трудящихся масс украинского народа...»

И вот именно здесь следует перейти к труду, занимающему в творческом наследии В.Винниченко особое место, — к его «Заповітам борцям за визволення». Написанный в конце сороковых, он увидел свет в 1991 году, освободившись из хранилищ КГБ. Характерно, что его опубликование прошло почти незамеченным (по причинам, о которых частично говорилось в начале этой статьи).

Каковы же основные, концептуальные положения «Заповітів»?

Самостоятельное Украинское государство должно строиться, опираясь на собственный народ, а вовсе не на внешние силы. Последствием ориентации Хмельницкого на Москву, а Мазепы — на Швецию стала полная гибель идеи национальной государственности. То же произошло и в новейшие времена, когда Центральная Рада «значительным большинством высказалась за ориентацию на внешние силы, за то, чтобы позвать на помощь против большевистской орды немецкое войско».

Во-вторых, самостоятельное Украинское государство возможно лишь при условии социального и политического освобождения всего народа. Пока звучал призыв «Україна без хлопа і пана», до тех пор Хмельницкий одерживал победу за победой, но едва лишь изгнанных польских господ начали заменять украинские, энтузиазм народа начал спадать, и Хмельницкий терпел поражение за поражением. Мазепа надеялся добыть в освобожденной Украине привилегии и богатства для себя и своего войска, а о «холопах» опять же и речи не было.

Центральная Рада не заглушила социальные болезни, боялась «эксцессов черни», не учла, что слабым было национальное сознание народа, забитого веками неволи и унижений. «Будучи в гуще народа, я собственными глазами видел, — говорит Винниченко, — что дала нашей нации «ориентация на внешние силы». Я собственными ушами слышал, как украинские массы проклинали Центральную Раду, а с ней и Украину, как отрекались от самого имени украинца». (Стоит ли здесь акцентировать внимание на настоящем, на пренебрежительные насмешки по поводу «колбасного патриотизма», скажем, тех же донецких шахтеров?)

И как итог: «Без ориентации на свой народ, без его участия в борьбе, без его всестороннего интереса и энтузиазма внешние силы нас разорвут и задушат еще на сотни лет». Добавим только, что безразлично, откуда будут те силы — с запада или с востока...

«Меня не послушали», — с горечью констатировал на закате дней Винниченко. А кто к нему, горемыке, прислушается теперь?..