Как физической оптике свет гасили

При слове «оптика» первое, что обычно приходит в голову, это очки. Но на самом деле физическая оптика — понятие неизмеримо более широкое и сложное, и сегодня оно врывается к нам почти с каждой второй новостью из научного мира: там кристаллы вырастили, там свет остановили... Несколько лет назад комиссия США по науке вообще пришла к выводу, что развитие общества в ХХІ веке будет определяться именно развитием оптики.

Немногим в нашем обществе известно, что в Советском Союзе изучение нелинейных параметрических оптических эффектов начиналось с работ нашего соотечественника — львовянина Ореста Влоха, ныне директора Института физической оптики. Физик, открыватель явления электрогирации*, с чисто «западническими» политическими взглядами (которые и привели его в свое время в ряды основателей Руха), он так и не стал в СССР академиком, а на защите его диссертации даже свет тушили: дескать, вот пусть в темноте свои оптические эффекты и демонстрирует.

— Откуда появляются научные открытия? Говорят, Менделеев свою таблицу во сне увидел...

— Людям почему-то кажется, что обязательно должно произойти некое чудо... Если человек работает в каком-то направлении, он анализирует уже известные вещи, видит пробелы и спорные моменты. И приходит к выводу, что должно существовать что-то другое, нечто большее...

В 1956 году, когда я был только студентом, меня забрали в Москву. Я тогда больше ходил в библиотеку, чем на танцы, а ночью сидел в лаборатории. В результате дошел до таких вещей, о которых даже не догадывались в те времена. Рассказываю нашим преподавателям, а они не понимают, о чем я им говорю, — о каких-то тензорах, об изменении симметрии... Вот один преподаватель и предложил: «Знаешь что, тебе нужно ехать в Москву, в Институт кристаллографии ...».

Как мог студент четвертого курса поехать неизвестно куда? Декан отговаривал меня: «Вы же там пропадете, вы же погибнете»!

И все-таки я поехал. К тому времени я уже испытал эти эффекты здесь, что-то собрал, манипулировал, паял, вырастил кристаллы... И директор института с порога мне говорит: «Завтра будешь выступать на семинаре». А на семинаре меня начали валить: «Вот этого не может быть. Покажи нам, что это действительно так!». Показал. Результаты опытов опубликовали, и это была первая статья об электрооптическом эффекте в кристаллах.

Со временем во Львове я открыл явление электрогирации. В советские времена мне говорили, что «этого не может быть потому, что не может быть», причем говорили большие светила, академики. Японцы первыми подтвердили, что такое явление существует.

Мне пять лет не давали возможности защитить докторскую. На защите кандидатской мне тушили свет. Когда я шел в академию, пришла команда «не пущать», поскольку тогда уже были известны мои политические взгляды, я не скрывал их. В Москве я часто разговаривал на украинском языке. Утверждал, что не будет такого Советского Союза, какой он есть, хотя и работал на его потенциал. Меня называли там «бандеровцем». Однажды мне это надоело, и я говорю одному товарищу: «Я бандеровец, а ты власовец». Он мне: «Орест, да ты не обижайся, Бандера — он похлеще нас с тобой Маркса и Энгельса знал, великий был человек». Люди разумные, незазомбированные, нормально все воспринимали.

Если бы я был человеком, не нужным тому государству, то меня бы раз — и до свидания. Но с помощью моих идей можно было, к примеру, измерять расстояние до Луны с точностью до миллиметра, и еще многое, и военные это сразу поняли. Я бывал на секретных заводах, работал там, консультировал.

Только в 1980 году меня выпустили за границу — сразу в Японию. Но то было уже тогда, когда ученый мир признал мое открытие.

— Над чем сегодня работает ваш Институт физической оптики?

— Прежде всего, мы занимаемся параметрической кристаллооптикой. Это оптика разных сред, которые под действием различных внешних полей меняют свои свойства. И это уже дает информацию о том, что происходит в данной среде.

А есть такие вещи, в которых физическая оптика может сыграть мировоззренческую роль. Вот, например, существует всеобщая теория относительности Эйнштейна, объясняющая, почему свет преломляется там, где есть большая гравитация. Согласно этой теории, причиной данного явления является то, что пространство там вроде как неплоское. Оптика же показывает, что так не должно быть. Что свет преломляется за счет одних и тех же оптических эффектов — параметрических. А это уже означает, что нужно пересматривать нашу трактовку космоса... Вот такие исследования у нас сегодня и ведутся, пока что теоретические.

Есть и другие вещи — к примеру, диагностика заболеваний может осуществляться оптическими методами. Интересной проблемой, над которой работает институт, является оптическая томография — с помощью которой можно сразу определить, что присутствует в каждой малейшей точке той или иной среды.

Еще один аспект физической оптики... У всех нас в организме есть сложные биологические молекулы, находящиеся в жидкой среде, например, белки. Эти молекулы, оказывается, можно упорядочивать так, чтобы они из жидкого состояния переходили в кристаллическое. В таких биологических кристаллах хранится информация об организме, но если мы изменим температуру, этот кристалл может перейти в другую фазу... Следовательно, мы, кроме параметрических эффектов — электрооптики, электрогирации, магнитооптики, магнитогирации, — занимаемся и биологическими кристаллами. Это совершенно новое направление — биооптика. Вместе с учеными из других учреждений такими исследованиями занимается мой сын Ростислав.

— Ваш сын также пошел в физику, а не, скажем, в биологию или медицину?

— Он видел, что я делаю, насколько я увлечен своей работой. И, наверное, это ему передалось. Поскольку мама у него — медик, он увлекался медициной. Став физиком, начал интересоваться медициной, которая может быть связана с физикой. Так у нас в институте появилась биологическая тематика. И сегодня ведутся серьезные научные работы на средства из фонда государственного финансирования.

А вообще мы выживаем за счет грантов на международном уровне. Многие идеи мы не можем реализовать — кадров не хватает. Вот, к примеру, была очень интересная идея изучения движения земной коры. К нам подключились исследователи из стран со сложными сейсмическими условиями. Из Армении, Японии... И мы увидели, что не хватает людей для такой серьезной работы. Конечно, подрастают новые специалисты, но жизнь вынуждает их ехать куда-то на заработки...

Сегодня наш институт — это в основном молодежь. Также по тематике института работает 16 докторов наук, 21 кандидат. Есть свой совет по защите докторских и кандидатских диссертаций по оптике и лазерной физике. Мы издаем англоязычный международный «Украинский журнал физической оптики». Вначале издавали на собственные деньги, потом на гранты. С авторов не берем денег, но и не платим. В науке, к сожалению, люди часто предъявляют в качестве новых свои результаты 20-летней давности. Но в нашем журнале такое не проходит: должен быть новый оригинальный результат.

— Недавно на организованной НАТО конференции ваш сын выступал с докладом о магнитогирации, и, насколько я знаю, некоторые физики отнеслись к этому явлению так же скептически, как и ранее к вашему открытию...

— Это целая история. Еще после того, как я открыл электрогирацию, возник вопрос о возможности магнитогирации, то есть аналогичного явления, но не в электрическом, а в магнитном поле. И первые опыты я поставил, и действительно этот эффект наблюдался, но эту идею подвергли сокрушительным ударам.

Уже со временем, когда сын защитил докторскую диссертацию, мы вернулись к этой проблеме. И открыли, что при определенных условиях поглощения света магнитогирация есть, и ничего не поделаешь. Это также новый эффект. Но в настоящее время уже нет той системы регистрации научных открытий, которая существовала в Советском Союзе. На Западе важно то, кто первым открытие опубликовал. И человек как ученый определяется не количеством бумажек с печатями, а, прежде всего, публикациями и их качеством.

— В последние годы премии по физике присуждаются за открытия, сделанные в 70—80-х годах. Свидетельствует ли это об определенном кризисе в физике?

— Если говорить о фундаментальных исследованиях, открывающих какие-то новые возможности, очевидно, так оно и есть. Так же обстоит дело и с оптикой... На многих конференциях, где я бывал, в последнее время действительно не слышно о фундаментальных вещах. Вот на стыке наук можно найти огромные пробелы — непаханное научное поле. А то, что было достигнуто ранее в области фундаментальных наук, в большинстве своем идет в технологии, в промышленность. В Японии, например, мы еще не выступали со своими докладами, к нам уже пришли китайцы, японцы. И их интересовали не явления и эффекты, а наши кристаллы. То есть это уже коммерческая деятельность...

Следовательно, если рассматривать судьбу науки, то вы правы. Но это мировое явление: фундаментальные науки приходят в упадок.

— Вы были одним из основателей Руха, позже депутатом Верховной Рады... Почему вы ушли из политики?

— Меня многие люди об этом спрашивали, говорили, что я не должен был уходить. Но было множество факторов, с которыми я не мог смириться. Возможно, я был слишком идеализированно воспитан.

Прежде, несмотря на то что мне угрожали, я шел в политику, ибо знал, что это важнее науки, на какое-то время я даже отошел от науки. Но политика очень грязна. Рух развалили — такую мощную организацию...

Нынешние процессы очистят нацию от подобных грязных вещей, я убежден в этом. Мы победили страх, когда основывали Рух. Тогда пришел новый страх — уже перед собственной властью. Но народ все-таки поднялся с колен.

* Электрогирация — возникновение или изменение оптической активности в кристаллах под действием электрического поля.