Известная неизвестная битва

70 лет назад произошла одна из самых страшных трагедий Великой Отечественной войны, получившая название «Харьковская катастрофа 1942 года». Тогда в результате неудачного наступления на Харьков были разгромлены войска Юго-Западного фронта (ЮЗФ), и стратегическая инициатива вновь перешла к вермахту. Ослабленная РККА отступала летом 1942 года до Сталинграда и Северного Кавказа. Но мало кто знает, что Харьковскую катастрофу можно было предотвратить. Об этом говорит судьба начальника оперативного отдела штаба ЮЗФ Ивана Никифоровича Рухле, вступившего в должность в апреле 1942 года.

Его назначение было обусловлено тем, что, как опытный работник Генерального штаба, полковник Рухле (настоящая фамилия уроженца Минской губернии - Рухля) был одним из разработчиков успешной операции по освобождению Ростова-на-Дону в конце ноября 1941 года. Рассмотрев после своего вступления в должность материалы о подготовке будущего наступления фронта на Харьковском направлении, он пришел к твердому убеждению, что операция завершится в лучшем случае неудачей, а в худшем - разгромом. Для такого вывода у него были веские основания. Еще 22 марта 1942 г. командование Юго-Западного направления (командующий - С.Тимошенко, член Военного Совета - Н.Хрущев, начальник штаба - И.Баграмян) доложило в Ставку свои планы на весенне-летнюю кампанию 1942 г.: «Разбить противостоящие силы противника и выйти на Средний Днепр, Гомель, Киев, Черкассы и далее Первомайск, Николаев». Было сделано категорическое заключение: южное направление станет для нацистов второстепенным, главный удар они нанесут на Московском направлении. Хотя многочисленные, заслуживающие доверия сообщения источников внешней разведки НКВД, резидентуры особого отдела ЮЗФ в штабе немецкого пехотного корпуса в Белгороде свидетельствовали, что враг планирует нанести главный удар на юге. Это нашло подтверждение и в сообщениях военных разведчиков фронта о крупных сосредоточениях танков в районах Кременчуга, Кировограда, Днепропетровска, Полтавы.

Планы советских войск не являлись для немцев секретом. Если войска ЮЗФ обслуживало всего 10 самолетов-разведчиков, то у противостоящей фронту группировки противника их было 90. К немцам постоянно переходили одиночки и группы перебежчиков, сообщая им последние планы командования. Германские секретные службы к этому времени провели частичную реорганизацию, пополнились кадровыми сотрудниками, подготовили сотни шпионов и диверсантов для заброски в тылы ЮЗФ. Они также подготовили новые руководящие документы, в частности «Инструкция по зафронтовой разведке», «Пособие по контрразведке в действующей германской армии», «Руководство по борьбе со шпионами, саботажем и политической преступностью в армии», «Инструкция по борьбе с партизанами». В конце апреля - начале мая 1942 г. было проведено несколько совещаний абвера и РСХА по вопросам активизации разведки и контрразведки на фронте; обращено внимание на усиление разведывательной и диверсионной деятельности спецслужб на более значительную глубину (400-600 км от линии фронта). Основной костяк нацистских спецслужб на советско-германском фронте составлял абвер (военная разведка и контрразведка, руководитель - В.Канарис), в частности, отдел абвер-«заграница», а также Главное управление имперской безопасности (РСХА - руководитель Э.Кальтенбруннер) в лице его VI управления (внешняя разведка и контрразведка). Против Юго-Западного фронта были развернуты разведывательная абверкоманда 101 «А» (шесть абвергрупп) и диверсионная абверкоманда 204 (4 абвергруппы), подчиненные штабу «Валли»; два отделения (507 и 508) тайной полевой полиции (ГФП); отделение «Русланд-Зюд» вновь созданного под руководством РСХА отдела «Цеппелин» (разложение глубокого тыла противника); отделение зондерштаба «Р» (борьба против партизан и подпольщиков); два армейских, 12 корпусных и более 40 дивизионных разведотделов «1-Ц». Работали две разведшколы - в Варшаве и Полтаве…

Указанные подразделения нацистских спецслужб позволили противнику в течение весны 1942 г. вести активную разведывательную и диверсионную работу в тылах Юго-Западного фронта на глубину до 500 км. Они осуществляли и достаточно эффективные карательные и контрразведывательные мероприятия против советских разведчиков, партизан и подпольщиков. По этим и многим другим причинам грандиозные планы командования Юго-Западного направления (ЮЗН) не нашли поддержки в Ставке Верховного Главнокомандования. Было получено разрешение лишь на проведение частной операции по освобождению Харькова. Но и такую операцию Генштаб дважды опротестовывал у И.Сталина. Верховный Главнокомандующий продолжал колебаться. Однако Хрущев и Тимошенко гарантировали (!) победу. Под их гарантии Сталин и разрешил проведение наступления, приказав Генштабу считать операцию внутренним делом ЮЗН и ни в какие вопросы по ней не вмешиваться. Это был крупный просчет, ведь на этом участке фронта решалась дальнейшая судьба войны. Полковник Рухле обратился к начальнику отделения Особого отдела фронта Михаилу Белоусову, которого он знал по совместной службе, с просьбой доложить его мнение И.Сталину. Дело в том, что особые отделы в этот период войны входили в состав народного комиссариата внутренних дел, а не народного комиссариата обороны, как это было позже. Соответственно, каналы связи у них были отдельные. М.Белоусов доложил об этом предложении начальнику Особого отдела фронта старшему майору госбезопасности Н.Селивановскому. Тот полностью согласился с прогнозом И.Рухле и поручил М.Белоусову с соблюдением строжайшей конспирации подготовить обращение - доклад. Потом Селивановский лично отредактировал текст подготовленного документа. Доклад с пометкой «Сов. секретно. Только лично» отправили начальнику Управления особых отделов НКВД СССР В.Абакумову. Докладная на имя Сталина находилась во внутреннем конверте.

Однако Абакумов, вместо того чтобы доложить Сталину (возможно, боясь проигнорировать члена Политбюро ЦК ВКП(б), связался по «ВЧ» с Н.Хрущевым и сообщил ему, что опытные работники штаба Юго-Западного фронта серьезно опасаются за исход операции. Член военного совета ЮЗН ответил, что такие опасения имеют определенные основания, но теперь «ничего уже нельзя сделать. Всем нам надо работать над тем, чтобы эта операция прошла как можно лучше». Хрущев лгал - Сталин все еще сомневался и, получив адресованный ему доклад, несомненно, эту операцию отменил бы. Стратегическая обстановка на южном направлении к тому времени сильно осложнилась. Разгром Крымского фронта на Керченском полуострове позволил немецкому командованию перебросить 8-й авиакорпус фон Рихтгофена из Крыма в район Харькова. Ставка не смогла в обещанных объемах пополнить Юго-Западное направление личным составом и техникой. Брянский фронт вывели из его состава, фланги Харьковской наступательной группировки не были прикрыты должным образом войсками (особенно это касалось левого фланга). Кроме того, на стыке Юго-Западного и Южного фронтов разворачивались танковые и пехотные соединения армии фон Клейста. Хрущев понял, что источником информации в Москву о провале готовящегося наступления на Харьков является начальник оперативного отдела штаба его фронта. 15 и 16 мая Селивановский и Рухле порознь предупредили члена Военного Совета ЮЗН об опасности прорыва на левом фланге войск противника. Начальник оперативного отдела штаба фронта предлагал незамедлительно перебросить туда резервы, Баграмян же говорил о необходимости использования резервов на правом фланге для развития наступления на Харьков. Хрущев поддержал Баграмяна. А к предупреждению командующего 9-й армией Ф.Харитонова о дате и масштабах немецкого наступления на стыке Южного и Юго-Западного фронтов маршал Тимошенко отнесся с насмешкой: «Не до наступления будет немцам, когда мы ударим».

Дальнейшие события показали ошибочность таких шапкозакидательских настроений.
12 мая перешли в наступление на Харьков войска Юго-Западного фронта, а 17 мая, как и предсказывал полковник Рухле, противник силами 14-й и 16-й танковых дивизий при массированной поддержке авиации нанес мощный удар на ослабленном участке 9-й армии Южного фронта. Сил для отражения такого удара не имелось. Противотанковая артиллерия по распоряжению генерала Баграмяна была передана Юго-Западному фронту для «наращивания наступления на Харьков».

Приближалась катастрофа. На следующий день, 18 мая, обстановка еще более ухудшилась. Генштаб вновь высказался за то, чтобы прекратить наступление на Харьков. Предлагалось повернуть основные силы барвенковской наступательной группировки, ликвидировать прорыв противника и восстановить положение 9-й армии. Сталин с этим согласился. Вот что пишет Г.Жуков в своих мемуарах «Воспоминания и размышления»: «Мне удалось присутствовать в этот день в Ставке при разговоре И.В.Сталина с командованием Юго-Западного фронта. Хорошо помню, что Верховный предложил С.К.Тимошенко прекратить наступление и повернуть основные силы барвенковской группы против краматорской группировки противника. С.К.Тимошенко доложил, что военный совет считает опасность краматорской группы явно преувеличенной и, следовательно, прекращать наступательную операцию нет оснований. К вечеру 18 мая состоялся разговор по этому же вопросу с Н.Хрущевым, который высказал такие же соображения». В итоге, как пишет Жуков, Верховный отклонил соображения Генштаба. «Принимая такое решение, и Тимошенко, и Хрущев не имели представления о критической ситуации, сложившейся в харьковской группировке войск. Разве можно было продолжать наступательную операцию при полном господстве противника в воздухе, недостатке боеприпасов, продовольствия? 19 мая обстановка на юго-западном направлении стала катастрофической».

Ударная группировка противника прорвалась в тыл советским войскам. Только теперь был отдан приказ о прекращении наступления на Харьков. Главные силы барвенковской ударной группы должны были развернуться против армии фон Клейста. Но было уже поздно. С севера прорвались танковые соединения 6-й армии фон Паулюса и устремляются на юг. К исходу 22 мая окружение Харьковской группировки было завершено, а 29 мая закончена ее ликвидация. В плену оказались 230 тыс. советских солдат и офицеров, 87 тысяч воинов погибли при попытке вырваться из окружения.

Главными виновниками харьковской трагедии, несомненно, являлись Тимошенко, Хрущев и Баграмян, настоявшие на проведении операции. Но крайним в этой истории оказался… Иван Рухле, который 21 июля 1942 г. стал генерал-майором и заместителем начальника штаба вновь образованного Сталинградского фронта. В разгар битвы за Сталинград Верховный Главнокомандующий послал следующее сообщение, адресованное Василевскому и Маленкову: «Распоряжение Верховного Главнокомандующего №170585 представителям ставки и государственного комитета обороны об отводе войск 62-й и 64-й армий на средний сталинградский обвод 25 августа 1942 г.

Меня поражает то, что на Сталинградском фронте произошел точно такой же прорыв далеко в тыл наших войск, какой имел место в прошлом году на Брянском фронте, с выходом противника на Орел. Следует отметить, что начальником штаба был тогда на Брянском фронте тот же Захаров, а доверенным человеком тов. Еременко был тот же Рухле. Стоит над этим призадуматься. Либо Еременко не понимает идеи второго эшелона в тех местах фронта, где на переднем крае стоят необстрелянные дивизии, либо же мы имеем здесь чью-то злую волю, в точности осведомляющую немцев о слабых пунктах нашего фронта...»

Через месяц, 24 сентября 1942 г., Хрущев в разговоре по прямому проводу с заместителем начальника Генштаба Боковым дал И.Рухле такую характеристику: «Начальник оперативного отдела Рухле никчемный человек, боящийся ответственности, неточный, неаккуратный и притом трус... Я считаю, что дальнейшее пребывание... товарища Рухле на должности начальника оперативного отдела невозможно». Далее Хрущев потребовал как можно скорее доложить эту информацию Сталину. Реакция последнего на эту явную клевету последовала быстро: «Приказ ставки Верховного Главнокомандования №994209 об образовании Донского и Сталинградского фронтов

28 сентября 1942 г. ...6. Освободить от должности... начальника оперативного отдела штаба Сталинградского фронта генерал-майора Рухле И.Н...».

Дело на генерал-майора фабриковалось под контролем Г.Маленкова, который находился летом и осенью 1942 года на Сталинградском фронте в качестве представителя ГКО. Материалы против Рухле готовились в штабе и особом отделе 4-й танковой армии. Начальником штаба этой армии был полковник Полозов, которого ранее Рухле отчислил из штаба фронта за профессиональную некомпетентность. Особый отдел армии составил для Маленкова справку именно на базе измышлений Полозова и высказываний, которые якобы делал член военного совета Лучко. (Последний, будучи допрошенным в сентябре 1944 г., заявил что никаких заявлений, порочащих Рухле, не писал.) После того как Маленков лично доложил Сталину о результатах «расследования», Верховный Главнокомандующий дал санкцию на арест Ивана Рухле. 4 октября 1942 г. генерал-майор Рухле сдал дела новому начальнику оперативного отдела штаба Сталинградского фронта и отбыл в Москву. Там же, 5 октября, он был арестован. 9 октября, задним числом, было вынесено постановление о его аресте по обвинению в провале Харьковской операции (!) и работе на немцев (следственное дело №Р-751). Тем же способом и по той же причине, что и в случае с Рухле, Тимошенко и Хрущев пытались оклеветать и уничтожить еще одного свидетеля их преступного авантюризма - командующего 9-й армией Харитонова. Но его вывел из-под удара начальник Генерального штаба А.Василевский, доложивший об этом деле Сталину.

О дальнейшей судьбе арестованного генерал-майора рассказал в своих мемуарах экс-сотрудник центрального аппарата военной контрразведки Леонид Иванов. Во второй половине 1953 г. ему поручили подготовку к реабилитации дел ряда осужденных генералов. Вот что он написал об Иване Никифоровиче: «…Однажды среди дел я нашел тонкую синюю папку - дело генерала И.Рухле. Это был один из первых красных офицеров, старый член партии, герой Гражданской войны, награжденный орденом Красного Знамени, стоявший в почетном карауле у гроба Ленина. В этой папке находилась подлинная телеграмма командующего Сталинградским фронтом А.Еременко - И.Сталину, датированная осенью 1942 года, где тот возлагал вину за срыв сентябрьского наступления на готовившего его начальника оперативного управления штаба фронта генерал-майора И.Рухле. На телеграмме красным карандашом личная резолюция Сталина: «Рухле арестовать». Переворачиваю телеграмму и вижу небольшую справку, что И.Рухле сидит в таком-то лагере. Ни приговора, ни решения суда, ни на сколько лет осужден И.Рухле - ничего этого не было. А сидел он уже более 10 лет. Дело показалось мне необычным. Я доложил Д.Леонову (начальнику управления) об арестованном И.Рухле.

- Так я его знаю еще по работе в Генштабе, достойный человек, - сказал Леонов, - оставь-ка папку у меня.

Месяца через полтора Д.Леонов вызвал меня и сообщил, что И.Рухле жив, освобожден, восстановлен в звании генерал-майора и направлен в Петрозаводск заместителем командира стрелкового корпуса к генерал-лейтенанту С.А.Андрющенко.

Позднее, уже работая в Москве и проживая на Кутузовском проспекте, я узнал от жены, что наши соседи сверху - семья какого-то уважаемого генерала. Оказалось, что фамилия генерала - И.Рухле. Так мне довелось познакомиться с человеком, заочно знакомым ранее. О своем участии в его судьбе я никогда ему не рассказывал…»

О Харьковской операции 1942 года написаны целые тома исследований. Но на самом деле она таит немало загадок…

История не знает сослагательного наклонения. Но как бы развивались события в мае-июне 1942 года, если бы Абакумов передал доклад Рухле по назначению?