ФЕВРАЛЬ. ШИРАК

C особым удовольствием комментировал на этой неделе ситуацию, сложившуюся в Европейском Союзе после брюссельского саммита этой организации. Иракский кризис оказался настоящей лакмусовой бумажкой — войны нет, однако высвечиваются потенциальные конфликты, далекие от Багдада и Саддама Хусейна. Конфликты, которые, кстати, и нас непосредственно касаются.

В Брюсселе я просто любовался дипломатическим талантом французского президента. Жак Ширак — один из могикан «старой Европы», Европы Рейгана, Тэтчер и Миттерана. И пускай он был в этой «старой Европе» на вторых ролях, но искусству маневрирования в сложнейших условиях научился. Действительно, никто не может даже сегодня четко описать французскую политику — то ли она антивоенная, то ли скорее антиамериканская, то ли бескомпромиссная, то ли осторожная. Французская позиция безупречно изменчива, как отражение какого-то луарского замка в воде старого залива. Красиво! И Евросоюз не развалился, естественно...

Зато как все сразу изменилось, когда Ширак заговорил о Центральной Европе. Воспитанный дипломат, лидер самого эстетичного из государств заговорил словами обкомовского секретаря, кто бы мог подумать? «Они не воспользовались возможностью промолчать» — это, разумеется, афористично, однако и недальновидно, — ведь речь идет о странах, которые уже завтра будут вместе с Францией в Евросоюзе. Ну а когда уже речь пошла о ребячестве и безответственности тех восточноевропейцев, которые поддержали Соединенные Штаты, и о том, что Румыния и Болгария, таким образом, уменьшили свои шансы на вступление в ЕС, — следовало бы выключить микрофон и успокоиться. Ну почему это позиция Лондона, Рима и Мадрида, также поддерживающих американцев, — ответственная, а позиция Варшавы, Праги или Софии — безответственная? Неужели потому, что эти столицы дальше на восток от Парижа?

Недавно мы обижались на слова руководителя Европейской комиссии Романо Проди, объяснявшего, что Украина никогда не будет в ЕС, пускай даже ее граждане и чувствуют себя европейцами. А я и тогда считал, что с чиновничьей тупостью не стоит полемизировать — границы Европейского континента очерчены не линейкой брюссельских бюрократов, это ценность не бюрократического уровня. Другое дело — понимание этих границ. Президент Франции четко продемонстрировал то, чего многие предпочитали не осознавать: для него все равно существуют «две Европы». Одной можно все, другой нельзя ничего — иначе, зачем было бы еще Генриху Валуа спешить из холодной Польши в солнечную Францию, чтобы сменить корону Речи Посполитой на французский трон? Однако с тех пор политическая география изменилась. И непонимание этого может обеспечить Франции в будущей единой Европе роль не лидера, а влиятельной оппозиционной периферии... А жаль. Ведь мы Францию все равно любим, цивилизацией ее гордимся, Парижем восхищаемся — даже тогда, когда французские президенты говорят о нас то, что на самом деле думают...