Еще раз о толерантности

16 ноября отмечается Международный день толерантности. В эти дни, когда о толерантности будут говорить много, мне вспоминается давняя история, случившаяся в то время, когда это слово употребляли еще не так часто — оно только появилось, а потому вызывало некоторый интерес.

Организовали как-то летнюю школу мира. Отобрали по конкурсу группу очень активных, мотивированных, продвинутых, развитых юношей и девушек — студентов. В течение двух недель историки, этнологи, психологи, политологи и другие специалисты рассказывали им о разных аспектах жизни полиэтнического, поликультурного сообщества и об основном принципе его организации — толерантности. Студенты уже знали о толерантности все или почти все, отвечали на вопросы правильно и грамотно.

На последнем тренинге молодые люди были разделены на команды, которые, согласно условиям игры, принадлежали к разным культурным группам — со своими традициями и обычаями, в чем-то противоположными. На первом этапе, который прошел успешно, игроки должны были понять друг друга и установить контакт. Следующей задачей было разделить некий дополнительный ресурс, до тех пор никому не принадлежавший. И тут включился другой механизм. Группы начали жестко противостоять друг другу. На второй встрече выяснилось, что «убиты» были все — одним преподнесли отравленную еду, другим устроили вооруженную засаду. Сделано это было быстро, азартно, никто не останавливал и не корректировал игроков в их полете фантазии о возможностях дележа ресурса, которым была земля, новая плодородная территория. Когда они поняли, что произошло, то сами испугались и долго не могли понять, почему никто из них не остановил этот ком агрессии. Хотя, точности ради, надо заметить, что один из студентов попытался что-то сделать, передавая информацию ведущим и другой команде. Но, как вы понимаете, обе команды подвергли его остракизму — одни за предательство, другие, не поверив, — за то же самое.

Анализируя игру, ребята взяли на себя ответственность, объяснили мотивацию своих действий и подвергли сомнению собственную этичность. Но проблема, очевидно, заключается в другом. В большой степени молодые люди оказались заложниками системы обучения. В течение двух недель им постоянно вбивали в головы правильные вещи. И то, что произошло, было внутренним протестом на правильность. Ведь в поговорке о халве («если 300 раз повторить слово «халва», то слаще от этого не станет») может быть не один смысл. Если много говорить о халве и ожидать сладости, то может произойти отторжение и самого слова, и его содержания. Многократно повторенные, правильные слова превращаются в свою противоположность, вызывая неприятие — дабы освободить место для критичного осмысления, соизмерения собственного опыта с предлагаемой новой информацией. Так, много говоря о толерантности, ее важности и значении, можно вызвать отторжение самого явления и его ценности. Что, по сути, и происходит в массовом сознании.

В последнее время стало модным говорить о толерантности как об одном из признаков нашего европейского выбора. А, значит, тема включилась в систему образования через семинары, тренинги и прочее, «навалившись» всей своей массой прежде всего на школьников и студентов в летних школах. Поначалу дети отбивались от этой лавины, задавая вопросы. Почему они должны терпеть, и зачем вообще нужна терпимость? А как же честность, искренность и открытость? Другие шли дальше и ставили проблему: если я кого-то терплю, то не означает ли это моего отношения к кому-то, как к слабому и убогому, не могущему за себя постоять?..

Система обучения, как правило, внедряет толерантность «в лоб», чтобы при каждой проверке можно было доложить: дети знают, что это такое. И дети рисуют, пишут, говорят правильные слова.

Да, понимаю, что дело не только в системе образования и идеологическом напоре. Хотя, безусловно, и этот фактор играет свою роль.

О толерантности говорится много и в образовании, и в политике, и в общественном движении. Уже практически нет споров о том, отличается ли толерантность от терпимости, и почему нужно терпеть тех, кто отличается от нас, или тех, кто почему-то не нравится…

Есть мнение, что толерантность пришла к нам с Запада, где ее уже довели до абсурда, закрывая некоей политкорректностью возможность свободному выражению чувств и мнений. Причем однобоко: когда белый человек не может позволить себе даже намека в отношении черного, черный в любой ситуации может обвинить белого в расизме, подменяя проблему этническими показателями. Это в равной мере касается отношения не только к расе, этносу, но и полу/гендеру и сексуальной ориентации. Сразу вспоминается шок наших мужчин, когда, оказавшись где-нибудь в США, они проявляют свою любезность в отношении американок с помощью прикосновений и воздушных поцелуев, а в ответ получают претензии по поводу сексуального домогательства.

В обычном представлении политкорректность — это плохая мина при хорошей игре. Как при абсолютизации искренности и честности можно проявлять учтивость и терпимость к тому, что тебе не нравится, — к миграции, гомосексуальности и так далее? Первая волна напряженности относится к пришлым, чужим, которые своим количеством и инаковостью образа и стиля жизни могут размыть дружные ряды своих.

Припоминается еще один пример симуляционной игры «Кораблекрушение», которая по многим параметрам выступает в качестве некоего социально-психологического эксперимента. Игра заключается в проведении встречи между группой потерпевших кораблекрушение и аборигенами. При этом ни те, ни другие ничего не знают о цивилизации и намерениях друг друга. Эта игра проводилась десятки раз с людьми разных возрастных и социальных категорий на протяжении уже более десяти лет. Практически всегда она заканчивалась конфликтом и агрессией. Страх перед неизвестностью продуцирует агрессию — срабатывает инстинкт самосохранения. Так поступали еще в традиционных, доиндустриальных культурах. Иной представляется чужим, а чужой демонизируется и кажется враждебным, опасным для собственной целостности.

На моей памяти проведения игры «Кораблекрушение» был только один случай, когда удалось избежать конфликта — группа менеджеров по туризму провела встречу цивилизаций как туристическую. Присутствовала лишь некоторая внутренняя конкуренция при демонстрации лучших услуг и условий сервиса. Получился праздник. Для этого потребовалось лишь одно — самостоятельная мотивационная составляющая в контакте с Другими. При соблюдении этого условия появляется не страх, а стремление к собственному развитию. В этом, вероятно, и заключается основной пафос толерантности. Главная суть и ценность ее в том, что толерантность нужна не иным, чужим, отличным от нас, а лично нам. Можно много говорить о постмодерной идее самоидентификации через Другого. Об этом написано много книг и статей. Толерантность как принятие иного и есть тот путь, который дает человеку шанс.

Почему так много говорят и спорят о толерантности? Имманентна ли эта ценность нашему обществу или же это дань моде и «деньги дающим»? Новый виток дискуссий о толерантности был связан с относительно недавним объявлением о начале чтения факультативного курса «Толерантность» в средних школах при поддержке проекта ООН «Создание безопасной среды для молодежи Украины». Руководитель программы Оксана Гарнец подчеркивает: «Мы не рассматриваем толерантность как чисто этническую. Имеется в виду и социальная, и культурная, и политическая». Посему данная программа ориентирована на три основных негативных стереотипа и предубеждения. А именно: по отношению к представителям иных рас, сексуальных меньшинств и ВИЧ-позитивных.

Этот факт также оказался испытанием для скептиков и противников толерантности. Начались подсчеты, сколько же таких людей, к которым нужно изменить отношение. Высказывалось мнение, что тем самым, по сути, реализуется пропаганда «чуждых» взглядов, чужих людей, которым вообще нечего делать в нашей стране. Наиболее ярким образцом явилась статья в одной неоязыческой газете. Не сильно беспокоясь о корректности параллелей и сравнений толерантности в культуре с толерантностью в медицине, автор сыпал некрофильскими образами и «страшилками», описывая то, к чему может привести «толерантность» по-западному. В самом крайнем варианте, утверждал автор статьи, наиболее толерантным является труп («фармакологическая толерантность более свойственна умершим существам», «в первом — фармакологическом — смысле весьма толерантен к лекарствам труп: что в него ни вводи — не оживет»). Или, что не менее страшно, «высшей мерой иммунологической толерантности является иммунодефицит — то есть неспособность организма бороться со многими болезнетворными существами и веществами, попавшими в его кровь и ткани». Эффект сильный. Призывы к родителям заботиться о своих чадах впечатляют. Легко совершив подмену понятий, называя толерантность «ослаблением иммунитета», автор умудрился даже вспомнить демократические ценности в праве свободы выбора. В данном случае права выбора, которого якобы лишают родителей.

Но парадокс состоит в том, что, используя такие яркие образы, как труп и смерть, сам автор, собственно, к смерти и призывает. К культурной смерти, ограничивая себя до аутизма. Похоже, тут опять заговорил страх, но уже перед встречей с самим собой. Отсюда и, по сути, некрофильская самоидентификация. Толерантность — это как способ взаимодействия, ориентированный на самопознание, саморазвитие, определение границ самоидентификации. Это активный диалог в отличие от тихого безропотного принятия всего, что предложат.

Чем же определяется такая мощная разрушительная интенция? По стилистике подхода эта риторика необычайно напоминает времена советской идеологической пропаганды — так же категорична и так же ориентирована на поиски внешнего врага. Защищая «чистоту» общности своего, обычно так увлекаются выстраиванием заборов, что совершенно перестают работать над собственным развитием. В результате мощный забор городится вокруг заброшенной хатки-развалюхи.

Часто высказываются опасения, что толерантность — либеральная модель, которая разрушает и размывает основы и целостность, поскольку позволяет включить в свои ряды новые, чуждые элементы. Но история страны, культуры народов Украины демонстрирует прекрасные образцы сосуществования разных культур. Причем в разных регионах. Так, например, в средневековом Крыму дети из межконфессио-
нальных браков (православные и мусульмане) также могли принадлежать к разным конфессиям. В одной семье мирно сосуществовали разные культуры.

Есть еще и так называемые мягкие противники толерантности, которые предлагают применять этот принцип выборочно, произвольно определяя те группы, которые можно принять. Применяются разные критерии. Прежде всего, конечно, математический — сакраментальное большинство, являющееся показателем истинности и правильности. Исходя из этих размытых критериев, предлагается выбор — кого принять, а кого выслать, не заметить или запретить.

С другой стороны, говорить о том, что толерантность не является нашей насущной проблемой, это еще и романтизация социально-политической и культурной реальности. Невозможно отрицать факт наличия негативных предубеждений и стереотипов, повседневных страхов в отношении представителей своего же государства, нации, живущих в другом регионе, имеющих особенности в некоторых вопросах стиля и образа жизни.

Незнание порождает страх, неуверенность и агрессию. Потому важна информация, понимание иного, а не просто разговоры о толерантности. И это в равной степени важно для всех участников диалога так же, как и для сообщества, и, извините, за патетику, для цивилизации. Это и вопрос многообразия системы, ее сохранения. Не говоря уже о принципах существования в ней. Ясно и то, что унифицирование, технологизация образов жизни порождает и обращение к культурным истокам в поисках самобытности.

Тема большая и трудная. Есть возможность скатиться в морализаторство или же поддаться искушению уйти в резкую и жесткую полемику. Трудно также говорить в общем, не затрагивая вопрос о границах толерантности. Что, в свою очередь, является большой и самостоятельной темой, требующей внимания. И обсуждать эти вопросы нужно не только по случаю праздников и памятных дат.