ЭМСКИЙ УКАЗ КАК ЗЕРКАЛО УКРАИНСКОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ

Указ, подписанный Александром II 18 (30) мая 1876 года во время отдыха в городке Эмс, по замыслу его вдохновителей должен был окончательно вытеснить с политической сцены украинский фактор, сильно портивший «единонеделимский» образ империи.

Эмский указ возник не на голом месте. Он стал завершением более чем двухсотлетней борьбы Москвы против Украины, причем политический пресс сопровождался церковным. Вспомним здесь лишь некоторые эпизоды. 1627 год - приказ сжечь на пожарах книгу Кирилла Транквилиона Старовецкого «Учительноє Євангеліє». 1720 год - указ Петра I: «Вновь книг никаких, кроме церковных прежних изданій, не печатать, да и оныя церковныя старыя книги для совершенна согласія с великороссійскими такими же церковными книгами справливать прежде печати, дабы никакой розни и особливаго наречія во оных не было...». 1769 год - Синод запрещает Киево-Печерской Лавре печатать украинские буквари.

Уже в начале XIX века начальные школы были русскими, украинские же существовали как школы дьяков на средства родителей. Количество последних постоянно уменьшалось. Но украинский вопрос не терял от этого своего значения. И в июле 1863 года министр внутренних дел Валуев издал циркуляр, в котором безапелляционно заявлялось, что никакого малороссийского языка не было, нет и быть не может; что наречие, употребляемое простонародьем, не что иное, как испорченный польским влиянием русский язык, который понятнее для малороссиян, чем сочиняемый для них некоторыми малороссиянами и поляками так называемый украинский язык; что те, кто старается доказывать противное, являются в глазах большинства малороссов сепаратистами, замыслы которых враждебны России и гибельны для Малороссии.

Формальным основанием для валуевского циркуляра послужило польское восстание, в котором будто бы активное участие приняли украинские сепаратисты. На самом деле обстоятельства были следующие. Накануне в ряде реакционных русских и еврейских изданий была поднята кампания против украинских народных воскресных школ как гнездовья сепаратизма. В частности, первым изданием, обвинившим украинцев в сепаратизме, стала еврейская газета «Сион». К этому добавилось дело с переводом Евангелия на украинский язык. Императорская Академия наук поддержала перевод, но для печатания нужно было еще благословение Священного Синода. Последний отдал украинский перевод Евангелия на другую цензуру. Комиссия в составе епископа калужского, начальника жандармерии и киевского генерал-губернатора признали Евангелие в украинской одежде «опасным и вредным».

Вследствие валуевского циркуляра запрет был наложен на печатание по-украински духовных книг, научных и научно-популярных произведений. Воспрещено было употребление украинского языка в начальных школах, закрыты воскресные школы, а ряд украинских деятелей и учителей украинского языка подверглись административным высылкам в отдаленные губернии империи. Даже протест тогдашнего министра просвещения Головина не повлиял на Валуева. Вскоре Синод РПЦ запретил священникам проповедовать на наречиях. Валуевский циркуляр допускал лишь издание художественной литературы на украинском языке. Этот «пробел» как раз и восполнил через 13 лет Эмский указ.

Этот указ вошел в обращение в первой половине июня, когда Главное управление по вопросам печати издало соответствующее распоряжение. Указ не допускал ввоз в пределы империи каких бы то ни было книг и брошюр, издаваемых по-украински; запрещал печатание и издание в империи оригинальных произведений и переводов «на том же наречии»; не допускал никаких отступлений от общепринятого русского правописания; воспрещал различные сценические представления и чтения на украинском языке, как и печатание на таковом текстов к музыкальным нотам; прекратил издание газеты «Киевский телеграф». Большинство посылок на Эмский указ опускают последнее «высочайшее повеление», касающееся упомянутой газеты.

К принятию Эмского указа приложился тайный советник, полтавчанин Михаил Юзефович, сотворивший донос под названием «О так называемом украинофильском движении». В этом опусе Юзефович убеждает адресата, что политические идеи малороссийской исключительности являются выдумкой австрийско-польской интриги. Видных украинских деятелей Драгоманова и Чубинского поливает грязью. Достается «Киевскому телеграфу» и издательству, издающему по грошовым ценам «тенденциозные издания». Но самым интересным оказался вывод Юзефовича. Оказывается, собирательство этнографического материала, организованное отделением Российского географического общества, оживляет буйные инстинкты в народе. Разбойничьи стаи, вооруженные, в масках, которые появляются в крае, сулят начало гайдаматчины. Поэтому, считает Юзефович, необходимы не паллиативные, а радикальные меры, которые бы искоренили причины и не дали злу возможности разрастаться.

Эмский указ имеет еще и другое название, неофициальное - «Закон Юзефовича». Недаром украинский Герострат строчил донос. Он вошел в историю.

Несмотря на желание царского правительства скрыть этот указ, он очень быстро всплыл на поверхность, причем вначале за пределами Российской империи, в первую очередь в Галичине, входившей в то время в состав Австро-Венгерской империи. Стараниями украинских эмигрантов о содержании указа узнала европейская общественность. Например, Михаил Драгоманов напечатал в Женеве в 1878 году брошюру «Украинская литература, запрещенная русским правительством». Он готовил ее специально для Международного литературного конгресса в Париже, в котором принял участие в том же году.

В применении Эмского указа цензурная практика пошла гораздо далее. К примеру, не разрешалось издание никаких украинских газет и журналов, хотя об этом, кроме «Киевского телеграфа», не упоминалось. Вслед за Эмским указом, просуществовавшим три десятилетия, последовал ряд других законодательных актов и инструкций. Так, в 1881 году были приняты изменения к этому указу, которые должны были, на первый взгляд, смягчить положения пятилетней давности. Так, позволено печатать украинские словари, но русским правописанием, а также разрешены сценические представления и концерты на украинском языке, но с рядом ограничений: украинские пьесы подвергались строжайшей цензуре и украинские спектакли допускались не иначе, как с русскими в тот же вечер. Исключалось также существование исключительно украинских трупп. На практике это означало, что порой артисты должны были сыграть в один вечер от 8 до 10 действий, причем русскую пьесу при пустом зале. Кроме того, к представлению запрещались пьесы, в которых действовала интеллигенция.

В 1892 году цензурный комитет рекомендовал подвергнуть украинские книги особенно строгой цензуре, «сокращать число» украинских произведений «в целях чисто государственных», «при малейшем к тому поводе». В 1895 году были запрещены книги и сборники для детского чтения, «хотя бы по существу содержания они представлялись благонамеренными». Запрещались также произведения, в которых цензор усмотрел неологизмы, «нарушающие чистоту народной речи», введением новых культурных понятий. Не разрешались к печатанию сборники, альманахи, ибо они напоминали журналы, а те были запрещены. Украинская речь подвергалась гонениям в устном употреблении. Разговаривать по-украински значило создать себе репутацию сепаратиста, испортить карьеру и прочее.

Следствия эмских «высочайших повелений» нанесли огромнейший вред украинскому обществу. Накануне указа главный очаг украинства - «Київська громада» - насчитывала около 100 членов, после принятия его это количество сократилось до 14 человек. Украинский язык был окончательно вытеснен из высших сфер гражданской жизни. Им не пользовались в сфере науки, не осуществлялось обучение ни в высших и средних учебных заведениях, ни даже в начальной школе. Украинский язык начали рассматривать как язык непросвещенных крестьян. И когда в 1903 году возник вопрос об украинских начальных школах, то некоторые родители протестовали против этого. Царское правительство и русские политики всех мастей наблюдали, некоторые с удовольствием, за подавлением украинской национальной жизни, за тем, как замолкали, не находя применения для своей деятельности, украинские писатели, ученые, общественные деятели.

Запреты на украинский язык постепенно создавали русскую пустыню с отдельными украинскими оазисами. В письме к Ивану Франко украинский поэт и политический заключенный Павло Грабовский спрашивает: «По якому звичайно балакають між собою дома писателі-русини - по-руськи, польськи чи німецьки? Це тим питаю, що мені бажається знати: є руський язик в Галичині язиком літератури однії, чи й жизні? Бо у нас по Україні багацько є таких, що пишуть по-українському, а балакають по-московськи».

Некоторые цензурные ослабления начались в 1905 году. По поручению Кабинета министров в этом же году Императорская Академия наук подготовила записку-реферат «Об отмене стеснений малорусскаго печатнаго слова». Академики пришли к следующему выводу: «...необходимо ныне же отменить Высочайшие повеления 18/30 мая 1876 года и 8 октября 1881 года, а также удостоившееся Высочайшего одобрения распоряжение Министра внутренних дел 1863 года, послужившее для тех повелений основанием. Вместе с тем все вышеизложенное привело Академию наук к убеждению, что малорусское население должно иметь такое же право, как и великорусское, говорить публично и печатать на родном своем языке».

Царское правительство никогда не признало существование запретов на украинский язык, но когда наспело время больших общественных перемен 1905-1906 годов, оно, по меткому выражению Михайла Грушевского, бросило свои злодейские отмычки в воду - но опустило их на мель, чтобы при первом случае поднять их и заняться своим обычным ремеслом. Так и было на самом деле. За период от 1906 до 1914 года правительство не разрешило открыть ни одной украинской школы, украинцы, как и прежде, побаивались разговаривать на улице на родном языке. Новая антиукраинская кампания усиливалась. Александр Довженко вспоминает в «Автобиографии»: «Заборонено було в нашому середовищі розмовляти українською мовою. З нас готували вчителів-обрусителів краю. В Київській, Подільскій і Волинській губерніях до нашої платні (учителей. - Т.М.) згодом додавалася якась надбавка, здається, 18 крб. на місяць, за обрусіння краю». В июле 1914 года закрыта единственная ежедневная украиноязычная газета «Рада», а сразу же после начала войны и оккупации Галичины русскими войсками идеолог русского шовинизма П.Струве призвал широко и глубоко русифицировать Галицию. Вскоре этот призыв начала осуществлять солдафонскими методами русская военная администрация. На Буковине, в Галичине и на Перемищине было запрещено употребление украинского языка, украинские учреждения и периодические издания, кроме москвофильских, закрыли.

И после падения царского правительства отношение к украинству коренным образом не изменилось. Весной 1917 года Временное правительство приняло закон, согласно с которым употребление украинского языка ограничивалось частными заведениями. Украинский публицист В.Левинский в 1917 году писал: «Словно черная тень, неотступно следует за российским кнутом великорусская школа, книга, газета, театр, исполняя здесь «культурную миссию» господствующей московской нации... Меж великорусскими кнуто- и культуртрегерами и запряженными в их колесницу «малороссами», с одной стороны, и украинцами, с другой, идет борьба за душу спящего еще сном праведных великана-народа, за душу украинской этнографической массы».

Вскоре началось новое возрождение. Таких возрождений в ХХ веке было несколько, и все они не были длительными. Но так называемый «украинский вопрос» стереть не удалось, а украинский фактор превратился в конце века в украинскую государственность.