ЭКСПЕРИМЕНТ У ПАРАДНОГО ПОДЪЕЗДА

Власть хочет доверия

— Мы должны создавать в стране доверие к власти, — сказал, приступая к своим обязанностям, нынешний премьер-министр. Конечно, он абсолютно прав: что это за власть, если она не опирается на доверие народа?

Есть, правда, в проблеме доверия известные «кассетные» нюансы. Но сейчас речь не о них: ибо мой мелкий, сугубо частный вопрос не может да и не должен решать ни Президент, ни премьер, ни министр, ни государственный секретарь. На всех нас их никак не хватит — даже при всем желании.

Поэтому и предлагаю посмотреть на проблему не сверху или сбоку, а снизу и изнутри. Поискать ответы не на улице Банковой или Грушевского, а в отдельно взятом районе. Ведь реальная жизнь миллионов «маленьких» украинцев протекает не в Липках, а в своем районе.

С кем имеет дело в массе своей население, как не с родным
жэком, собесом, участковым милиционером и районным начальством? О Президенте, премьере, разных министерствах и даже городской администрации Киева 99 процентов населения знает лишь опосредованно — через слухи и прессу. Им можно верить или не верить. А собственным глазам и ушам мы пока еще доверяем.

Вот о личном опыте «из первоисточников» могу поделиться фактами, а если хотите — то и комментариями.

Экcперимент районного масштаба

Вопрос к власти (обратите внимание: вопрос не политический и не бизнесовый, а сугубо личный) на уровне Святошинского района столицы у меня возник еще в декабре 2000 года — когда наш район еще назывался Ленинградским. И дело абсолютно тривиальное: сделать перерасчет в документе.

Сегодня, в 2002 году вопрос уже решен. Правда, решен не исполнительной властью, а судебной. И не за один, как требует закон, а за 13 месяцев. Из них восемь я потратил на личный эксперимент по теме «маленький человек и местная власть». Ибо, в отличие от громких фактов, героев и антигероев, о которых обычно пишут газеты, в моем случае все маленькое и рядовое, т.е. как в жизни миллионов. Можно сказать, типичный случай.

Когда решение, которое требует максимум двух часов, чиновники «социальной защиты» (защиты населения!) растянули до четырех месяцев, коллеги посоветовали «дать на лапу» или выйти прямо на министерство — благо такую возможность дает служебное положение. «Так все делают», — уверяли друзья, и я им верю. Ведь нормальные герои всегда идут в обход.

И пошел уже было таким путем, да остановила простая мысль: пойти в обход — значит, признать, что в моей позиции есть какие-то изъяны, т.е. я прошу такое, в чем мне по закону можно и отказать. Выйти на министерство — значит, отдать вопрос на усмотрение чиновника, а не закона, который всецело на моей стороне. Вроде бы я милостыню прошу: дадут — спасибо, а нет — извините, мы люди не гордые: утремся и поищем другие варианты.

А как же быть остальным гражданам — тем, кто выйти на министерство не может, а давать взятку не хочет или нечем? Кроме того, если чиновники позволяют столь вопиющие нарушения по отношению ко мне, человеку юридически «подкованному», то что же ждет гражданина обычного — с законами малознакомого? Если власть позволяет откровенно плевать на гражданина в столице, то каково людям в провинции?

Так я и пошел на эксперимент: пока меня чиновники и чиновницы футболили от стола к столу, я с апреля минувшего года все стал брать на заметку, продвигать дело строго по закону. Иными словами, из подопытного объекта я превратился в проводящего опыт, а они — из субъектов трагикомедии превратились в объекты наблюдения.

Для типологии важно, что процесс шел совершенно естественным путем. Никто ничего заранее не планировал, не моделировал, как бывает при проведении социологических экспериментов различными фондами, центрами, институтами и т.д. Социологи должны сначала изучить ситуацию в целом, потом выдвинуть гипотезу, сделать репрезентативную выборку, потом проверять гипотезу опросом или другим вмешательством в текущую действительность. А тут — никакого вмешательства со стороны: только я и чиновники, наблюдающий и наблюдаемые.

Вот тебе, дедушка,
и Юрьев день!

Как человек законопослушный и предусмотрительный, еще в ноябре 2000 года, до подачи заявления, я проконсультировался у заведующей отделом, который принимает документы и решает такие вопросы. Потом принес заявление и комплект документов.

— Отлично, — сказала инспектор. — Оставляйте, ждите, мы сообщим.

Через месяц сообщает: контрольный отдел вышестоящего — городского — управления просит предъявить справку, что ваше предприятие государственное. (Это при том, что на бланке и на печати черным и красным по белому написано: «коллективное».) В ответ объясняю: в законе прямо указано, что его действие распространяется на предприятия всех форм собственности.

Прошла еще неделя — опять вопрос, подобный предыдущему. Опять отвечаю — со ссылкой на закон и постановление Кабмина. Через пару недель — еще пара вопросов и пара ответов... Каждый раз я спрашивал, понятно ли? Понятно, отвечают, подождите еще немного.

Пинг-понг продолжался три месяца, пока в ответ на очередной звонок меня спросили: а разве ваше дело еще не передали в другое учреждение? С 1 апреля начался эксперимент, и мы уже этими вопросами не занимаемся…

Три месяца обещаний, заверений, консультаций, ожиданий, нервотрепки — и все псу под хвост? А ведь знали же, что после 1 апреля умывают руки и что закон дает на мотивированный ответ не более одного месяца...

Г-н премьер, будьте человеком. Но не лохом!

Анатолий Кириллович! Если понесете в учреждение заявление, не покупайтесь, как я, на улыбки, искренние просьбы и заверения самых симпатичных и обаятельных чиновников и чиновниц. Ведь с точки зрения закона устные обещания ничего не стоят, если авторы от них отрекутся.

Разве что вас постоянно будут сопровождать три человека, готовых в случае конфликта выступать свидетелями. Может, ваша охрана подтвердит, сколько раз и о чем вы говорили с инспектором и заведующей отделом? Если они не слышали — считайте, этих разговоров не было.

Я, к примеру, просил, ждал, верил, надеялся, входил в положение — как нормальный человек. Но спустя 11 месяцев сообщаю с полной папкой документов: наши учреждения функционируют не по людским, а по лагерным «понятиям». Человека заставляют вспоминать заповеди: «не проси, не доверяй, не надейся». Того, кто игнорирует эти правила, т.е. нормальных людей, сообщество бюрократов в любой момент может спокойно и безнаказанно «кинуть» — как мошенники с шариком под стаканчиком на глазах обжуливают лоха в подземном переходе.

При том, что многие служащие в учреждениях — вполне нормальные, порой даже приветливые люди. Некоторые из них неплохо знают закон, а кое-кто даже стремится ему следовать. Но вот сама система душит любые благородные порывы.

Например, садистской игрой в испорченный телефон.

Секретили как лучше,
а вышло…

Г-н премьер, имейте в виду, что райуправление часто служит ширмой для главного нарушителя наших прав и интересов. Оказывается, «все схвачено» контрольным отделом Главного управления соцзащиты Киевской госгорадминистрации.

Вполне допускаю, что творцы системы хотели как лучше: прикрыть сотрудников отдела от давления или финансового искушения извне. Сильно сомневаюсь, что этот замысел работает без проколов — разве что против таких, как я, действующих строго по закону.

Как раз в моем случае полную секретность обеспечили. Не знаю ни одного сотрудника этого отдела: не видел, не слышал, не читал. Ни одного имени, фамилии, фотографии, возраста, образования тех людей не знаю. Да и знать незачем: ни просьбы, ни угрозы, ни взятки я им адресовать не собирался. Вряд ли и премьер на такое пойдет...

Однако по содержанию вопросов, которые транслируют через райуправление, можно кое-что представить. Возьмите ту же первую претензию, которую в моем случае можно перефразировать так: докажи, что ты не лысый. Объяснял, ссылался на законы — глухо как в танке!

И глухота тут не простая и не случайная. Ее обеспечивает лукавство системы: все «гвозди» секретный отдел забивает руками сотрудников районных управлений. Их заставляют транслировать самые невероятные и откровенные глупости, а затем — выслушивать естественную, порой весьма эмоциональную, реакцию посетителей.

Вас, Анатолий Кириллович, знают как человека сдержанного. Но, на всякий случай, будьте готовы спокойно выслушать самые абсурдные претензии от анонимных (!) чиновников.

Кто шил костюм?

Эту знаменитую репризу 70-х годов в исполнении Аркадия Райкина вы помните наверняка — ведь мы с вами одного, послевоенного, поколения. Ответ на вопрос простой: «мы шили». Примерно так происходит и тридцать лет спустя здесь и сейчас в системе соцзащиты.

Просто спрятать секретное подразделение за чужие, в основном дамские, спины — кому-то показалось мало. Он освободил структуру от любой ответственности перед гражданами и перед обществом: когда я попросил дать письменное возражение от «засекреченного» отдела, опять получил отказ — они писем или резолюций не пишут, а дают только устные замечания.

Ну не чудесное ли заведение: делай, что хочешь — отвечать заведомо не придется. Помните крылатую ныне фразу про абсолютную власть, которая развращает абсолютно?

Когда я попытался встретиться с представителем секретного отдела, чтоб ответить на все вопросы сразу, в районном управлении возразили: туда вам нельзя, туда никого из заявителей не пускают, все вопросы — только через нас.

Чуть позже я узнал, что такой запрет является не только неразумным, но и незаконным: первая часть ст.18 закона «Про звернення громадян» гарантирует заявителю право «лично изложить аргументы лицу, которое проверяло заявление или жалобу...».

Но в наших учреждениях лиха беда начало: главное — совершить первую глупость (или хамство, или…). А дальше вступает в силу «эффект домино»: одно нарушение тянет за собой следующее — ведь надо же как-то оправдать предыдущее. Так со временем мизерный вопрос превращается в толстые папки «входящих» и «исходящих»: дела идут, контора пишет… за счет тех самых налогоплательщиков, над которыми и измывается система. Система, на оплату которой всегда не хватает бюджета.

Последняя капля

Даже после апрельского сюрприза соцзащиты я еще надеялся покончить дело миром. Отправился в другое районное учреждение. Выстоял очередь, рассказал инспектору о своих проблемах и спросил, когда же, наконец?

— А нам вашего дела еще не передали из соцзащиты, — спокойненько так отвечает инспектор. — Как передадут, так и посмотрим…

Из года в год у госслужащих просят: справку, пособие, компенсацию, субсидию, пенсию... А законы, постановления Кабмина и разъяснения министерств у нас такие, что порой можно дать, а можно — и не дать: с какой стороны посмотреть. Свыклись чиновники со сладким правом казнить иль миловать по своему усмотрению. Не закон исполнять, а делать (или не делать) одолжения. Этот просит ласково и заискивает — можно дать. А этот даже не улыбается — может, отказать?

Все знают, что вы, Анатолий Кириллович, улыбаетесь редко, что может вам дорого обойтись. Правда, сегодня вам еще не откажут: чиновники телевизор смотрят, знают, что Кинах А.К. — премьер-министр. Я вам желаю жить еще так долго, чтобы когда-нибудь оставить государственную должность и выйти на заслуженный отдых. И тогда...

Не советую в райсоцзащите или, например, в пенсионном фонде спокойно говорить: мне положено — вот по этому закону, и потому закон исполняйте, пожалуйста.

Не советую потому, как вот что из этого у нас в Киеве получается.

Трудно быть умным

Почему чиновникам не хватило трех месяцев, чтобы сделать расчет, который занимает максимум два часа? Первая причина, думаю, всем, известна: в учреждениях процветает неразбериха и некомпетентность.

Но главное, это круговая порука и принципиальная безответственность перед обществом вообще и человеком в частности. По ходу моей «эпопеи» чиновники нарушили Конституцию и минимум три закона не менее двадцати раз: дальше я просто перестал считать. Это не только мое личное мнение — это документальные факты, а также решение суда. Но ни один нарушитель не получил хотя бы замечания. По крайней мере, мне не сообщили, хотя по закону обязаны.

Если вы не станете выпрашивать решение как милостыню, у чиновников руки до вашего дела не дойдут. Если вы станете объяснять, ссылаться на законы, постановления Кабинета министров, приложения к постановлениям и пр., то попадете в типичные ножницы.

С одной стороны, не зная своих законных прав, с чиновником вступать в диалог нет смысла: разве что дать «на лапу». Но мы этот вариант уже отбросили.

С другой стороны, знать законы у нас вредно в квадрате.

Во-первых, потому, что «умных» издавна просто не любят, а порой даже пламенно ненавидят: он, видишь ли, тут нам разъяснять будет!

Во-вторых, действует известный эффект «горя от ума»: чем лучше человек знает закон, тем более возмутительны в его глазах «художества» бюрократов. Ведь нелепые, очевидно незаконные требования со стороны чиновников юридически темный человек воспринимает как должное, а знающий — как издевательство над личностью. Как оскорбление той же Конституции, которая провозгласила: главной обязанностью государства является утверждение и обеспечение прав и свобод человека (ст.3 Конституции).

Вдобавок к этому нормальному человеку трудно и противно терпеть шизофреничное по сути поведение: думать одно, говорить другое, а делать третье. Наверное, психика сопротивляется такому растроению сознания, и тогда некоторые стараются говорить то, что думают, а делать так, как говорят.

Если вы не закон подгоняете под предварительно принятое решение, а наоборот — решение принимаете, исходя из закона, то вас, Анатолий Кириллович, в наших заведениях вполне искренне не поймут. Ведь постсоветский чиновник закону не следует, а использует его — чтобы оправдать решение, которое уже кем-то принято (чаще всего — исходя из прецедента или из собственных понятий о справедливости, из обычаев или соображений целесообразности).

То есть, выдергивая фразы из закона, которые оправдывают уже принятое решение, многие служащие иногда даже искренне считают, что в этом и состоит законопослушность. Хотя до знакомства с законом обычно дело не доходит: наши чиновники исполняют разве что приказ начальника, да еще служебную инструкцию — даже если она противоречит закону.

Сороковая роковая

Г-н премьер-министр, а также все правозащитники в Украине!

Обратите внимание на тот факт, что из всей нашей великолепной Конституции для «маленького» гражданина осталось только одно реальное право: обращаться к органам власти, которые обязаны рассмотреть обращение и дать обоснованный ответ в установленный законом срок (ст.40).

Право гражданина на получение обоснованного ответа охраняют множество инстанций, в том числе районные и городские госадминистрации, прокуратура и, конечно, суд. Проходить поочередно каждую нашу инстанцию — жизни не хватит. Не хватит хотя бы потому, что многие учреждения попросту не отвечают на заявления граждан. Не отвечают совершенно безнаказанно, не взирая на Конституцию. (Подробнее — чуть ниже.)

Поэтому советую сделать как я — написать всем сразу. Не удивляйтесь, если власть среагирует равнодушно-пренебрежительно.

Святошинское отделение Пенсионного фонда, например, после письменного заявления просто молчало четыре месяца — пока не получило повестку с требованием явиться в суд в качестве ответчика. А получив, одна из руководителей этого заведения попыталась вызвать заявителя (меня то есть) к себе в учреждение: судя по эмоциям в телефонной трубке, чтобы выволочку подлецу устроить...

Государево око

Мой эксперимент показал, что нарушать законодательство местной власти помогает, например, районный прокурор. В ответ на мое заявление он ответил: «Управление соцзащиты еще 15 января отправило вам письмо». (Я об этом узнал от прокурора через пять месяцев.)

И это утверждение (не факт, а голословное утверждение), по мнению прокурора, означает, что закон не нарушен. Правда, осталось непонятным, почему прокурор верит на слово чиновнику, но не верит гражданину. Ведь по Конституции (ст.3) у нас именно «государство отвечает перед человеком за свою деятельность», а не наоборот.

Свою конституционную обязанность, выходит, соцзащита (защита населения!) с помощью прокуратуры может переложить на гражданина: пусть он докажет, что письма не получал. А ей, защите то есть, достаточно сообщить (не доказать!), что пять месяцев тому назад письмо было отправлено. Докажи, что ты не рыжий! Узнаете почерк?

Понятно, что никто не может доказать, что он письма (от кого бы то ни было) не получал. Поэтому законодатель мудро записал, что автор заявления (ст.18 закона «Про звернення громадян») имеет право письменный ответ получить, а отправитель обязан дать ответ гражданину (а не курьеру, не почтальону и не прокурору).

Ну, не заметил прокурор принципиальной разницы диспозиций в законе: гражданин имеет право, а государственный орган обязан. В прокурорской интерпретации — все наоборот. Я ответа не получал, и никто даже не пытался этого факта опровергать. Да и зачем опровергать, имея в районе такого прокурора?

Государственный служащий

Все, конечно, знают, что, согласно закону «Про державну службу», первой (буквально первой) обязанностью каждого госслужащего является соблюдение Конституции. Но никто не спорит, что кое-где и кое-кто у нас порой... нарушает.

А теперь давайте сформулируем гипотетический вопрос.

Допустим на минутку, что некий не весьма щепетильный служащий в ответ на жалобу некоего гражданина написал задним числом письмо. И предъявляет копию этого письма всем проверяющим. Все они (почему-то?) дружно верят на слово предполагаемому нарушителю и столь же дружно не верят заявителю.

Если среди поверивших (только одной из двух сторон спора) оказываются представители прокуратуры и/или государственной администрации, то они данной им властью тут же, на месте, «нейтрализуют» единственную реально доступную для защиты означенного гражданина 40-ю статью Конституции.

Наверное, поэтому на мое повторное обращение лично к прокурору Киева, где я указал на шалости с законом со стороны самой прокуратуры, мне вовсе не ответили. Что является, кстати, очередным нарушением закона «Про звернення громадян».

Кривая вертикаль

Как вы знаете, Анатолий Кириллович, вертикаль исполнительной власти, которую венчает Кабинет министров, завершается районной госадминистрацией. На заявление в адрес главы Ленинградской (тогда еще) администрации я получил ответ с подписью заместителя.

Начинается документ с вежливого обращения, а заканчивается (на обороте второй страницы) фамилией и телефоном исполнителя. И фамилия, и телефон полностью совпадают с координатами руководителя райуправления соцзащиты — одного из двух юридических лиц, которых я просил призвать к порядку, указывая на конкретные, легко проверяемые нарушения закона с их стороны.

Даже школьник понимает, что будет делать служащий, который готовит ответ о проверке нарушений со стороны вверенного ей учреждения. Закон «Про звернення громадян» тоже это понимает и такой метод работы с жалобами граждан запрещает прямо и недвусмысленно (ст.7).

Но зачем нам закон, если власть уже в наших руках?

Надо ли говорить, что ответа по существу власть мне не дала, а нарушителей оставила безнаказанными: будто они все делали правильно. Главная новость — отказать мне в моей просьбе от 18 декабря 2000 года.

Интересно, что в этом же письме признается: первые три месяца районное управление считало, что я имею право, а возражает город — вышестоящая инстанция. Но вот теперь (после начала сопротивления с моей стороны) та же самая районная инстанция на тех же основаниях решила, что представленные документы не дают достаточных оснований.

Правда, через пару месяцев на мое повторное обращение на имя главы лично, где я указал уже на нарушения закона со стороны самой администрации, ответ был более милостивым: райотделу Пенсионного фонда дали указание разобраться.

Более того — еще через месяц та же администрация сообщила, что мое заявление таки удовлетворили (правда, не в полной мере — остальное завершил суд). Такой покладистой администрация стала к тому времени, когда суд начал рассматривать мой иск.

Г-н премьер-министр, ну как я могу доверять такой власти? И о каком таком гражданском обществе вы частенько говорите?

P.S. В письме не привожу имена конкретных чиновников, хотя их подписи стоят под соответствующими документами. Имена не называю потому, что некоторые из них не только творцы, но и — в разной степени — жертвы системы. А вот в какой степени, точно не знаю: тут целое следствие проводить надо... Кроме того, власти (при желании) не составит труда установить «кто есть кто», поскольку свое имя и название района я не скрываю.

Мой эксперимент доказывает: власть (как государственный институт) у нас воспринимает своего кормильца-гражданина только в одной роли — роли просителя. Попробуй потребовать, тебя просто игнорируют, не слышат и не видят — пока не наступишь на мозоль (если сумеешь и решишься). Тогда власть говорит «ой» и пытается тебя укусить.

Из подобных историй состоит реальная жизнь миллионов — за исключением тех, кого принято называть элитой: депутатов, министров, начальников, бизнесменов и их окружения. «Элита» нашей жизни, естественно, не знает, потому что с ней не пересекается: в трамваях не ездит, в жэк и собес не ходит, на свои письма ответы исправно получает.

Эту жизнь, сугубо будничную, не отражает пресса: слишком мелкий, обыденный фактаж. А значит, и общество (т.е. активная его часть) только ощущает проблему, но в деталях и конкретике фактически не знает, ибо не осознает, не обсуждает, не анализирует.

Может, пришла пора?

Хотя бы в краткий миг разгула демократии — во время предвыборной кампании…