ДОБРЫЙ И ВЕЗДЕСУЩИЙ ДУХ 3 ДЕКАБРЯ 2002 ГОДА ИСПОЛНЯЕТСЯ 280 ЛЕТ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ГРИГОРИЯ САВВИЧА СКОВОРОДЫ

Имя нашего первоума Григория Сковороды мы в первую очередь связываем с полтавской землей — казацким городком Чернухи, где он родился; со стольным градом над Днепром — Киево-Могилянской академией, где учился бурсак Григорий; с древним Переяславом, где молодой преподаватель попытался сломать старые каноны пиитики; с северной столицей — Санкт-Петербургом, где альт Сковорода пел в придворной капелле; с селом Кавраем на Черкасщине, где поэт заложил «Сад божественних пісень», и даже с венгерским виноградарским городком Токай, откуда жадно тянувшийся к новейшим знаниям юноша совершал неоднократные путешествия в университеты Европы. И это справедливо. Ведь за годы, проведенные в этих местах, Григорий Сковорода сформировался как поэт, музыкант, философ, педагог, как человек украинского барокко.

Однако несправедливо, что далеко не в полной мере мы охватили вторую половину жизни Сковороды, которую он провел на Слобожанщине — в Харьковской губернии, в соседних российских Белгороде, Курске, Орле и даже в южном Таганроге. А между тем, современники Сковороды — жители Харькова, городков, сел и хуторов Слободской Украины считали странствующего просветителя своим земляком, желанным гостем в каждом доме, и в помещичьем, и в крестьянском. Добрый и вездесущий дух Сковороды сразу же улавливаешь и в нынешнем, экономически переломном, политически чувствительном Харькове. Чувствуешь сердцем везде, где мне пришлось побывать, идя вслед за Сковородой.

И я надеюсь, что предлагаемый читателю документальный очерк дополнит мои публикации о Григории Сковороде в газете «Зеркало недели» за 22 июля, 7 октября 2000 года, 10 февраля, 19 мая, 9 июня, 25 августа, 1 сентября 2001 года и за 26 января 2002 года.

Бурсаки любили профессора Сковороду

Время всегда триедино. Слева направо, из вчера в сегодня, из прошлого в настоящее плывет маятник старинных часов. И наоборот. Время утрачивает начало, замедляет ход в будущее — событийная хронология проявляется одномоментно в воображении, в действительности, в слове...

Так думал поэт Иван Перепеляк, шагая по ступенькам станции метро «Советская», как вдруг услышал позади себя цокот копыт о недавно положенную мостовую. Невольно оглянулся: со стороны Гостиного двора на Ярмарочную площадь в направлении Сумской (наверное, единственная улица в Харькове, не поменявшая за триста лет свое первоначальное название) въезжала поднятая на высоких рессорах лакированная карета, запряженная четверкой; напротив тенистой аллеи зеленых дубов лошади остановились.

Иван Перепеляк не мог не вернуться обратно — во время, близкое ему до мелочей: он как раз заканчивал свою сковородиновскую поэму. Когда пересек площадь, то стал свидетелем неспешного разговора двух мужчин: одного в долгополой кирее, с непокрытой головой, второго в расшитом золотой нитью мундире с роскошными эполетами. В первом сразу же узнал Григория Сковороду, которого на Харьковщине знали в лицо. В солидности и полноте второго уловил схожесть с портретом из энциклопедии харьковского губернатора Евдокима Алексеевича Щербинина.

Прислушался. Губернатор, наслышанный о жизни Сковороды «свободной, без службы», спрашивает: «Чесна людино! Чому не прихилишся до якогось відомого стану?»

Ответ странствующего философа Иван Перепеляк изложил поэтическими строками:

Бо ми конаєм в круговерті суєти,

Бо все шукаєм, хто хомут на шию

Накине. От що значить — люди!

Багато з них втіка от хліборобства,

Щоб до посад всіляких примірятись,

Хоч ті для нас нітрохи не підхожі,

Хоч несолодкий неприродний труд...

Губернатор, отведя Сковороду от толпы, окружившей их, заинтересованно переспросил: «Але, друже мій, можливо, ти маєш здібності до іншого стану, корисного в повсякденні, але звичка, думка, упередженість…»

Уже после встречи, за рабочим столом, Иван Перепеляк так записал слова Сковороды в ответ:

Що ж... Світ наш схожий на театр,

Але щоб добре грати у театрі —

Роль треба обирати відповідну.

Не за велику роль артиста хвалять —

За те, що добре виконав її,

Хоч і маленька може вона бути.

Я над своєю роллю на житейській сцені

Багато думав і таке побачив,

Що іншу роль я ліпше не зігра

Як тільки роль маленької людини.

Таку стезю от я собі й обрав,

Іду по ній і зовсім не шкодую...

Неожиданная встреча Григория Сковороды, Евдокима Щербинина и Ивана Перепеляка произошла через пять лет после приезда Сковороды на Слобожанщину, в Харьков. И она будет иметь свое продолжение...

А сейчас мы спешим также втроем: автор этих строк, Иван Перепеляк, и заместитель директора Исторического музея Олеся Ивах — в Спасо-Покровский монастырь, при котором в давние времена был основан первый на Слобожанщине коллегиум. Я знал, к кому обратиться, чтобы вместе повторить путь студента Киево-Могилянской академии Григория Сковороды в Харьковский коллегиум.

Олеся Ивах окончила десятилетку в селе Грунь, на родине Остапа Вишни, затем — исторический факультет Харьковского университета, потом учительство в школе, пока не поняла, что ее родной дом, ее, по Сковороде, «споріднена праця» в Историческом музее. На годы окунулась в музейные фонды, пересмотрела каждый документ, перебрала руками каждый экспонат. Поэтому у нее в трудовой книжке есть записи: ученый секретарь, заведующая отделом охраны памятников, и вот уже четыре года Олеся Дмитриевна — заместитель директора по научной работе.

Сковороду знает не только по архивным источникам, его трактатам и поэтическим произведениям. Она каждый день здоровалась с молодым преподавателем пиитики и греческого языка, ведь Исторический музей до недавнего времени находился именно на территории Покровского монастыря, а коллегиум располагался во дворе справа, о чем сегодня напоминает выше человеческого роста камень, на отшлифованной стороне которого проступает профиль Сковороды и выбита надпись: «Григорій Савич Сковорода (1722—1794): видатний український просвітитель, філософ, поет працював викладачем колегіуму, який стояв на цьому місці».

Нужно ли говорить, что я старался как можно точнее записать рассказ Олеси Дмитриевны Ивах в свою записную книжку...

В 1759 году закончилось домашнее учительствование Григория Сковороды в имении богатого помещика Степана Томары в селе Каврай на Черкасщине. Сковорода после Каврая оказался, как это было в его жизни не единожды, на перепутье: возвращаться в богословский класс академии или продолжать совершенствоваться в педагогическом труде. Но где и как?

В жизни Сковороды всегда много значил случай, или, точнее сказать, совет, поддержка старших учителей, профессоров «Могилянки», а также друзей-студентов. В это время архимандритом Николаевского кафедрального монастыря на Белгородщине был отец Гервасий Якубович. Его Сковорода знал по Переяславскому коллегиуму, где тот был консисторским писарем и которого поэт провел в Белгород «на архімандричий и судейський чин» стихотворением из «Саду божественних пісень»:

Їдеш, нас покинуть хочеш?

Їдь здоровий, цілий, отче.

Будуть хай вітри погодні.

Тихі, жаркі, нехолодні,

У щасливу путь хай шляхи ведуть!

По совету Гервасия Якубовича, новоназначенный белгородский епископ Иосаф Миткевич, которому подчинялся харьковский приход, своим указом по консистории «повелевает студенту богословских наук Григорию Сковороде быть учителем пиитики в Харьковском коллегиуме». Сковорода радуется приглашению, он только на день—другой заезжает в родные Чернухи, навещает родителей уже на тенистом кладбище — и через Лубны, Богодухов следует на Харьков, на землю, которая именно в этом, 1759, году и начала называться, писаться в документах Слободской Украиной.

Мы встречаем втроем радостного учителя с неизменной Библией в руках на крыльце здания коллегиума. Провожаем его на второй этаж, где вдоль длинного коридора пронумерованы двери больших аудиторий. Сковорода быстро находит свою аудиторию — класс пиитики. Начинается его тернистый учительский путь.

Это было время, когда после большой Руины когда-то Дикое поле, а ныне Слобожанщину начали заселять черкесы-казаки с Правобережной Украины. Они принесли на высокий берег Лопани, где вскоре была возведена деревянная крепость, свободолюбивый дух и казацкое устройство — полковой в Харькове и с сотнями по окрестным городкам.

Москва хотела иметь надежную защиту на южной государственной линии, поэтому и не спешила прибирать к рукам вольное казачество. Да и простым казакам хватало унижений и притеснений от своей старшины. Неравенство проявлялось в материальном благосостоянии, c этим приходилось мириться. Но не могла простить казацкая беднота помещикам пренебрежения в обращении, роскоши церковных служб, великолепия воскресных выездов на церковную службу.

Конечно, простому казачеству никто не мешал молиться Богу в Успенском соборе и Николаевской церкви. Стояли храмы недалеко, на расстоянии вытянутой руки. И все же простой люд хотел иметь еще и свою церковь — под святым покровом Богородицы, покровительницы и защитницы казачества.

Успенский собор был возведен «тщанием» полковника Авдия Донца, богатый основатель был и у Николаевской церкви. Покровскую церковь построил, без сомнения, мастер-украинец. Она «гибридный цветок»: первый этаж — церковь традиционной казацкой архитектуры, второй — золотистое барокко. В народе и по сей день называют Спас-Покрову «казацкой церковью».

Только при народной Покровской церкви и могло открыться в 1726 году первое доступное для детей всех сословий училище — Харьковский коллегиум. Для него белгородский епископ Епифаний Тихорский выкупил у полковника Лаврентия Шидловского единственный на то время в Харькове каменный дом. И не только своей устроенностью: просторными аудиториями, училищным общежитием, своей церковью, фруктовым садом на склоне Лопани, приписанными к Покровскому монастырю селами Писочин и Замосский угол, хуторами и угодьями был примечателен Харьковский коллегиум. «Всесословное» учебное заведение быстро крепло и духовно. Епископ Епифаний Тихорский подарил коллегиуму свою библиотеку. После смерти президента святого Синода, писателя и большого книголюба Стефана Яворского его библиотека из 609 книг была передана Харьковскому коллегиуму. За массивными кожаными переплетами выстроили свои мысли философы Аристотель, Сенека, Диоген, Цицерон, Бекон, Декарт, Гассенди, Вольф; скрывали свое красноречие писатели Гомер, Эзоп, Софокл, Овидий, Гораций, Апулей; полкой ниже выстроились богословские произведения: «Biblia poliglota» на шести языках, «Молитва господня» более чем на 100 языках…

Вот в какое учебное заведение попал Сковорода! По консисторским актам 40-х годов ХVІІІ столетия коллегиум называется уже Тихорецианской академией — по имени своего основателя.

Сковорода радовался: какая хорошая перемена в его жизни! Вместо одного ученика, как говорили в Каврае, «збалуваного матір’ю сина», он сейчас имеет целый класс — аж 39 учеников, в возрасте от 12 до 22 лет — и все они с просторной Слобожанщины, и не «баловни судьбы», а выходцы из простых семей — сыновья священников, казаков, обозных, крестьян.

Сковорода быстро нашел общий язык с классом, радостно и вдохновенно учил студентов правилам высокого сочинительства стихов. И при этом оставался строгим, требовательным педагогом. Потому что в конце учебного года 21 ученику поставил оценку «понят» — то есть «понятлив», а 18-ти, к сожалению, «не понят».

При этом, говорил Сковорода, ни один бурсак на протяжении года не «бежал», как это нередко случалось в тогдашних школах, даже в Киево-Могилянской академии. Наоборот, студенты искренне полюбили своего преподавателя, который не только знал пиитику, но и хорошо играл, пел, водил их на прогулки над левадной Лопанью, в тенистую рощу на горе за крепостными стенами. Одним словом, студенты боготворили профессора Сковороду. Впервые называю Григория Саввича профессором вслед за известным сковородоведом начала ХХ столетия Владимиром Эрном, который назвал его «профессором греческого языка»; соглашаюсь с академиком, ректором Харьковского государственного педагогического университета имени Г.С. Сковороды Иваном Федоровичем Прокопенко, назвавшим Сковороду «в сегодняшних должностных иерархиях профессором Харьковского коллегиума».

Профессор Сковорода с удовольствием учил слобожанских юношей. Вместе с тем чувствовал, что не всем легко дается наука — и не только из-за лени или баловства. У кого-то из отроков было явное влечение к другим занятиям, нежели складывание стихов или философские диспуты, — к земледелию, медицине, военному делу. А их — «священно-церковно-служительських дітей від 7 до 15 років» — указом епископа Иосафа Миткевича обязательно посылали в коллегиум под угрозой, в случае невыполнения приказа, лишить отцов церковного прихода.

Григорий Сковорода видел, что «училищное ярмо»: зубрежки целый день, крутая дисциплина не выдерживают многие дети, и он изложил свое понимание учебного процесса в «Эзоповой басне». Если одной строкой, то эта басня о том, как Волк, согласившись выполнить последнее желание обреченного Козленка («Життя хай моє завершиться мило...»), согласился сыграть ему на флейте, а тут набросились собаки — и от Серого остался лишь клок шерсти. Не занимайся, Волк, не своим делом — не играй «на флейтузі»:

Не дбай, як тобі не дано від Бога,

Без Бога усяк ані до порога.

Коли не зродивсь — не сунься в науку.

Агей! Скільки їх, упалих у муку!

Так, мати не всіх зродила до школи,

Як щастя захтів, довірся ти долі.

В этой басне Сковорода концовкой-моралью впервые высказал идею «спорідненої праці», в соответствии с которой человек должен выбирать такое дело в жизни, которое отвечает его природным наклонностям. А епископ Иосаф Миткевич, уловив мораль басни, освободил от «училищного ярма» более сорока учеников.

Так закладывались основы новой, сковородиновской системы педагогики. Планировал Сковорода и в следующем году практикой подкрепить свои просвещенские поиски. Но... Коротенькое слово «но» не один раз мешало в жизни Сковороде.

По инструкции Синода, преподавателями коллегиума могли быть или посвященные в священники, или монахи. Гражданский Сковорода в мещанском сюртуке казался явно «белой вороной» среди монашеского преподавательского состава. А Иосаф Миткевич, зная таланты Сковороды, видел его в будущем ректором коллегиума. И он через Гервасия Якубовича, к которому поэт приехал на летние каникулы, предложил Сковороде принять монашеский сан, а с ним и «честь, славу, достаток у всьому і, на його думку, щасливе життя».

Громом с ясного неба прозвучал ответ молодого учителя: «Невже ви хочете, щоб і я примножив число фарисеїв? Їжте жирно, пийте солодко, одягайтесь м’яко й ченцюйте! А Сковорода визнає чернецтво в житті незажерливому, при малому достатку, повстримності, позбавленні всього непотрібного, для того щоб набути найпотрібніше, в запереченні всіх забаганок, щоб зберегти себе самого в цілісності, в приборканні самолюбства, щоб краще виконувати заповідь любові до ближнього, в шуканні слави Божої, а не людської». Эхо сковородиновского отказа слышно и через века...

Итак, прощай, коллегиум! Осел за 39 верст от Белгорода, в селе Старица, среди зеленых лесов, гор и чистых источников, там, где сливаются речки Старица и Северский Донец. Но душа осталась в коллегиуме, с бодрой, любознательной молодежью...

Поэтому когда весной 1762 года старицкий отшельник посетил коллегиум да еще и познакомился с восемнадцатилетним Михаилом Ковалинским, дружба с которым завяжется на всю жизнь, то не устоял перед предложением все того же Иосафа Миткевича занять «должность учителя, какую пожелает». И Сковорода радостно взялся вести класс синтаксимы и, сверх того, преподавать греческий язык. Также учил юношей петь по нотам в сопровождении органа.

Так в учительских трудах, в «спорідненій праці» проходит один год и второй — и снова в жизни Сковороды появляется нежданное «но»... Чем теснее льнут к учителю ученики, тем неприветливее становятся косые взгляды коллег в сутанах. Слишком уж выделялся Сковорода среди них свободой мысли, праведной жизнью и неприятием обрядового криводушия. Что получил в ответ, знаем из письма Сковороды к Василию Максимовичу: «Ви, друже мій, гадаю, повірите, яких злісних я маю «оглагольників». Якби вони звичайні мені беззаконня приписували, ще стерпно було б. Та ці немилосердники таким необмеженим дихають на мене «язиковредієм», що, крім надзвичайного моєї натури псування, від них проповіданого, роблять мене душегубцем або єретиком, і з цієї причини забороняють підкомандним своїм слухати мої бесіди…»

А епископ Порфирий Крайский, занявший епископский престол после смерти Иосафа Миткевича, прямо-таки выходил из себя, услышав имя Сковороды, настроив против него ректора коллегиума Иова Базилевича. «Оглагольники» и «пустомудрі» и во второй раз вытеснили Сковороду из коллегиума.

…Мы вышли втроем с последней лекции Сковороды в классе синтаксимы и направились по Университетской улице в Исторический музей.

— Но это не была последняя лекция Сковороды в коллегиуме, — возразила мне Олеся Дмитриевна, — через четыре года, в 1768-м, Сковорода возвратится в коллегиум, точнее — в «дополнительные классы», открывшиеся при коллегиуме.

Открылись для чего? Харьков расстраивается, возникают ремесленные цеха, мануфактуры, оживает торговля, засеваются пшеницей богатые земли. Слобожанщине очень нужны свои топографы, землемеры, фортификаторы, геологи, архитекторы, инженеры. Царский указ 1765 года предусматривал организацию при коллегиуме «дополнительных классов» для выпуска гражданских специалистов. Но прошло еще три года, пока генерал-губернатор Щербинин, поклонник ремесел и искусств, преодолел сопротивление епископа Порфирия Крайского, который упорно оберегал церковный дух коллегиума, — и 2 февраля 1768 года «дополнительные классы» были открыты.

Когда же возникла традиционная потребность в преподавании, наряду с гражданскими дисциплинами, катехизиса, то есть «десяти заповедей Божьих», то и тут губернатор Щербинин пошел наперекор епископу Крайскому. Он вспомнил свою встречу с Григорием Сковородой, авторитет которого в Харькове среди молодежи был непререкаем, и пригласил Григория Саввича преподавать катехизис в «дополнительных классах».

И Сковорода не был бы Сковородой, не уважал бы себя, если бы не внес в накатанный и намоленный десятилетиями курс катехизиса (чего только стоил «Краткій катехизіс для обученія малых детей православному хрістіанскому закону», изданный для всех школ в Москве) творческое начало и свое видение и понимание моральных заповедей. Он пишет курс лекций, который называет вполне по-светски: «Вступні двері до християнської добронравності». «Сковородиновские двери» вели не в пасмурный мир церковных догм и обрядов, а выводили молодежь в мир новых истин, критического разума, светлого духа. В своем «десятисловії» Сковорода не находит даже места для главной христианской молитвы «Отче наш».

В подзаголовке, который Сковорода дал своему произведению позже, прямо сказано, к кому он обращается: «Написана в 1766 році для молодого шляхетства Харківської губернії…» Легко догадаться, что ждало еретика Сковороду с таким толкованием христианской морали. Новоприбывший епископ Самуил Миславский (бывший ректор Киево-Могилянской академии, верноподданный панегирист Екатерины ІІ), подвергнув цензуре лекции Сковороды, «обурився на нього з гонінням».

«И Сковорода оставляет коллегиум, — этими словами прощается с нами проводник по XVIIІ столетию Олеся Ивах. — Оставляет окончательно, навсегда. И ступает на свободную дорогу просветителя всех людей...»

Храм мирового сковородиноведения

До сих пор голографический портрет Сковороды проявлялся для нас в пространственном мгновении. Вот Григорий сбегает через монастырский сад вниз к осоковому берегу Лопани. Летним утром поднимается по Бурсацкому спуску от снимаемой на каникулы хатки в коллегиум. Спешит монастырским двором к «каменным камерам» — библиотеке, где его ждут Цицерон, Сократ и Плутарх. В раздумье прогуливается по главной улице Харькова — Сумской — с посохом, набалдашником которого является вырезанный из корня дерева мудрый крот. Клишируется во времени поэт, здоровается с нами, скрывается из виду за углом...

Но есть в губернском Харькове место, где Сковорода находится всегда, живет постоянно, где подвижнический дух его господствует безраздельно, не рассеиваясь молекулярно во времени и пространстве. Сегодняшнее название этого благословенного места — Харьковский государственный университет имени Григория Сковороды.

Как начинался педагогический университет? Мудрые слова Сковороды, как весенняя верба (вспомним строку из его песни: «бо душа моя верба»), быстро и густо прорастали там, где щедро высеивались. Перечислить все места, где жил, думал, писал Сковорода, непросто: Гусинка, Бабаи, Ахтырка, Большая Обуховка, Валки, Лебедин, Боромля, Изюм, Маначевка, Пан-Ивановка и другие небольшие города и села — некоторые еще до сих пор не обозначены на «карте путешествий» просветителя. На Слобожанщине возникали «сковородиновские кружки». С этими просветительскими очагами тесно связаны известные украинские имена: Капнист, Гулак-Артемовский, Квитка-Основьяненко, Каразин. Благодаря стараниям и настойчивости последователя Сковороды Василия Каразина в 1805 году был открыт Харьковский университет.

А еще в 1804 году в уставе будущего Харьковского университета появился отдельный пункт «О педагогическом институте». Однако реализовался он в 1811 году, когда первого сентября за институтские скамьи сели первые студенты. Кстати, преимущественно бедные юноши, учившиеся за казенный счет. Зато, по свидетельству Николая Костомарова, они «действительно занимались наукой с любовью... и были интеллигенцией университета».

Так еще от сковородиновских «Вступних дверей до християнської добронравності» протянулась духовная, профессиональная ниточка через педагогический институт к нынешнему храму просвещения — Харьковскому педуниверситету имени Г.Сковороды. Бронзовый Сковорода у главного входа приветствует вас словами: «Мы сотворим світ получший, созиждем день веселейший». Лучший мир Сковорода творил своим ежедневным полувековым трудом, и итог его жизни в Слободской Украине таков: 18 философских произведений, 7 переводов с латыни Плутарха, Цицерона и других авторов, осмысление и разработка философской концепции «двух натур» (видимой и невидимой) и трех миров: макрокосма — Вселенной, микрокосма — Человека и мира символического — Библии, разработка этического учения — «философии сердца», основы педагогической теории «спорідненої праці» и успешная проверка ее на практике.

Украинская философская мысль возникла и окрепла именно из трактатов и диалогов мыслителя Сковороды: «Наркіс. Розмова про те: пізнай себе», «Розмова п’яти подорожніх про істинне щастя в житті», «Розмова названа Алфавіт, або Буквар миру», «Ікона Алківіадська», «Вдячний Еродій», «Потоп Зміїний» и других.

Жизнь Сковороды, отмеченная точными датами и адресами и вместе с тем переплетенная легендами и пересказами, его философские труды и просвещенские идеи, «Сад божественних пісень» и «Байки харківські» — вот какое богатое, неоценимое наследие досталось Харьковскому педагогическому университету, научно-педагогическому коллективу, каждому преподавателю и студенту.

Мириадами божественных искорок высеялась душа Сковороды над Харьковом, Украиной, над Миром. И с кем бы я ни встречался в педагогическом университете, на лицах всех видел неуловимую сковородиновскую улыбку с известного портрета Сковороды неизвестного автора. Это и активный поклонник и разработчик личностно ориентированного подхода в обучении студентов профессор Виктор Евдокимов, который не попрощается до тех пор, пока не перельет в вас (хотя у первого проректора каждая минута на счету) свою любовь к университету и Сковороде. Это и проректор по научной работе, доктор наук Александр Микитюк, обеспечивающий прогресс научных исследований (наипервейшее — подготовка монографий, учебников, пособий), налаживающий профессиональные связи с французской Сорбонной, Мерилендским университетом в США, Хибейским педуниверситетом в Китае, другими зарубежными вузами.

А заведующий кафедрой украинского языка, профессор Лидия Андреевна Лисиченко свою генетическую черту определила сама: «Когда-то на диалектологию и старославянский язык я променяла всю современность» (то есть языковую современность) — с того времени и начали называть ее берегиней харьковской филологической школы. Это и заведующий кафедрой украинской литературы, писатель Иван Маслов, который, перечитывая Сковороду, непременно находит у него еще целинные словесные самородки. Встречает и провожает вас на факультете украинского языка и литературы его декан, профессор-филолог сковородиновского замеса, молодой сердцем и чистый мыслью Станислав Сталевский, лелеющий всю учительскую семью факультета.

Да, весь университет интересуется Сковородой, его жизнью, его духовным завещанием. А профессор Леонид Ушкалов — особенно, несравнимо. Слово о Сковороде харьковчанина Л.Ушкалова не перекликается с каким-либо другим исследованием, а о философе написано много, немало издано. Не спутаешь его с другими работами не потому, что стопка книжек Л.Ушкалова о Сковороде и его времени из года в год растет. Это — «Нариси з філософії Григорія Сковороди», «Світ українського бароко. Філологічні етюди», «Сковорода і антична культура», «З історії української літератури ХVІІ—ХVІІІ століть» и последняя книга «Українське барокове богомислення». Общая примечательная черта и главная ценность этих исследований — это прежде всего не только их густая историко-фактологическая насыщенность (это также важное достижение в сковородиноведении), но и глубинное, на атомарном уровне проникновение во внутренний мир Сковороды, первопонимание «философии имени» — полной сущности учения Сковороды. Не случайно авторитетный сковородиновед Юрий Барабаш после прочтения книги «З історії української літератури ХVІІ—ХVІІІ століть» написал ее автору: «Для мене не дивина Ваша глибочезна обізнаність у матеріалі, але тут, здається, Ви перевершили самого себе, охопили такий огром, що аж-аж!.. Я вважаю Вашу книжку видатною подією останнього часу в українському літературознавстві».

Всепроникающая сковородиновская атмосфера, ежедневное профессиональное и духовное прикосновение преподавателей к наследию мыслителя и педагога (преподаватели, проработавшие в университете 50 лет, награждаются золотой медалью Сковороды, 40 лет — серебряной и 30 лет — бронзовой), молодая студенческая окрыленность примером профессора Григория Сковороды нашли сегодня в университете конкретное воплощение в создании лаборатории по изучению творчества Сковороды, которую, конечно же, возглавил профессор Леонид Ушкалов.

Харьковская сковородоведческая лаборатория отмечена тем же «огромом» деятельности, на которую указывал Юрий Барабаш. Она взяла на себя миссию координации исследовательских усилий отечественных и зарубежных специалистов по сковородоведческой проблематике, методическое обеспечение изучения творчества Сковороды в средних и высших учебных заведениях Украины.

«Сегодня наша лаборатория нацелена на изучение, разработку и выполнение конкретной исследовательской тематики, — рассказывает профессор Леонид Владимирович Ушкалов. — Прежде всего это составление полного библиографического справочника по творчеству Сковороды, затем подготовка и издание сборника научных работ «Skovorodiana» с участием ведущих специалистов из разных стран. Не менее важной нашей задачей является подготовка монографических студий по сковородоведческой проблематике, составление универсального Сковородиновского словаря, а также участие в реализации сковородоведческих проектов, над которыми работают научные учреждения, общества, фундации в Украине и за рубежом...»

Такой значительный исследовательский объем вполне по силам педагогическому университету, оправдывающему свое имя поисковым энтузиазмом молодежи, помноженным на драгоценный опыт преподавателей.

Судите сами: в составе Харьковского педагогического университета имени Г. Сковороды насчитывается 47 образовательных заведений, среди которых Институт языков мира, Институт экономики и права, 3 педагогических колледжа, 6 лицеев и более 30 школ. Подготовка учительских кадров ведется на 17 факультетах, 50 кафедрах по 52 специальностям. Университет имеет золотой фонд педагогических кадров: более 600 преподавателей, в том числе 25 академиков и членов-корреспондентов, 107 докторов наук и профессоров, 293 кандидата наук и доцента. В университете учатся 15 тысяч студентов и аспирантов.

И вот оно, достижение, несравнимое ни с одним педагогическим вузом: Харьковский педагогический университет за годы своей 190-летней деятельности подготовил 140 тысяч учителей из народа и для народа. По последней государственной аттестации, Харьковский сковородиновский университет вполне справедливо признан ведущим высшим учебным заведением Украины.

Действительно, университет — национальный духовный сковородиновский храм и национальная высшая школа подготовки педагогических кадров. По нашему мнению, пришло время в указе Президента Украины, которого так ждут в Харькове, записать с большой буквы: Национальный харьковский педагогический университет имени Григория Сковороды.

По солнечному лучу
к Сковороде

Поездку сквозь зимний туман сравниваешь с восхождением на Голгофу. Так же тяжело, медленно, так же обреченно. Напряженное, до рези в глазах, вглядывание в молочные светлячки фар встречных машин, нервная попытка обойти движущуюся стену рефрижератора, когда отвагу нужно сочетать с осторожностью, чтобы не упереться в бампер авто, вдруг вынырнувшее из белесой ваты тумана.

И впереди, как выстраданная награда, нас ждало невероятное чудо. На подъезде к Сковородиновке солнце развело тучи, выпило туман и весело засияло над заснеженным полем, над голыми руками деревьев, над всем селом. Даже не верилось: из густого коварного тумана — в яркость солнечного дня.

Не однажды бывали мы — я и Иван Перепеляк — в Сковородиновке, в зеленом мавзолее «старчика Григорія», и впервые зимой, еще при чистом снеге, — в большом сковородиновском парке. Мы идем через парк по солнечному лучу к сковородиновскому дубу, пусть и разбитому несколько раз молнией, но все же не уничтоженному мощному корню, дальше следуем к колодцу, а потом по правой дорожке возвращаемся к холодному камню на могиле Григория Сковороды под развесистым кленом.

Иван Перепеляк в свое время не однажды стоял над святой могилой, зажигал свечу над тихой вечностью — и тут родились слова, которые он позже занес в свою поэму как монолог Сковороды:

Пора мені уже кінчати мандри,

Волосся з голови геть облетіло…

Пора вже заспокоїтись мені.

Могилу вистелю дубовим листям,

Що у Чорнухах рідних назбирав…

Коли помру, щоб тут і поховали.

І на могилі щоб не ставили хреста…

Я — Боголюбний! Ти хіба не знаєш?

Але священика мені не треба.

Коли помру, щоб написали на могилі:

«Світ ловив мене, та не спіймав…»

А встретились мы в Сковородиновке не только с народным учителем, с его вечным приютом, но и, говоря образно и вместе с тем точно, столкнулись с «могильником» проблем музейного заповедника.

Острейшая из них: капитальный ремонт дома-музея — дома Коваливских, в котором жил последние месяцы Сковорода, где закрылись глаза странствующего философа, а также обновление и перестройка экспозиции музея, которая бы объединила историческую достоверность с ее современным осмыслением.

— Мы и представить не можем, — говорит директор музея Наталия Ивановна Мицай, — что встретим в декабре сковородиновский юбилей в неотремонтированном, нетопленом доме. Все, что зависит от нас, доведем до конца. Надеемся на содействие организационного комитета по празднованию 280-летия со дня рождения Сковороды, на помощь друзей и последователей Сковороды из Харькова, Киева, со всей Украины.

Эти слова заставили задуматься Ивана Перепеляка, и на обратном пути в Харьков он вслух размышлял над тем, что нужно сделать в быстро уходящем юбилейном году.

Харьковский организационный комитет по празднованию 280-летия со дня рождения Сковороды создан. Поэт Иван Перепеляк, верный последователь Сковороды, вносил в мероприятия комитета то, что ближе ему — писателю. Основать областную литературно-художественную премию имени Григория Сковороды. Давно пора: сколько времени потрачено попусту. Издать сборник произведений харьковских литераторов «До правнуків прийшов Сковорода». Рукопись подготовлена. Назвать именем Сковороды улицы в Харькове, селе Бабаи и непременно одну из станций харьковского метро. Назвать — и не менять, пример есть: улице Сумской около 300 лет. На Холодной горе восстановить колодец Сковороды. А также провести Сковородиновские дни на Орловщине и Белгородщине. Ведь духовный мир Сковороды не знает границ.

Сковорода работает на нас, отвечает на запросы нового века. Нужно и нам искренне потрудиться на увековечивание его памяти. Пока этот призыв не доходит до всех. Директор музея Сковороды Н.Мицай стучится во все двери — и не везде открывают. Молчит пока главный меценат — организационный комитет по празднованию 280-летия со дня рождения Сковороды.

Тогда Наталия Мицай пишет письма Ивану Михайловичу Дзюбе, человеку, «чия совість, як чистий кришталь» (слова из песни Сковороды), и обращается с просьбой: «Убедительно просим Вас донести до ведома оргкомитета список мероприятий, который мы прилагаем к этому письму. А также сообщить, что на все эти мероприятия мы имеем только 300 тысяч гривен, которые будет выделять в течение года управление культуры. Этих денег мало даже на основное — ремонт помещения, проект реэкспозиции и обновление музейной коллекции».

Письмо невеселое, но своевременное. Автор присоединяется к просьбе директора музея и передает письмо на имя Ивана Михайловича вместе со своим харьковским журналистским исследованием в сковородиновский организационный комитет.