Чем и кому мешал Мыкола Лукаш

Можно убедиться, что история украинской культуры не зачерствела в академических оправах и министерских рамках. В соответствии с Национальной программой, издательский дом «Києво-Могилянська академія» выпустил долгожданную вторую книгу воспоминаний о выдающемся переводчике, литературоведе, лексикографе Мыколе Лукаше. Это он подарил нам всего «Фауста», неукороченного «Дон Кихота», с оригинала XIV века впервые перевел на украинский язык «Декамерон».

Писателя, постоянно гонимого, материально и в бытовом плане неустроенного, не склонившегося перед власть имущими и своими чарующими перепевами приобщившего шедевры мировой классики к украинскому культурному процессу, сравнивают с такими патриархами литературного перевода, как Мыкола Зеров, Максим Рыльский, Борис Тен. Таким рисуют его образ коллеги-писатели, друзья и те, что не были лично знакомы с Лукашем, но знают как большого мастера, легенду Сопротивления. «Это издание - продолжение книги воспоминаний «Наш Лукаш», - аннотируют проект его организаторы. Леонид Череватенко, составитель, в своем увлекательном послесловии это подтверждает. Перед нами - созидание истории культуры и вхождение в нее.

Феномен литературного перевода пережил не одну социальную и техническую революцию и, к счастью, пребудет всегда. Леонид Череватенко подчеркивает: это - важнейшее наследие культуры, ее краеугольный камень. На пути осознания себя народы усваивали на родном языке мировую классику, начиная с «Илиады» и Библии. Без этого мы не поняли бы украинской «Енеїди» и Тараса Шевченко. Сегодня, при наличии «электронных переводов», Лукаш особенно актуален. Ибо литературный перевод - явление глубоко индивидуальное, как и любое искусство.

Имя Лукаша, отмечает составитель, не поминают в «святцах» борцов с тоталитаризмом, но движению Сопротивления он принадлежит. Как и многие тысячи несогласных, разного происхождения и профессий. Скрывая от мира высокую температуру общества и реальные масштабы инакомыслия, власть озвучивала для всенародного осуждения вырванные из контекста событий «пары»: «Даниэль и Синявский», «Руденко и Бердник», запугивая, стращая ими обывателя, будто апокалиптическими Гогом и Магогом. Нынче, когда термин «шестидесятники» желают сузить, а понятие - ограничить, перечисляют через запятую несколько фамилий, а после - «и др.» Но движение Сопротивления в основном и состояло из этих «других».

Они приходили на запрещенные, но неукротимые встречи 22 мая у памятника Шевченко в Киеве; подписывали протестные «Письмо 139-ти» и «Письмо творческой молодежи Днепропетровска»; выходил подпольный «Український Вістник»; звучали резонансные выступления преследуемого хора «Гомін»; стихийно распространялся «самиздат». Автор этих строк видел, как в усадьбе-музее Ивана Гончара люди переписывали от руки(!) книгу Ивана Дзюбы «Інтернаціоналізм чи русифікація?» И не десятки, не сто, а тысячи патриотов - учителей, инженеров, рабочих, ученых, студентов и преподавателей вузов, художников, литераторов, журналистов были репрессированы по-разному, от тюрьмы до запрета на профессию. Кое-что автор ощутил на себе. После «Пражской весны», вопреки тогдашнему и без того не особо гуманному законодательству, у 30-летнего журналиста изъяли паспорт и запроторили на два года в армию. Но ропот Украины отзывался и там! В 1970 году в Гостомельском полку связи капитан Кийко, протестуя против преступной военной рутины, обезоружил часовых и сжег Почетное знамя ЦК комсомола. Наступило полное неверие в перемены к лучшему, и не только - в машине самой КПСС, но и в союзе «подручных партии», комсомоле, на что в какой-то мере надеялась часть интеллигенции как в России (Аксенов, Гладилин), так и у нас (Коротич). Надвигался очередной «генеральный погром», уже 1972-1973 годов.

Свидетельства авторов необычного сборника (их более 200, плюс архивные документы с грифом «совершенно секретно») отображают атмосферу 1960-1970 годов, когда мы притворяться строителями коммунизма не хотели, а власть - уже и не могла. Вспоминаются ситуации, на фоне трагедии 1937-го и конвульсивного сталинизма 1950-х годов казавшиеся, по выражению классика марксизма, обыкновенным фарсом. В служебных кабинетах правду говорили исключительно шепотом, испуганно указывая на потолок или телефон... Милиция с дружинниками перед Пасхой изымала у старушек писанки с «националистическими» символами солнца. Во Львове на площади Рынок у статуи Нептуна отломали трезубец… В 1965-м в Киев прибыл известный американский беллетрист Джон Стейнбек и спросил о Викторе Некрасове. Руководители Союза писателей смутились. Когда же прогрессивный американец похвалил Мыколу Винграновского за его «бунтарские глаза» и подарил ему свою трубку, растерянность возросла. Не одну спасительную беседу пришлось пережить Мыколе - не так за трубку, как за «бунтарские». Советские писатели, эти «инженеры душ», под зорким глазом КГБ уже ездили полемизировать с «передовыми» братьями по перу в Европу и Америку, тогда как Лукашу случалось общаться с носителями иностранных языков только в ресторане «Интурист».

Системный парадокс: в гимназиях изучали по два иностранных, еще и латынь с греческим; в советских вузах, дабы не перегружать пролетариев, - по одному. Не потому ли дипломированные специалисты не знали ни «вражеского», ни своего родного? Лукаш был неожидаемо иным. Владел многими языками, но творил на одном - украинском. Играя словами, говорил, будто лишь «переводит одну культуру в другую», но при этом скромно забывал добавить, что всякий раз перевоплощается в автора, говоря за него по-украински. Его перевод был и есть оригиналом! Сервантес, в которого так убедительно превратился Лукаш, несколько раз попадал в тюрьму, где и написал «Дон Кихота». У Лукаша появилась возможность повторить подвиг великого испанца, но были ли творческие условия в ГУЛАГе не хуже кастильской темницы XVI века - еще вопрос.

За новой волной арестов, в марте 1973 года Мыкола Лукаш направляет письмо председателям Верховного Совета и Верховного Суда, Прокурору УССР, копию - президиуму Союза писателей Украины. Просит «милостиво разрешить» отбыть наказание вместо Ивана Дзюбы, поскольку полностью разделяет его взгляды и принимая во внимание состояние здоровья осужденного. А также - то, что «в данный период», конец которого не предвидится, «пребывание на любом режиме» для него равнозначно. Горькая ирония рафинированного интеллигента обошлась ему в ожидаемую цену. Лукаша исключили из Союза писателей, перестали издавать, и большой мастер жил случайными заработками, поддержкой друзей. В подобном положении оказался не только он: так, в том же году автора «идейно порочного» романа «Меч Арея» Ивана Билыка уволили из газеты «Літературна Україна». Те, на кого распространялся запрет на профессию, были вынуждены анонимно (!) выполнять случайные заказы, в том числе и переводы технической литературы.

В тот период «развитого социализма», конца которого и вправду не было заметно, за решеткой оказались: писатели Иван Свитличный, Васыль Стус, Евген Сверстюк, Ирина Стасив, Игор Калинець. Только в январе-мае 1972 года было осуждено 89 лиц разного рода занятий (многим уже тогда не давали работать по профессии) в Киеве, Львове, Одессе, Днепропетровске, Полтаве, Харькове, Чернигове, Ужгороде, Черновцах. События очередного «генерального погрома» подробно описаны в книге Георгия Касьянова «Незгодні» (К.: Либідь, 1995).

Кому и чем Лукаш мешал? Чиновникам и бездарям - опошлять классику, «причесывать» ее по советским образцам, подменять живое слово понятной цензорам банальностью, а общечеловеческие и национальные проблемы - намеками на ведущую роль пролетариата. Приобщением лучшей иноязычной литературы к нашему культурном у процессу, напоминанием о роли Украины в мире. Мешал украинофобам и просто трусам неукротимым характером художника и своим достоинством. Личным качеством, которого даже при наличии свободы слова так сегодня не хватает. И не только его. Если произведения Лукаша, вопреки всему, выходили тысячными тиражами, то на презентации книги о нем самом экземпляров не хватило даже на присутствующих.

Говорим о Лукаше, при всех его чудачествах и «неудобствах», как человеке высочайших качеств, недостижимых (или ненужных) равнодушному мещанину. В воспоминаниях о нем ощущается ностальгический вкус того настоящего, что и поныне привлекает восхищенное внимание на сером фоне обыденности.

Мыкола Лукаш, как и Иван Дзюба, стал легендой ХХ столетия, одним из героев Сопротивления, бескорыстно принесших свои дары на алтарь Свободы. Их убеждения не были «ситуативными», как в эпоху постмодернизма, что, к сожалению, еще запоздало длится в наших искусствах, литературе, многих сферах жизни. Искренняя, независимая позиция инакомыслящих, нонконформистов, защищавших традиционные ценности, воспринимается нынче как бесценный урок прошлого, без которого не бывает будущего.