БЫТЬ ИНОСТРАНЦЕМ В ГЕРМАНИИ ОПАСНО

«Всегда найдется кто-то, кто скажет жертве, что она сама во всем виновата, и вообще надо как-то приспосабливаться и не вести себя так неразумно...»

К Герхарду Шмалю примерно с такими же словами обратился сотрудник криминальной полиции: сам, дескать, накликал несчастье. Да, да. Причиной, вероятно, послужило стеклянное украшение, которое было подвешено к оконному стеклу в его квартире на первом этаже. Синяя звезда Давида...

Уже достаточно неприятно то, что он слеп. Но не каждый же обязан знать, что он к тому же еще и еврей! Если кто-нибудь спросит его о религии, он всегда может ответить, что он атеист.

Г-н Шмаль сварил утренний кофе и положил на стол кексы, он пододвигает пепельницу, спрашивает, пришлось ли угощение по вкусу. У него редко бывают гости. Иногда приходит г-н Леман из благотворительной организации «Белое кольцо», который заботится о нем уже девять лет. Но чаще всего он разговаривает только с Рози, своей собакой: «Мы уже долго живем одни».

Он много курит, как и всегда, когда рассказывает свою историю. События иногда принимают хаотический характер, нелегко рассортировывать ужасы. Порой он говорит таким тоном, будто вынужден извиняться за ту жестокую действительность, в которой живет.

По-настоящему угрожающим террор стал после судебного процесса три года назад. Один сосед направил свою дворняжку на Рози, г-н Шмаль услышал, как она завизжала, и вдруг его сильно ударили, он упал на землю. До сих пор в ушах тот злобный крик; «Я застрелю тебя и твою собаку!»

Ему сказали, что преступник - плотный субъект, пьяница, его ярость поначалу была необъяснимой. Эта ярость усилилась еще больше, когда он был приговорен к штрафу в 1000 марок. «Еврейская свинья!» - кричал теперь этот голос, когда г-н Шмаль проходил мимо закусочной. Какое-то время он размышлял, откуда тому вообще было известно, что он еврей. «Я же не разгуливаю повсюду с объявлением на шее: внимание, я еврей». Пока, наконец, он не сообразил, что причиной всего явилась та звезда.

«Еврейская свинья». Подобные слова теперь стали часто появляться на его двери, а потом мучители, вероятно, сообразили, что акустический террор эффективнее для слепого, чем та мазня, которую он не видит. По телефону стали звучать голоса, негромкие, но преисполненные ненависти. Всегда одно и то же: «Убирайся отсюда!»

В прошлом году в дом явилась криминальная полиция, чтобы выявить тех, кто занимался этой травлей, - и не обнаружили ничего: «Они мне лишь сказали, чтобы я постарался найти другую квартиру». Это не так-то просто для человека, живущего за счет социальной помощи, но в декабре 1993 года он переехал. Осталось напряженное ожидание того, начнется ли все это снова в новом квартале. И минувшим летом один тип брызнул слезоточивым газом в слепого и в его собаку. Глаза Рози воспалены еще и сегодня, она с тех пор стала пугливой.

Отдел социального обеспечения не намерен оплачивать замки на дверях, а также дорогостоящее подключение к его телефону компьютера со считывающим устройством.

Теперь он чаще всего выбирает обходные маршруты в квартале: ведь около супермаркета стоят «бритоголовые» и потягивают дешевое пиво. Если кто-нибудь спрашивает, который час, он идет дальше, будто ничего не слышал. И если кто-нибудь осведомляется, опасна ли его собака, эта кроткая Рози, он отвечает: «Кусается».

Так будет продолжаться и дальше. Другое решение ему неизвестно. ОНО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ И ТАКИМ, какое рекомендовал ему сотрудник уголовной полиции: «Следовало бы вернуться в Израиль». «Но там я никогда не был. Я не родился там. К чему это?» - размышляет 48-летний инвалид.

Г-н Шмаль первоначально не чувствовал себя чужим в этой стране, но для других он чужой. Он принадлежит к числу тех в Германии, «право которых на пребывание в Федеративной Республике оспаривается на основании их национальности, расы, цвета кожи, религии, мировоззрения, происхождения или внешнего вида». Так полиция определила «правонарушения, совершаемые из враждебности к иностранцам». В 1993 году статистика зарегистрировала 6721 подобное преступление. В 1988 году, когда вьетнамец Буи в качестве одного из последних рабочих, нанявшихся по договору, прибыл в ГДР, счет подобным преступлениям там вообще не вели.

Буи Ван Нхо (40 лет), служащий одной фирмы по очистке, женат, отец троих детей. Стоял 14 октября 1991 года на автобусной остановке в Восточном Берлине. Было прохладно, и под пальто ему было удобно прятать ножку от стула, которую он теперь прихватывал с собой, чтобы чувствовать себя уверенней. На него дважды нападали и избивали. Во второй раз сломали переносицу.

Когда автобус показался, откуда-то вынырнули трое подростков, им было от 15 до 17 лет. Первый удар он получил в лицо, потом, когда уже лежал на земле, его продолжали бить по голове. Использовали ножку от стула, пинали сапогами. Свидетелей не было, помощи тоже. Полицейские обнаружили щуплого вьетнамца без сознания лежащим на газоне. Доставили его в больницу, где он 14 дней был в коматозном состоянии.

Быть может, наша идея отправиться вместе с Буи Ван Нхо к месту преступления была неудачной. Сейчас поселок выглядит приветливо, дорожки подметены, среди ухоженных газонов растут декоративные кустарники и клены. Никто из людей, гуляющих с детскими колясками или везущих домой покупки, не выглядит угрожающе. Нигде не видно «бритоголовых». Однако г-н Буи, который поначалу спокойно стоял на остановке, резко поворачивает голову, когда вблизи неожиданно притормаживает малолитражка. Он украдкой разглядывает автомашину, следит за каждым движением пассажиров, и вдруг ему становится трудно дышать.

Приезжать сюда было все же неудачной идеей...

У себя дома, в берлинском районе Марцан, он успокаивается. Путь от автомашины к лифту и от лифта через коридор преодолен, ничего не случилось. Г-н Буи вынимает папки из шкафа, пачки бумаг, заполненных специальными медицинскими терминами. «Боковой перелом основания черепа с ликвореей, контузия мозга с внутренним кровоизлиянием. Диффузный органически-мозговой психосиндром», - написано в диагнозе больницы. «Снижение работоспособности, обсуловленное органически-мозговыми причинами», - такой диагноз поставил невролог.

Буи Ван Нхо не может прочесть эти слова и тем более их понять. До нападения он немного научился немецкому, но сейчас все забыл. Когда лежал в больнице, то начинал беспокойно метаться на койке, если кто-нибудь рядом говорил по-немецки. Казалось, звуки этого языка он ассоциировал с опасностью. Он говорит, что лишь немногие немцы - плохие, большинство - хорошие. Буи говорит тихо. И очень часто он не может найти ответа, безуспешно пытаясь вспомнить свое прошлое. Когда ему кто-нибудь помогает при этом, то память немного возвращается. Между преступниками и жертвой состоялась беседа, ее организовала церковь. Двое преступников были молодыми. Они сказали, что приносят извинения. Тот, постарше, этого не сделал. Двое из них подарили г-ну Буи цветы. Но он отказался их принять. Может быть, он от одного из этих троих получит возмещение за причиненный ущерб; ему причитается 50 тысяч марок плюс 250 марок ежемесячной пенсии. Но это маловероятно; у того парня нет денег.

Вьетнамец опять начинает говорить о культурной стране и о том, что он намерен дальше жить в Германии..

Его жене и сыну был разрешен въезд, когда он был в коме. Может показаться непостижимым, что г-н Буи предпочитает эту страну, в которой его чуть не забили насмерть. Но бедность, которая изгнала его из Вьетнама, никуда оттуда не ушла. И там слишком жарко, он не вынесет этого со своей больной головой. Сейчас он рад, что и двое его маленьких детей смогут приехать, как жена и старший сын. «С детьми ничего не случится в Германии. Они еще слишком маленькие», - тихо говорит он.

Тот факт, что никто не пришел на помощь г-ну Буи, - обычное явление. Редко кто-нибудь вмешивается или вызывает полицию. Не только из страха получить побои люди остаются лишь зрителями, когда кто-то попадает в беду, утверждает комиссар берлинской полиции Райнхард Кауц. Обычная мысль: «А что если я что-нибудь скажу и опозорюсь?»

Те, кто присутствовал в бюро премьер-министра земли Шлезвиг-Гольштейн, конечно, были рады, что, наконец-то, нашелся человек, которого можно было наградить за гражданское мужество. Долговязый и застенчивый; Мартин Арп 29 апреля 1994 года получил «Медаль за спасение на ленте» - наивысшее отличие подобного рода из тех, какие выдает эта федеральная земля.

«31-летний водитель автобуса защищает суданца от «бритоголовых», - так сообщила о поступке г-на Арпа газета «Килер нахрихтен», а «Гольштейнишер курир» назвала его «героем Киля». Худощавый Арп, конечно, не пользовался репутацией бойца среди своих коллег, он выглядит моложаво, и только форменная одежда водителя автобуса - серые брюки, синяя сорочка - придают ему официальный вид. Именно о нем премьер-министр Хади Симонис сказала, что он «своим мужеством внушил мужество другим». Но вместо того чтобы гордиться, он сидит сейчас в своем автобусе и размышляет, в чем была его ошибка. Какие выводы следует извлечь из этого события, которое многие считают героическим поступком? Он стал известным человеком, и с суданцем ничего не случилось. Но на пальце и на ноге у Мартина остались шрамы... Около 11 часов вечера в автобус вошли африканец и четверо «бритоголовых». Они начинают кричать: «Ниггер, отправляйся домой! Немецкая раса, чистая кровь, иностранцы вон отсюда!» Один начинает пинать пассажиров. Арп через микрофон одергивает дебоширов: «В противном случае вам придется покинуть автобус». Двое «бритоголовых» вышли, но двое остались. Арп по радио вызывает полицию. Один бандит протискивается вперед, пытается ударить ножом водителя, задевает мизинец Арпа, наносит удары по ноге. Когда он и его приятель сходят, а водитель в шоковом состоянии едет к следующей остановке, пассажиры, наконец, встают со своих мест, чтобы помочь. Через пару минут прибывает и полиция.

Может, ему следовало помалкивать? Ведь он не хотел ввязываться в драку. Вызвал помощь, а она прибыла слишком поздно. Полиция рекомендует, чтобы водитель в случае дебоша остановился на следующей остановке и ждал, пока прибудет патруль. Но на это требуется время, и драчуны поймут, какой оборот принимают события.

Постоянное ожидание опасности консультантам из организации «Белое кольцо» или «Помощь жертвам» хорошо известно. Но что сказать таким, как Буи Ван Нхо, или слепому господину Шмалю, или молодому беженцу Мануэлю? Ярко-красный шрам на его запястье выглядит так, будто он намеревался вскрыть себе вены. Но здесь поработали врачи, «вырезавшие шрам». У него над ребрами хирурги сняли тонкие слои эпидермиса, как картофельную шелуху. Эта кожа предназначена для рук, которые после ожога выглядели, как два куска обугленного мяса.

Мануэль Аведикян очень прозаично говорит о последствиях ночного пожара, случившегося два года назад. Мануэлю 21 год, и он вот уже четыре года живет в Германии. Поэтому он говорит не только по-армянски, английски и арабски, но и бегло по-немецки с легким баденским акцентом.

Между Фрайбургом и Эммендингеном находится городок Вальдкирх. Посередине стоит здание, в котором когда-то помещалось ремесленное училище, потом пожарная команда и, наконец, общежитие для беженцев. Сейчас там не живет никто. Остатки черной сажи еще напоминают о той ночи с 5 на 6 января 1992 года, когда в подъезд был брошен зажигательный пакет. Мануэлю не повезло: в ту ночь он был дома. Услышав крики, он побежал вниз и попал прямо в очаг огня. В прихожей пылали старые автомобильные покрышки. «И чаду и панике я бросился не к той двери: она была заперта».

Пожарные нашли его на лестнице в бессознательном состоянии. Четверть поверхности его тела обгорела. Хуже всего выглядели руки, которыми он прикрывал глаза. Расплавленная оправа очков прилипла к обугленной коже.

За четыре месяца до этого он поселился в общежитии для беженцев, потому что не мог оставаться вместе со своей семьей. Там было шумно и невозможно выполнять школьные задания. Действительно, не так уж много места в трехкомнатной квартире, где семья Аведикянов ютится с 1990 года: мать, отец, братья Пауль, Даниэль и Абрахам-младший; на лестнице дремлет кошка, в жилой комнате на столике рядом с софой в аквариуме плавает золотая рыбка.

В который раз Абрахам-старший рассказывает о том, как его семья попала в Германию. Когда Абрахам родился в 1940 году, его родители бежали из Турции. Он вырос в Ливане, позднее перебрался в Либерию. Был владельцем парикмахерской и пережил пару хороших лет, Фатхи родила там четырех сыновей. Затем война пришла в Либерию, и они бежали в Ливан; война следовала за ними, они отправились в Европу в поисках безопасности. И вот та ночь в Вальдкирхе.

Спустя неделю после покушения участники гражданской инициативы в Вальдкирхе призвали к демонстрации, и 700 человек высказали свое возмущение. Когда Мануэлю Аведикяну снова разрешили посещать школу, его товарищи по классу весьма прохладно отнеслись к нему.

Этот юноша довольно рассудительно отзывается о своих одноклассниках, которым 16-17 лет: «Может быть, в этом возрасте люди всегда бывают такими?..»