БЫЛ БЫ ПРАЗДНИК, А ДАТА НАЙДЕТСЯ ДЕНЬ РККА В КОНТЕКСТЕ ИСТОРИЧЕСКОГО МИФОТВОРЧЕСТВА СОВЕТСКОЙ ЭПОХИ

За время существования Союза ССР вопрос о том, почему именно 23 февраля стало отмечаться как день рождения РККА, не раз оказывался в центре дискуссий. И хотя практически накануне распада СССР официальные историки признали совершенно случайный характер этой даты, многие вопросы тут все же остались невыясненными. Действительно, когда же собственно и при каких обстоятельствах родился «миф о 23 февраля», кто был его непосредственным творцом, как именно этот миф «вписывался» в большевистскую концепцию истории РККА, влияли ли на него перманентные переписывания этой самой истории?

В современной публицистике термин «миф», как правило, употребляется в, так сказать, ругательном смысле, означая искаженную кем-то интерпретацию тех или иных исторических событий или присущие массовому сознанию ошибочные стереотипы, которые обязательно следует разоблачить. Я, однако, исхожу из понимания сути исторического мифотворчества прежде всего как способа формирования определенной идентичности общества. Исходя из этого, вопрос о том, действительные или выдуманные события были положены в основу «мифа о 23 февраля», не имеет принципиального значения, поскольку на первый план тут выступает вопрос о том, какую именно идентичность формировала вышеуказанная мифологема, какие идеи и ценности она пропагандировала.

Отмечу также, что продуцирование исторических мифов вовсе не относится к разряду «продуктов советской эпохи». В том или ином виде мифы создавались историографией различных государств в прошлом, создаются они теперь и, надо думать, будут существовать в будущем, поскольку практика использования истории для достижения тех или иных политических задач будет актуальной.

Впрочем, советское историческое мифотворчество все же имело свои характерные особенности. Пожалуй, вряд ли найдешь аналогию советской практике, когда те или иные исторические события постоянно переписывались и переделывались даже на протяжении жизни одного поколения. «Миф о 23 февраля», как мы увидим ниже, в этом плане не был исключением.

Хотя празднование первой годовщины Красной Армии в 1919 г. действительно пришлось на 23 февраля, однако ни в одной из многочисленных публикаций того времени с этим днем совершенно не связывались ни сам факт рождения РККА, ни какие бы то ни было другие заметные события в ее истории. Напротив, как можно было судить по опубликованному 7 февраля 1919 г. газетой «Известия народного комиссариата военных дел» сообщению, днем рождения своего детища большевики считали 15 (28) января 1918 г. — день принятия СНК РССФР Декрета о создании рабоче-крестьянской армии, и именно с этого дня по каким-то причинам празднование было перенесено на 23 февраля 1919 г. К слову сказать, несмотря на все старания, праздник не вызвал ожидаемого организаторами «революционного энтузиазма масс». «Зачем играть словами, — сокрушались по этому поводу те же «Известия», — праздник 23 февраля, годовщина Красной Армии, не удался, прошел тускло, вяло… Она наводит на печальный, но однозначный вывод: Красная Армия непопулярна, и мы ее не любим».

На протяжении 1920—1921 гг. годовщины РККА вообще официально не отмечались. Ситуация коренным образом изменилась только в 1922 г. Именно с этого времени и на многие десятилетия день рождения Красной (с 1946-го — Советской) Армии стал одним из ключевых праздников советской системы.

Собственно к 1922 году относится и рождение «мифа о 23 февраля». Его «крестным отцом», очевидно, следует считать председателя Реввоенсовета республики (РВСР), наркомвоенмора Л.Троцкого — на то время «вождя № 2» советской России. Во всяком случае, именно Троцкий в своем докладе, посвященном четвертой годовщине РККА (а спустя год и в праздничном приказе РВСР, изданном к пятилетнему юбилею), позволил себе «вольную трактовку» причины избрания именно 23 февраля днем рождения новой армии. Он заявил, что якобы в этот февральский день 1918 года Декрет СНК о создании Рабоче-Крестьянской Красной Армии был опубликован.

Сразу же определимся: сентенция Л.Троцкого совершенно не соответствовала реальным историческим событиям. Принятый 18 (28) января 1918 г. вышеуказанный Декрет СНК был опубликован в прессе уже 18 и 20 января, в чем можно было легко убедиться, обратившись в любую библиотеку, где сохранялись подшивки советской прессы за 1918 г. Однако вряд ли стоит считать, что сказанное Л.Троцким было простой ошибкой. Скорее всего, мифотворчество вокруг даты 23 февраля было совершенно сознательным стремлением власти «узаконить» рожденную в 1919 г. праздничную традицию, «привязав» ее к конкретным и, так сказать, существенным историческим событиям…

Фактически с подачи Л.Троцкого первоначальная версия «мифа о 23 февраля» мгновенно перекочевала на страницы советских газет и журналов, а вскоре попала и в научно-популярные издания, учебники по истории РККА.

Впрочем, на протяжении 20-х годов, несмотря на четко выраженную тенденцию мифологизации, ни день 23 февраля в частности, ни события зимы 1918 г. в целом не занимали главенствующего положения в контексте празднований годовщин Красной Армии. Последнее в значительной степени исходило из довольно распространенной в то время «военспецевской концепции» военной истории, согласно которой определяющими в деле становления новой армии являлись события лета—осени 1918 г. — периода возвращения к регулярным основам в практике военного строительства и первых побед Красной Армии на Восточном фронте.

Такая направленность советской пропагандистской машины явно была нацелена на то, чтобы обосновать правильность отказа Ленина и его соратников от декларировавшихся когда-то социалистических лозунгов «демократизации армии», «замены постоянной армии всеобщим вооружением народа» и т.д. Вместе с тем, широкая эксплуатация исторической версии о «настоящем рождении» новой армии осенью 1918 г., когда «под Казанью и Симбирском молодая Красная Армия одержала свое первое боевое крещение», была связана и с активным внедрением в сознание масс «культа Троцкого». Предлагаемая мифологема не только легитимизировала уже существующий статус председателя РВСР как «вождя и организатора Красной Армии», но и закладывала основу его возможных претензий на еще более масштабную роль в советской стране.

Пиком пропагандистской кампании раздувания «культа Троцкого» стал 1923 г. — год широкомасштабного празднования пятилетней годовщины РККА. В дни юбилея портретами Троцкого были украшены площади больших городов и небольших местечек, они заполнили первые страницы праздничных выпусков газет и журналов, имя Троцкого — «меча в руках российского и мирового пролетариата» — звучало на многочисленных митингах и собраниях. В августе 1923 г. в Тбилиси состоялась премьера первого советского боевика «Красные дьяволята», герои которого, давая клятву сражаться с врагом, целовали портреты Ленина и Троцкого. В конце концов в честь Л.Троцкого были названы город (бывший г. Гатчина), селение (в Вознесенском уезде Одесской области), эсминец Балтийского флота, канонерка Каспийской флотилии и т.д. и т.п.

Однако 1923-й стал и «лебединой песней» Троцкого в роли «вождя и организатора РККА». Тенденция к изменению интерпретаций его роли весьма выразительно заявила о себе уже в феврале 1924 г., когда отмечалась шестая годовщина Красной Армии.

Так же, как это было и в предыдущие годы, 23 февраля 1924 г. первые страницы официальных изданий поместили написанные Л.Троцким праздничные передовицы, его портреты с надписью «вождь и воспитатель РККА» заняли уже привычное место на улицах и площадях. Вместе с тем, в выступлениях ряда партийных деятелей (Г.Зиновьева, М.Фрунзе, Е.Ярославского и др.) прозвучал тезис «создание РККА — ее успехи — Ленин», что было само по себе новшеством, ведь до сих пор понятие «армия» ассоциировалось исключительно с именем Л.Троцкого.

На первый взгляд, тональность этих выступлений была проникнута искренней печалью о только что умершем вожде. Однако в действительности все обстояло иначе.

Осторожные, на уровне намеков попытки изменить акценты в оценке роли Троцкого в истории РККА были пробным камнем той широко закроенной «антитроцкистской кампании», которая вскоре развернулась в советской России.

Уже осенью 1924 г. Л.Троцкий находился в открытой конфронтации с «тройкой» — Сталиным, Зиновьевым, Каменевым. Полным ходом шло «развенчание культа Троцкого». И хотя пропагандистские удары, нанесенные в это время имиджу «вождя № 2», касались его роли в октябре 1917 г., все же без растаптывания Троцкого как военного деятеля также не обошлось.

Выдергивание из общего позитивного контекста несущественных негативных факторов, гиперболизация и абсолютизация их, превращение их на сущность первого порядка, выпячивание одних и сокрытие других фактов, наконец, вульгарная фальсификация — вот неполный перечень тех приемов, с помощью которых Сталину и его окружению удалось разрушить такую, казалось бы, неприступную крепость, как миф «Троцкий — вождь и организатор РККА».

Эти же приемы обеспечили «рождение» новых «больших и маленьких» вождей. Среди последних был, в частности, К.Ворошилов, который после подозрительной смерти на операционном столе М.Фрунзе занял кресло, принадлежавшее не так давно Л.Троцкому. В новой роли наркомвоенмора СССР «железный Клим» приступил к увековечению собственных «военных заслуг».

Уже в августе 1926 г. возглавляемая им комиссия по подготовке к празднованию Х годовщины РККА внесла на рассмотрение РВС СССР просто сенсационное предложение, а именно — оказаться от празднования дня рождения армии зимой, перенеся его на лето (вероятно, речь шля о «привязке» праздника к известным царицынским событиям периода гражданской войны, в которых Сталин и Ворошилов принимали активное участие). Три месяца этот вопрос оставался открытым, однако, в конце концов, от идеи переноса праздника пришлось отказаться: день 23 февраля к тому времени успел стать традицией, и просто стереть его с красного календаря комиссия не решилась.

Это, впрочем, не помешало внести существенные коррективы в трактовку «мифа о 23 февраля». Опубликованное в день десятилетнего юбилея РККА постановление ЦИК и СНК СССР гласило: «23 февраля рабоче-крестьянское правительство приступило к формированию первых отрядов Красной Армии». В следующем году ведущий военно-политический журнал «Война и революция» поместил на своих страницах предложенные бывшим генералом М.Бонч-Бруевичем детали новой трактовки «мифа о 23 февраля». Он вспомнил, что-де 22 февраля 1918 г. ночью правительство Ленина, реально оказавшись перед угрозой прорыва кайзеровских войск к Петрограду, обратилось за помощью к генералам царской армии. Объединившись в Штаб обороны, военспецы спешно разработали план защиты столицы, и уже утром 23 февраля началась его реализация: на места расположения войск противника были высланы отдельные разведгруппы, которые вскоре составили основу «оборонной завесы». Со всего этого М.Бонч-Бруевич сделал вывод: «23 февраля был сделан первый практический шаг по формированию Красной Армии», «родились первые звенья будущих вооруженных сил».

Следует отметить, что предложенное бывшим начальником Штаба обороны объяснение причины избрания днем рождения Красной Армии именно 23 февраля хотя, по сути, и не соответствовало действительности, все же являло собою наиболее приближенную к правде историческую версию. Однако эта совсем негероическая, к тому же «военспецевская» интерпретация мифологемы не успела утвердиться, ибо она не отвечала новому идеологическому заданию — утверждению в массовом сознании общества исключительности «вождя № 1» — Й.Сталина.

У истоков создания мифа «Сталин — вождь РККА» стоял К.Ворошилов. Написанная им в 1929 г. и практически мгновенно растиражированная статья-панегирик «Сталин и Красная Армия» являла собой классический образец фальсификации исторического прошлого и практики его использования для достижения конкретных политических целей. На этот раз массам предлагалась новая схема «Ленин — его верный соратник Сталин — организация Красной Армии — ее блестящие победы». Что касается выдворенного к этому времени за пределы СССР Л.Троцкого, то ему, ясное дело, приписывалась роль скрытого врага.

Интересно, что в своих стараниях утвердить образ Сталина как «вождя РККА» К.Ворошилов не проявил особой изобретательности. Практически все «пропагандистские клише», которые в свое время обслуживали «культ Троцкого», теперь были использованы для формирования образа нового «ближайшего соратника Ильича». Прямой плагиат просматривался во всем, и прежде всего в выстраиваемой Ворошиловым истории о роли Сталина в гражданской войне. Показательная деталь: распропагандированный когда-то эпизод пребывания Л.Троцкого летом—осенью 1918 г. в районе Свияжска под Казанью, где для прекращения дезорганизации фронта наркомвоенмору пришлось применить систему децимариев и расстрелять даже некоторых «заслуженных коммунистов», теперь был заменен на повествование о решительности и принципиальности И.Сталина во время его пребывания летом 1918 г. под Царицыным, где ему пришлось расстрелять «врагов-военспецов».

Впрочем, идеологическая направленность версии К.Ворошилова не ограничивалась лишь вытеснением культа одной персоны и созданием культа другой. В данном случае речь шла о кардинальном изменении всей концепции истории РККА, в частности об отказе от «военспецовской» концепции и замене ее на «краскомовскую», сущность которой заключалась в обосновании особенной роли в Красной Армии во время гражданской войны партийных деятелей — военных обскурантов, к числу которых, собственно говоря, принадлежали и Сталин, и Ворошилов.

В конце 20-х — начале 30-х годов прокатилась волна массовых репрессий в РККА, масштабы которых историкам еще предстоит выяснить. Ясно, впрочем, что они нанесли непоправимый ущерб армии. Во всяком случае, представленная до этого в основном военспецами советская военно- историческая наука, которая, несмотря на постоянный идеологический прессинг, все же развивалась, теперь была практически уничтожена. Ее наиболее выдающиеся представители были репрессированы, а труды их оказались на полках спецхранов. Место профессионалов заняли «идейные» невежды и те из «бывших», которые смогли приспособиться к новым идеологическим потребностям советской системы. Именно их усилиями выдвигаемые вождями исторические схемы стали приобретать «наукоподобность».

Еще в 1933 г. К.Ворошилов, выступая на торжественном собрании, посвященном 15-й годовщине Красной Армии, признавал, что «приспособление праздника годовщины РККА к 23 февраля имеет довольно случайный, трудно объяснимый характер и не совпадает с историческими датами». Однако уже в 1938 г., после выхода в свет «Истории ВКП(б). Краткого курса», с этой неопределенностью было покончено. Очередная трактовка «мифа о 23 февраля» была такой: якобы именно в этот день под Псковом и Нарвой молодые отряды новой армии дали решительный отпор кайзеровским войскам и тем самым приостановили их наступление на Петроград.

В дальнейшем эта версия была «улучшена». 23 февраля 1942 г. И.Сталин издал приказ № 55, в котором отмечалось, что «под Псковом и Нарвой молодые части Красной Армии наголову разбили немецких захватчиков». Практически следом за этим в официальной прессе появилась серия исторических публикаций, авторы которых (И.Минц, Е.Городецкий, Е.Ярославский), не отягощая себя строгой научной аргументацией, перепевали заявление вождя. В 1943 г. в Москве был издан исключительно пропагандистский по своей направленности сборник документов «Разгром немецких захватчиков в 1918 г.».

Отметим, что новые мотивы «мифа о 23 февраля» в условиях войны против немецких захватчиков явно были направлены на мобилизацию патриотических сил советского народа. Этой задаче были подчинены и другие, подчас совсем нелицеприятные пропагандистские мероприятия власти, связанные с годовщинами Советской Армии. В этой связи нельзя не вспомнить об А.Матросове, реальную дату смерти которого (27 февраля) советские идеологи перенесли на 23 февраля 1943 г., «приурочив» ее к 25-й годовщине Красной Армии.

В сталинской интерпретации «миф о 23 февраля» прочно вошел в советскую историографию послевоенного периода. Так же прочно в «научных трудах» утвердилась «краскомовская концепция» истории РККА с ее прославлением героев-партийцев времен гражданской войны — правда, лишь тех немногих, кого обошли стороной жернова сталинской репрессивной машины. «Героем №1» в этом контексте был, ясное дело, «товарищ Сталин». Кстати, уже накануне второй мировой войны, а особенно после ее завершения широко пропагандировавшаяся когда-то схема «Ленин—Сталин — организация Красной Армии — ее блестящие победы» была отброшена. Использовав авторитет покойного вождя в борьбе против Троцкого, укрепив свои собственные позиции, И.Сталин не только без лишних церемоний провозгласил себя единоличным «вождем мирового пролетариата», «вождем и организатором РККА», но даже поставил под сомнение военные способности Ленина, когда написал в 1949 г. известное письмо военному историку Разину (мол, «Старик» никогда особенно не интересовался военными вопросами, предоставляя их решение «молодым»).

Факт «разгрома 23 февраля 1918 г. кайзеровских войск под Псковом и Нарвой» постепенно стал восприниматься в советском обществе как непреложная истина. Именно поэтому писатель А.Степанов (автор популярного тогда романа «Порт-Артур»), воодушевленный героическим прошлым отцов и дедов на заре советской власти, решил написать документальную повесть о феврале 1918 г. Каким же было его удивление, когда в архивах не удалось разыскать не только подтверждений героизма красногвардейцев, но и самого боя 23 февраля 1918 г. Растерянный литератор обратился в 1951 г. с письмом к Сталину, которое было переадресовано секретариату главной редколлегии «Истории гражданской войны в СССР».

Уже после смерти Сталина эта история стала известной — в частности, о ней рассказал в 1964 г. историк С.Найда в опубликованной «Военно-историческим журналом» статье «Почему день Советской Армии и Военно-Морского флота празднуют 23 февраля». Выступая с «разоблачениями» выдумки Сталина о победах красногвардейцев под Псковом и Нарвой, советский профессор предлагал в качестве истины новую выдумку — якобы день 23 февраля был особенным в истории РККА потому, что именно он стал днем «массового вступления трудящихся в ряды Красной Армии».

Эта новая версия, дополненная вскоре тезисом о будто бы активном сопротивлении первых отрядов Красной Армии кайзеровским войскам не только под Нарвой и Псковом, но и в Прибалтике, Украине, была положена в основу изданной в 1968 г. книги «50 лет Вооруженных Сил СССР. 1918— 1958», а также опубликованных в последующие годы многочисленных статей, монографий и даже воспоминаний очевидцев, которые по каким-то неизвестным причинам на протяжении десятилетий «упорно скрывали» свою причастность к «великим событиям» февраля 1918 г.

Идеологическая направленность мифологемы в ее новом звучании была совершенно очевидной: заявляя об осуждении «культа личности Сталина», советское руководство ограничилось лишь критикой персоны самого Сталина, оставив в неприкосновенности саму систему и ее ценности.

Впрочем, новации исторического мифотворчества приживались в общественном сознании, ошеломленном оглаской преступлений Сталина, небезболезненно. К примеру, в 1966 г. журнал «Новый мир» опубликовал статью В.Кардина «Легенды и факты», в которой поднимался вопрос о «дутой» дате рождения РККА и других исторических событиях, известных рядовым советским гражданам по сконструированным во времена сталинизма «лжесхемам».

Однако это и подобные ему рассуждения интеллигенции, воодушевленной «оттепелью», прекращались довольно жестко. Так, в ответ на статью В.Кардина газета «Красная звезда» опубликовала открытое письмо группы ветеранов — Героев Советского Союза под красноречивым названием «Легендарное не перечеркнуть», в котором автор, а заодно и журнал обвинялись в попытках представить РККА «незаконнорожденным дитем», создать «вакуум в революционных и боевых традициях старших поколений». Вконец возмущенные ветераны убеждали всех в том, что «люди наши хотят подняться над «черным хлебом» фактов и передать навеки поэтические пересказы о великих событиях...»

Таким образом, многообещающие ветры перемен только на короткое время разрядили затхлую атмосферу коммунистической идеологии. Постепенно все вернулось на круги своя — в том числе и относительно трактовок истории Советской Армии. Тут, как и раньше, в той или иной манере будировалась «краскомовская концепция», правда, без Сталина (на некоторое время он стал фигурой умолчания), а с Лениным — «настоящим творцом РККА».

Добавим, что, несмотря на признание даже официальной историографией побед Красной Армии под Псковом и Нарвой 23 февраля 1918 г. чистейшей выдумкой, советская пропагандистская машина продолжала эксплуатировать старый миф, не внося в него даже малейших корректив. В феврале 1969 г. в Пскове с большой помпой был открыт (запланированный еще во времена Сталина) мемориал с 47-метровым обелиском в виде штыка с надписью «Доблестной Рабоче-крестьянской армии, ее бойцам, командирам и политработникам в честь первых славных побед над империалистическими захватчиками в феврале 1918 г.». Никаких сомнений в блестящих победах красногвардейцев над кайзеровскими войсками не оставлял и горельеф обелиска, изображающий поверженных, пребывающих в жалких позах немцев.

Дискуссии вокруг «дня 23 февраля» возобновились только в эпоху «горбачевской гласности». В кругах демократической интеллигенции, на страницах ряда перестроечных изданий (в частности, журнала «Огонек») появились многочисленные публикации-разоблачения этого и других мифов советской истории.

В конце концов, официальные историки были вынуждены приподнять завесу тайны над загадочной датой рождения РККА. Практически накануне развала СССР в «Красной звезде» появилась статья А.Емелина «О феврале 1918-го без мифов и о том, почему мы отмечаем День Советской Армии и Военно-Морского флота именно 23 февраля». Изюминкой публикации стал будто бы обнаруженный в архиве (безусловно, хорошо припрятанный до этого времени) документ, который подтверждал, что инициатива празднования первой годовщины Красной Армии принадлежала большевику Н.Подвойскому, стоявшему в свое время у истоков организации новой армии. В январе 1919 г. он обратился с письмом во ВЦИК, в котором предлагал отметить годовщину 28 января, приурочив ее ко дню принятия СНК РСФСР соответствующего декрета. Предложение было одобрено, однако по техническим причинам провести празднование в нужный день не удалось. Тогда сначала оно было перенесено на воскресенье 16 февраля, а затем еще на неделю — на воскресенье 23 февраля…

Хотя заголовок статьи А.Емелина был многообещающим, все же правды, всей правды ни о феврале 1918 г., ни собственно о истории мифологизации вокруг дня 23 февраля статья не давала. Переложив вину за мифотворчество исключительно на Сталина, автор в скрытой форме не только оправдывал его (мол, «миф о 23 февраля» появился «в тяжелый 1942 год и обращение к прошлым победам над немецкими войсками... должно было придать нашему народу дополнительные силы»), но и продолжал мифологизирование, настаивая на «славных началах» РККА (в 1918 г. у Пскова и Нарвы «был подвиг, хоть и не было победы»). Таким образом, речь шла об очередном использовании «правды истории» (во всяком случае, частицы правды) в качестве инструмента сохранения существующих идеологических концепций и советской системы в целом.

Как видим, советское мифотворчество вокруг даты 23 февраля всегда было тесно связано с феноменом власти и изменениями политического климата в стране. Интерпретации «мифа о 23 февраля» по мере этих последних постоянно изменялись, однако в основе мифологемы всегда лежали стремления обосновать легитимность советской власти и права стоять у ее руля очередных партийных лидеров. Постоянные «улучшения», «переписывания» историками событий, связанных с днем рождения РККА, исходили из функций советской историографии, главная из которых сводилась к «научному обоснованию» тех или иных идеологических сентенций вождей — все равно, имели они под собою реальную основу или нет.