«БУДЬТЕ ЧЕЛОВЕЧНЕЕ В ЭТИ ДНИ ВСЕОБЩЕГО ОЗВЕРЕНИЯ» НЕСВОЕВРЕМЕННЫЙ МАКСИМ ГОРЬКИЙ К 135-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ

Все произошло, словно в плохом романе: сто лет тому в читающем (и не только!) мире не было, кажется, имени более известного, чем писатель под многозначительным псевдонимом — Максим Горький. Но — пути Господни неисповедимы! Минули годы, исполненные для автора, поднявшегося «со дна моря народного», самых невероятных поворотов судьбы. И вот «соловьи перестройки», особенно те из них, кто неизменно числился в соловьях-разбойниках сусловской идеологической опричнины, зарабатывая политическую индульгенцию, сбрасывают с «корабля современности» недавнего своего идола — Буревестника революции, смелого Сокола, «основоположника литературы социалистического реализма, родоначальника советской литературы», силуэт которого украшал логотип «Литературной газеты», автора множества программных произведений советской школы...

Так кто же он, нижегородский мещанин Алексей Максимович Пешков, захрестоматизированный писатель Максим Горький, уступавший по тиражности только Льву Толстому и Александру Пушкину?

Максим Горький — как писатель и человек — трагическая фигура, явление редкостное, поистине сложное и крайне противоречивое. Начать хотя бы с саркастического замечания его ярого оппонента, лауреата Нобелевской премии Ивана Бунина, считавшего, что Горький не стоил «мировой славы, совершенно беспримерной по незаслуженности, основанной на безмерно счастливом для ее носителя стечении не только политических, но и весьма многих других обстоятельств, — например, полной неосведомленности публики в его биографии». Но все-таки вынужден признать:

«Я всегда дивился — как это его на все хватает: изо дня в день на людях, — то у него сборище, то он на каком-нибудь сборище, — говорит порой не умолкая, целыми часами, пьет сколько угодно, папирос выкуривает по сто штук в сутки, спит не больше пяти-шести часов — и пишет своим круглым, крепким почерком роман за романом, пьесу за пьесой! Очень было распространено убеждение, что он пишет совершенно безграмотно и что его рукописи кто-то поправляет. Но писал он совершенно правильно (и вообще с необыкновенной литературной опытностью, с которой и начал писать). А сколько он читал, вечный полуинтеллигент, начетчик!»

Воистину правду говорят, что черти в аду мучительно завидуют, наблюдая иезуитскую ловкость, с которой люди умеют порочить друг друга...

Горький был писателем, как говорится, «от Бога», художественно одаренной личностью. Он обладал чисто писательской цепкостью ума и наблюдательностью. Невероятная работоспособность, без которой не бывает настоящего мастера, позволила ему, самоучке, почти в совершенстве освоить писательское многотрудное ремесло, перечитать сотни и тысячи книг, статей, заметок. Имея фантастическую память, запечатлеть невероятное количество имен, событий и фактов, научных и литературных данных.

Он действительно ворвался в литературу не как «звук лопнувшей струны», а как трубный глас молодого, неопытного, но весьма отважного и амбициозного горниста-новобранца. И звук его трубы был услышан — в одночасье о нем заговорили и в России, и в Европе.

Максим Горький понравился Льву Толстому, увидевшему в нем даровитого писателя, настоящего человека из народа, умного и симпатичного. «Он показал нам живую душу в босяке. Жаль только, что он много выдумывает». И указал на недостаток, которым Горький страдал всю жизнь, — слабо развитое чувство меры. А однажды заметил в дневнике: «Читал Горького. Ни то ни се».

«Горький добрый», — говорил о нем А.Чехов. Разнообразно недюжинным считал талант Горького В.Короленко, в определенном смысле наставник начинающего писателя.

Высокий оптимистический тонус горьковских произведений, воспетый в них гуманистический идеал человека-борца глубоко импонировали великому украинскому писателю Ивану Франко. В статье «Максим Горький», написанной в 1905 году в связи с заключением автора «Песни о Буревестнике» в Петропавловскую крепость, Франко называет его — «одна з оздоб російського письменства», «вітхненний апостол чоловіколюба». Заботами И.Франко произведения Горького появились в переводах на украинский язык как в «Літературно-науковому вістнику», так и отдельным изданием (к примеру, «Старуху Изергиль» перевела Леся Украинка, «Балладу о графине Элен де Курси» — П.Тычина).

Общеизвестна дружба между Горьким и М.Коцюбинским. «Смертен человек, народ бессмертен. Глубокий мой поклон народу Украины», — телеграфировал Горький в скорбную годину прощания с Художником, настолько великим, что, как сказал один из современников, только ради него каждый должен был бы изучить украинский язык.

В скобках заметим, что Горькому, в отличие от того же Бунина, не всегда удавалось быть толерантным по отношению к украинскому языку, украинской литературе, что, кстати, послужило одной из причин разрыва с В.Винниченко, который весьма удачно заметил, что российская демократия заканчивается на украинском вопросе. Это тем более прискорбно, что именно Горький печатал или помогал печататься многим украинским писателям в русских переводах, содействовал изданию «Кобзаря» Т.Шевченко, а в юности организовал в с. Мануйловка на Полтавщине хор и самодеятельный украинский театр, даже сам исполнял роли в пьесе «Мартын Боруля», т. е. знал украинский язык...

Феноменальным можно считать успех Горького на мировой арене.

«Трудно описать, с какой стихийной силой уже первые произведения Горького потрясли Европу: словно разорвалась завеса, треснула стена, и все с изумлением, почти с испугом поняли, что впервые заговорила другая, неведомая дотоле Россия, что этот голос исходит из гигантской стесненной груди целого народа», — говорил в речи к 60-летию Максима Горького его восторженный поклонник Стефан Цвейг. Произведениями М.Горького восхищались Д.Лондон, Ромен Роллан, Томас Манн. Роллан, в частности, в одном из писем к Горькому назвал литературный портрет Толстого гениальным.

Немногие писатели имели такую пеструю, необычайную и насыщенную биографию, как Горький. Жадный интерес к жизни позвал его к тысячеверстым «шатаниям» по России. Он обошел Поволжье, Дон, Украину, Крым, Кавказ, познал неисчислимое множество различных впечатлений, необыкновенных приключений. Пережил тяжелую душевную драму — в декабре 1887 г. стрелялся на Феодоровском бугре, на берегу р. Казанки. Пуля прошла мимо сердца и пробила легкое. Он часто страдал — глубоко, мучительно и горько...

Не много найдется в мировой литературе и таких плодовитых писателей, каким был Горький. Он выступал во всех известных литературных жанрах. Великий ценитель литературы и несостоявшийся поэт И.Сталин даже считал, что действительно прекрасное поэтическое произведение Максима Горького «Девушка и Смерть» — «посильнее «Фауста» Гете»... Многие произведения Горького, и не только раннего, и сегодня прочитываются с живейшем интересом, несмотря на изрядно подпорченный наш литературный вкус. Одна из его самых крупных и грандиозных по замыслу вещей — роман «Жизнь Клима Самгина», входящий в блистательный ряд так называемых «Bildungsromanen» (вспомним хотя бы «Будденброки» и «Волшебную гору» Томаса Манна, «Сагу о Форсайтах» Д.Голсуорси, «Жана-Кристофа» Ромен Роллана, «Основи суспільності» И.Франко).

Горький считался официальным бардом советской власти. И он был таковым, но всегда ли?

Только в конце прошлого века массовый читатель смог познакомиться с его книгой «Несвоевременные мысли», названной явно в пику известным словам В.Ленина о романе Горького «Мать», весьма слабом, кстати, в художественном отношении, — «очень своевременная книга».

С «Несвоевременными мыслями» Горький выступал в основанной им газете «Новая жизнь» (1917 г.), потрясенный кровавыми поворотами революционного дела.

«Слепые фанатики и бессовестные авантюристы, сломя голову, мчатся якобы по пути «социальной революции» — на самом деле это путь к анархии, к гибели пролетариата и революции». Горький страшился «зоологического инстинкта» народа, неоправданного кровопролития, насилия, жестокости террора и гибели культуры. И пророчествовал: страну «ждет голод, полное расстройство промышленности, разгром транспорта, длительная кровавая анархия, а за нею — не менее кровавая и мрачная реакция». События, как мы знаем, развивались именно по этой схеме. Он критикует «анархокоммунистов и фантазеров из Смольного» за неспособность «принять и воплотить в жизнь идеи чистого социализма», «эти вожди взбунтовавшихся мещан... проводят в жизнь нищенские идеи Прудона, а не Маркса, развивают Пугачевщину, а не социализм, и всячески пропагандируют всеобщее равнение на моральную и материальную бедность».

Отдавая должное Ленину как человеку талантливому, обладающему всеми свойствами вождя, Горький с прискорбием отмечает, что Ленину как «вождю» присуще «также и необходимое для этой роли отсутствие морали и чисто барское отношение к жизни народных масс».

Горький поддерживает мысль Герцена о том, что «великие перевороты не делаются разнуздыванием страстей», его ужасают аресты и преследования, убийства, воровство, грабежи, расхищения, тюрьмы, переполненные честными людьми, талантливыми работниками, культурными деятелями. «Наркомы не стесняются расстрелами», но в борьбе идей, утверждает Горький, вовсе не обязательно бить человека (а Ленин призывал «бить по головкам, бить безжалостно»). И обращался к истязателям и жертвам:

— Будьте человечнее в эти дни всеобщего озверения.

«Новая жизнь» недолго прожила и была закрыта по указанию Ленина. «Правда» предварительно подготовила обвинительное заключение, отметив, что Горький из «буревестника» превратился в «гагару», «изменил революции» и «солидаризуется с реакционерами».

Что происходило в душе Горького, можем только догадываться. В письме к жене Е.Пешковой замечает: «Живу в душевном противоречии с самим собою...» В будущие годы он еще пытается как-то «подправлять» политические перекосы, спасает от тюрьмы и смерти многих деятелей литературы и искусства, но все больше увязает в тине приспособленчества, советского бюрократизма, хитросплетениях «великого комбинатора» И.Сталина. С одной стороны, выступает с призывом к борьбе с фашизмом («С кем вы, мастера культуры?»), а с другой — выносит жесточайший приговор миллионам своих соотечественников («Если враг не сдается, его уничтожают»). С явным желанием выслужиться, обезопасить себя, заявляет: «Мы в стране, освещенной гением Владимира Ильича Ленина, в стране, где неутомимо и чудодейственно работает железная воля Иосифа Сталина». Восхваляет соловецкую лагерную жизнь (был даже каторжный прииск им. М.Горького), витийствует в бесконечных президиумах...

Его жизненный путь, круто проложенный в жестокой схватке, политическом противоборстве, в смешных и унизительных поисках материальных выгод, завершился при обстоятельствах весьма таинственных и до сих пор не выясненных. Алексей Максимович Горький умер 18 июня 1936 г., как предполагают, насильственной смертью. Похоронен в Москве на Красной площади.

«А был ли мальчик-то?»