Бойня на «литературном фронте». Сегодня — День памяти жертв политических репрессий и Голодоморов в Украине

Поделиться
Почти 75 лет тому назад, 14 декабря 1932 года, в самый разгар голодомора в Украине Иосиф Сталин и Вячеслав Молотов подписали постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР в связи с проведением хлебозаготовительной кампании...

Почти 75 лет тому назад, 14 декабря 1932 года, в самый разгар голодомора в Украине Иосиф Сталин и Вячеслав Молотов подписали постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР в связи с проведением хлебозаготовительной кампании. Среди его положений — требование «правильного проведения украинизации» в Украине и местах компактного проживания украинцев за пределами УССР (Кубань, Ставрополье, Воронежчина, юг Курщины). Это был окончательный приговор «украинизации».

Политика «украинизации» (шире, на всесоюзном уровне — «коренизации» нерусских народов) началась под давлением «национал-коммунистов» и по требованию Владимира Ленина, переданному им X (март 1921 г.) и XII (апрель 1923 г.) съездам РКП(б) для интеграции «окраин» в большевистское государство.

Но органы ГПУ не дремали и еще в сентябре 1926 года подготовили документ для внутреннего пользования «Об украинском сепаратизме», где были и такие слова: «То обстоятельство, что украинские националисты прекратили открытую борьбу с Советской властью и формально признали ее, не означает, что они окончательно примирились с теперешним положением дел и искренне отказались от вражеских замыслов… «Культурная борьба» приобрела громадную популярность и втянула в ряды своих последователей преобладающее большинство наиболее видных представителей укр. контрреволюции». Это была индульгенция для «плодотворной», но закрытой работы по искоренению «украинского буржуазного национализма».

Открытую борьбу с «украинизацией» органы ГПУ начали в 1929 году, когда стартовал процесс «Спілки визволення України». Дело слушалось (9 марта–19 апреля 1930 г.) в Харьковском оперном театре в присутствии защиты, свидетелей и отобранной массовки (см. статью Юрия Шаповала «Те­атральная история», «ЗН», №9, 2005).

В Украине, пережившей Голодо­мор 1932–1933 годов, началась уже настоящая, без бутафорской театральщины (как в деле «СВУ», по которому проходили 45 человек, среди которых в том числе было 2 академика ВУАН, 15 профессоров) охота за инакомыслящими. Вот циничные слова секретаря ЦК КП(б)У М.Хатаевича, произнесенные им в 1933 году: «Между селянами и нашей властью идет жестокая борьба. Это борьба на смерть. Этот год стал испытанием нашей силы и их терпения. Голод доказал им, кто тут хозяин. Он стоил миллионы жизней, но колхозная система будет существовать всегда. Мы выиграли войну!»

Теперь же настал черед украинской интеллигенции. И главными фигурантами дел были «недобитые петлюровцы» и гетманцы, «члены ОУН» (в т.ч. и поверившие в «украинизацию» реэмигранты и земляки из Западной Украины), которые, «занимались подготовкой террористических актов».

Было бы дело, а люди найдутся. В начале 1933 года в Украине началась «раскрутка» процесса «Украинской военной организации», к которому «подключили» трех писателей — Олеся Досвит­него, Сергея Пилипенко и Остапа Вишню. Первый в Украине внесудебный и закрытый «террористический» процесс состоялся в Харь­кове 3 марта 1934 года. Досвитний, Пилипенко и Вишня обвинялись в подготовке убийства Павла Постышева (второй секретарь ЦК КП(б)У), Власа Чубаря (глава Совнаркома УССР) и Всеволода Балицкого (особоуполномоченный ОГПУ в УССР, с 1934 г. — нарком внутренних дел УССР). Лишь Остап Вишня был «помилован», получив десять лет лагерей. Осталь­ных девять обвиняемых по делу УВО (еще не завершенному; всего было арестовано 148 человек) расстреляли. В ноябре 1933 года арестовали Леся Курбаса. Он был расстрелян 3 ноября 1937 года капитаном Михаилом Матвеевым в Сандармохе по приговору Особой тройки УНКВД Ленинградской области. С 27 октября по 10 ноября 1937 года Матвеев (изредка при помощи мл.лейтенанта Г.Алафера) уничтожил 1111 человек, как он докладывал в одном из актов «быстро, точно и толково».

Именно на 1933—1934 годы пришелся новый виток репрессий против ученых, педагогов, обвиняемых в «скрыпниковщине» (нарком просвещения Николай Скрыпник застрелился 7 июля 1933 года). Чуть ранее, 13 мая покончил с собой в харьковском доме литераторов «Слово» и Мыкола Хвылевый…
5 сентября 1933 года Коллегия ОГПУ СССР осудила на десять лет исправительно-трудовых работ еще одного проводника «украинизации» – наркома просвещения УССР Александра Шумского. В 1946 г. его убьют агенты НКВД уже «на свободе».

Евген Плужник
1 декабря 1934 года, именно в день убийства Сергея Кирова, Иосиф Сталин подписывает постановление ЦИК СССР «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик», которое окончательно развязало руки карательным органам. Вождь даже не удосужился завизировать документ у председателя ЦИК Михаила Калинина. Пять пунктов инквизиторского документа стоят того, чтобы их процитировать:

«Внести следующие изменения в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик по расследованию дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти:

1. Следствие по этим делам заканчивать в срок не более десяти дней.

2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела (дописано от руки «в суде» — С.М.).

3. Дела слушать без участия сторон.

4. Кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании не допускать.

5. Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора».

Не секрет, что убийство Сергея Киро­ва имело и для Страны Советов, и для Украины зловещий смысл. Есть немало взаимоисключающих версий преступления, но главное, что диктатор сполна использовал ситуацию, чтобы окончательно расправиться с оппозицией — реальной, потенциальной и мифической — троцкистами, зиновьевцами, «буржуазными националистами», и не только в Украине, но во всех союзных республиках, а также автономиях России.

Валерьян Пидмогильный
Реакция НКВД (13 июля 1934 года был издан приказ «Об организации органов НКВД на местах») была молниеносной. Уже 5 декабря открыто дело «по обвинению в принадлежности к контрреволюционной боротьбистской организации и участии в подготовке террористических актов» 17 писателей, журналистов и деятелей культуры: Александра Полоцкого, Николая Любченко, Семена Семко-Козачука, Юрия Мазуренко, Да­нила Кудри, Левка Ковалева, Миколы Ку­лиша, Григория Эпика, Валерьяна По­лищука, Василия Вражливого-Штанько, Валерьяна Пидмогильного, Евгения Плужника, Андрея Панова, Владимира Штангея, Петра Ванченко, Григория Майфета, Александра Ковинько.

Во время обысков в квартирах обвиняемых были изъяты «переписка и литература националистического характера», дневники, письма… Следователи с первых допросов начали давление на обвиняемых. Не имея прямых доказательств, они начали подводить «базу», вынуждая участников процесса оговаривать себя, давать «свидетельства» против товарищей.

Своего рода исторический экскурс уже в обвинительном заключении дела не оставлял малейших шансов: «Бороть­бистская партия, внешне сотрудничая с КП(б)У, одновременно готовилась к захвату власти и становилась центром притяжения кулацко-шовинистических и антисоветских элементов, для которых боротьбистская партия явилась удобной советской легальной базой; эта националистическая политика неизбежно вела к вооруженному боротьбистскому восстанию». Исполь­зовались в ходе следствия и показания уже осужденных по другим делам. И среди них бывшего наркомфина УССР Михаила Полоза (по делу УВО): «вольемся, разольемся и зальем большевиков». Аресто­ванный ранее писатель Олесь Досвитний еще 29 декабря 1933 года свидетельствовал: «Столкнувшись здесь (в Харькове. — С.М.) с такими матерыми идеологами украинского национализма, как Яловой, Хвылевой и окружающими их националистами более мелкого порядка, как Полищук, О.Вишня, Любченко, Вражли­вый, я нашел вполне созвучную моей идеологии среду, примк­нул к ним и, последовательно идя шаг за шагом вместе с ними, вошел в состав контрреволюционной организации в ближайшее затем время, выступавшей на борьбу с большевизмом». К тому времени Досвитний был расстрелян…

Один из участников процесса — Левко Ковалев (Ковалив) на всех его стадиях отказывался сотрудничать с органами, не подписывал и так и не ознакомился с обвинительным заключением. Ряд подсудимых (Пидмогильный, Кулиш, Полищук, Попов) не оговаривали своих друзей по несчастью. Г.Эпик с первого допроса стал сотрудничать со следствием: «...Ку­лиш сообщил, что политический принцип нашей организации — есть украинский фашизм, конкретно — боротьбистского толка». Автор избегает коннотации очернения, но в деле есть справка, что агентурное дело (лишь на Эпика) было отправлено в архив. Именно Г.Эпик первым развернул «террористическую» составляющую процесса, признав задачей организации «борьбу с советской властью и партией всеми мерами до индивидуального террора против руководителей партии и правительства».

Мыкола Кулиш стойко выдержал допросы по существу предъявленных обвинений (19, 23 и на первом допросе 25 декабря 1934 г.), где писатель «изобличался показаниями Крушельницкого, Эпика и Ялового, он их отрицал как «неверные» и «ложные». Но уже после второго допроса 25 декабря Кулиш признал себя полностью виновным. Аналогично и Пидмогильный, который держался еще дольше и все обвинения отрицал, 10 января 1935 года написал карандашом заявление: «Обдумав мой последний допрос от 9.I в присутствии Нач СПО НКВД УССР и военного прокурора, я решил дать вместо половинчатых и ложных — правдивые показания по предъявленному заявлению». В заявлении В.Пидмогильный сам исправил 11.I на 10.I (что говорит, возможно, о том, что палачи добились своего не сразу). Еще 24 декабря В.Пидмогильный написал (также карандашом) удивительный документ-обвинение о сворачивании «украинизации» и русификаторской политике Крем­ля в Украине (эта тема стоит отдельной статьи, как и контроверсионный донос сокамерника Миколы Кулиша – троцкиста Эдуарда Штейнберга, ряд положений которого говорят о мужестве писателя в отстаивании своих взглядов).

Из записной книжки Валерьяна Полищука: «Ударництво — це завше функція бідності, це справжній тришкин кафтан»; «було б скучно й небезпечно, коли б світ раптом почав шукати шляху для свого розвитку в одній якійсь системі, що цього досі немає і, очевидно, ніколи не буде». Произведения и статьи писателей также стали «весомым вкладом» в их осуждение. Свидетель Олесич в своих показаниях привел цитату из статьи В.Полищука «Розквіт української літератури» в журнале «Авангард»: «Такі письменники, як Франко, Л.Ук­раїнка, Винниченко, Коцюбинський, Коби­лянська, Стефаник, Олесь, Філянський, можуть стать поряд кращих письменників світової літератури, особливо коли взяти на увагу, що їхня творчість сповнена своєрідних українських національних образів, характерів і літературно-художніх прийомів». Олесич клеймит Полищука: «Автор подчеркивает значение украинской литературы как раз в том, что она — «сповнена своєрідних українських національних образів». Кого выхваляет В.Полищук? Он просто выхваляет всех вредителей, националистов, начиная от Зерова, Ефремова и кончая рядом теперь выявленных контрреволюционеров».

Обвинительное заключение 20 февраля 1935 года подписал сам нарком
В.Ба­лицкий. И уже 28 марта (без участия обвинения и защиты) был оглашен приговор выездной сессии Воен­ной коллегии Верховного суда СССР. Его огласил председатель суда В.Ульрих. «Руко­водящий центр контрреволюционной боротьбистской организации» был обвинен в подготовке террористических актов против «тт. Косиора и Постышева», а также «в отношении тов.Сталина». Л.Ковалев так и не признал свою вину, а В.Пидмогильный и А.Панов признали свою вину частично.

15 из 17-ти подсудимых были приговорены к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества; Данила Кудря и Семен Семко-Козачук — к семи годам лишения свободы. Уже в ноябре 1937 года в Сандармохе (в составе этапа находились Николай Зеров, Лесь Курбас и Павел Филипович) были расстреляны по приговору «тройки» УНКВД Ленобласти Григорий Эпик, Юрий Мазуренко, Валерьян Пидмогильный, Андрей Панов, Мыкола Кулиш, Владимир Штангей, Василь Вражливый-Штанько и Николай Любченко. Евген Плужник умер 2 февраля 1936 года от туберкулеза на Соловках.

Осуждены «неосновательно» и «по сфальсифицированным материалам». Та­кое решение приняла Воен­ная коллегия Верховного суда СССР 4 августа 1956 года.

Почему же столь популярен был «террористический» след в версиях ОГПУ, а потом и НКВД? Обратим внимание еще на одно громкое убийство, поразившее всю Европу 9 октября 1934 года и, как выяснилось позже, сыгравшее роль катализатора для претворения реваншистских планов нацистской Германии в жизнь. В Марселе хорватскими националистами были убиты король Югославии Александр I Карагеор­гиевич и министр иностранных дел Франции Луи Барту. Последний был одним из творцов Версальской системы и непримиримым врагом нацистов. Вряд ли случайным стало и упоминание в деле писателей (многие из них боротьбистами никогда не были) «марсельского дела». Уже в поздних своих показаниях, явно написанных под диктовку (от 15 января 1935 г.) В.Пидмогильный свидетельствовал: «В связи с марсельскими событиями, были беседы у меня с каждым собеседником о терроре, как методе борьбы. Я лично высказывал мысль, что террор является законным методом борьбы». «Марсельские события» (но не убийство Кирова) подследственные не раз «вспоминают» в этом деле.

Волны террора с начала 30-х годов буквально захлестнули Европу. Другое дело, что в СССР террор против сограждан стал государственной политикой. Террористы ИРА убивали английских чиновников, украинские боевики из ОУН проводили громкие «аттентаты» в ответ на «пацификации» и унижения украинцев в межвоенной Польше, хорваты боролись с гегемонией сербов в Югославии…

В этой ситуации сталинскому режиму не надо было особо ломать голову над тем, как приструнить «недобитых» врагов советской власти и как выстроить драматургию очередной террористической «пьесы». Сталинским сатрапам удалось разгромить «литературный фронт» в Украине, заставив замолчать оставшихся в живых художников слова. Память о людях, погибших в страшных страданиях — и физических, и душевных, — поможет выздоровлению нации, прошедшей через дантовы муки в веке XX.

В современных историко-политических дебатах постоянно фигурируют: украинский национализм (благо, не «буржуазный»), «пособники фашистов» — воины УПА, говорится о росте антисемитизма. Вот только упускается тот факт, что в Украине совершенно вольготно себя чувствуют украинофобские по сути силы, получающие живительную поддержку не только в контролируемых ими СМИ, но и на уровне государственном.

Автор благодарит научных сотрудников Отраслевого государст­венного архива Службы безопасности Украины за помощь в подготовке материала.

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме