Благословен, кто приходит во имя Господне

И приходили к Богу народы, и просили у Него дать им на проживание. И дал Бог каждому то, чего они хотели: кому — землю плодородную, кому — леса величавые, кому — степи необозримые, кому — в море острова… А замешкались болгары и пришли к Нему последними, и нечего было им дать. И смилостивился Бог над народом болгар, и наделил их частью своего Рая.

В жаркий полдень хорошо сойти с шумной раскаленной трассы, ступить в зеленую прохладу предгорья, присесть под развесистой алычей возле источника и поразмышлять о том, что вот этот ручеек течет здесь уже тысячи лет, и время не властно хотя бы изменить тембр его веселого говора. Словом, когда ты прожил уже полстолетия и сидишь возле источника в тихом уголке благословенной страны Болгария, тогда хорошо думается о том, что время — субстанция субъективная. Кто-то привык воспринимать этот мир как определенную последовательность событий, в которых действует огромное количество вещей, жизней, явлений... Но можно воспринимать его целиком, не разделяя на события, отрезки, часы и минуты. Паучки рождают паутину, на которой путешествуют в бабье лето, а человек рождает время. Чувство времени появляется тогда, когда мы надеемся на что-то или что-либо планируем, и оно исчезает, если мы перестаем ждать или надеяться на это что-то или на кого-то, а начинаем жить в этот миг, здесь и сейчас, рассматривая оранжевые плоды алычи в холодной родниковой воде...

Православная йога

Поднимаясь по ступеням к Аладжанскому горному монастырю, я размышлял о том, что стрелки часов измеряют только пространство циферблата. И то, что мы считаем временем, — это лишь отзвук наших метаний и суеты в поисках хлеба насущного. Время же не существует, потому что мне в ХХІ в. от Рождества Христова понятны и близки мотивы, которые еще в ІV в. приводили людей к этим безлюдным районам, крутым обрывам, отвесным скалам, угловатым камням и побуждали их давать обет молчания.

О сходстве исихастического экстаза с индийской самадхи свидетельствует и рассказ сирийского христианского писателя-аскета VІІ в. Исаака Сирина о том, как после четырехдневного голодания он стал на вечернюю молитву, вошел в глубокое духовное погружение и оставался в этом состоянии «пока снова взошло солнце на следующий день и согрело мне лицо. И тогда уже, как солнце начало очень беспокоить меня и жечь лицо, вернулось ко мне сознание мое, и вот увидел я, что наступил уже второй день, и поблагодарил Бога, размышляя, сколько благодать Его нисходит на человека».

Еще одной чертой исихазма является практика разумной молитвы, то есть постоянная сосредоточенность и осознанное многократное повторение молитвы «Господи, помилуй меня грешного» (а можно и так: «Господи, помилуй меня харекришного»).

Официально исихазм был введен в православную христианскую традицию в Византии в ХІV в. благодаря деятельности Григория Паламы — византийского писателя, теолога, проповедника. Он отстоял право православных монахов на эту практику в спорах с тогдашним ученым богословом Варлаамом Калабрий­с­ким. Последний, посетив гору Афон, где монахи практиковали исихазм, назвал их «пуподушниками» за то, что исихасты считали дыхательные упражнения двигателями психических процессов и определяли на теле определенные центры сосредоточения духовной энергии. Церков­ный собор в Константинополе в 1341 году признал правомерность доказательств Григория Паламы и позволил практиковать исихазм во всех православных монастырях и скитах.

Но влияние исихазма распространилось намного раньше. На­при­мер, по мнению исследователей, эта раннехристианская практика повлияла на исламское окружение Византии, став основой суфизма, или движения дер­вишей. А благодаря контактам исламского мира с миром западным (хотя и не очень мирным), исихазм отразился в учении Франциска Ассизс­кого — основателя ордена францисканцев. Вполне вероятно, что исихазм практиковали в Киевской Руси уже в ХІ—ХІІ вв. Основанием для таких выводов может быть «Поучение» Владимира Монома­ха, где он учит разумной молитве: «А если и на коне едучи не будете ни с кем дел иметь, и когда других молитв не умеете говорить, то «Господи, помилуй» повторяйте мысленно беспрерывно, поскольку эта молитва — лучше, нежели, едучи, лепить в уме чепуху». Еще одним подтверждением практики исихазма на Руси может стать и широкоизвестная традиция сохранения нетленного тела. Ведь, в отличие от традиционного православия, считавшего тело вместилищем греха, которое следует укрощать, исихасты считали тело важным элементом духовного, поскольку именно в теле находятся особые духовные центры. Поэтому исихазм делает ударение не на унижении и уничтожении плоти, а на ее преобразовании (преображении).

Аладжа... Пещеры отшельников, огромный «амфитеатр», образованный скалами, где и в немилосердную жару — прохладно. Место, где можно услышать музыку тишины. Это не высокие слова. Ведь музыка состоит из звуков и пауз, и последние играют в ней не меньшую роль, чем звуки. Ведь самая сокровенная молитва — не та, которую произносят, а та, которая беззвучно вырастает из глубины сердца.

Разумный свет

Мы оставляли Аладжанский монастырь и следовали в поселок Арбанасы, что неподалеку от Ве­лико Тырново. Гид рассказывал, что Арбанасы основали в
ХV в. как торговую факторию выходцы с юго-запада Балкан — болгары, греки, албанцы. Его расцвет приходится на середину ХVІ в., когда поселок перешел под власть Рустема-паши — великого визиря султана Османской империи. К тому времени в поселке проживало около 15 тысяч человек. Но не это удивляет. Я невольно задумался над тем, что в поселке, где власть принадлежала представителям исламской веры, были построены семь (!) православных храмов и основаны два монастыря — Успения Богороди­цы и Святого Николая (оба ХVІІ в.). Очевидно, что там, где делают общее дело, которым в Арбанасах стала торговля, где ценятся не политические амбиции, а умение служить во благо добра, нет места и религиозному противостоянию.

Кроме храмов, в поселке отреставрированы и открыты для посетителей дома и улицы ХVІ и ХVІІ вв., иконографические галереи, магазины, кафе и уютные отели с бассейнами, где в зависимости от «звездности» можно снять номер на двоих по цене от 30 до 70 левов (20—50 долл.) с завтраком. Впрочем, Арбанасы невозможно почувствовать проездом. Вокруг поселка расположен еще ряд монастырей, куда можно добраться на местном транспорте или пешком — основанный в ХІ в. монастырь Святой Троицы, находящийся в шести километрах от Арбанасов, или один из самых крупных средневековых монастырей Болгарии — монастырь Преображения Господнего (ХІV в.), куда лишь полчаса хода по горной тропе, а немного дальше — монастырь Рождества Богородицы (ХІV в.), монастырь Святого Николая (ХІІІ в.), монастырь Святого Пророка Ильи (ХІІІ в.) и пр.

То есть в Арбанасах или в одном из горных монастырей (где вас радушно примут и за очень умеренную плату поселят в отдельной комнате) стоит остановиться на несколько дней, посетить окрестные святыни, подивиться трудолюбию и сплоченности людей, в свое время поднявших монастыри из руин и поддерживающих их нынче и, конечно, задуматься о том, что настоящая реальность — свободна от суеты, она всегда вне планов, рифм и ритмов, точек и запятых... Как смысл поэзии, который всегда — вне рифм, как смысл сказанного, который всегда — вне ритма слов.

Исихасты не оставили после себя полных письменных описаний своих видений. Но из полемических трактатов Григория Пала­мы можно кое-что понять. Речь идет о видении в себе так называе­мого Фаворского света — того особого света или божественного огня, которым светилось лицо Иисуса Христа во время пре­ображения. Этот свет исихасты называли разумным. Впервые его описание можно найти в «Эн­неадах» греческого философа ІІІ в. Плотина. Сосредоточив­шись на духовном центре, освещенный божьим светом, человек перестает ощущать свое тело. Он сам начинает чувствовать себя легким чистым светом. И это состояние является ни с чем не сравнимым блаженством. «Все вещи, волновавшие душу до сих пор — начальство, власть, богатство, красота, знание, — кажутся ей сейчас достойными пренебрежения». Отбросив суетное, душа достигает полной недвижимости, неизменности и сама становится этой неизменностью. Она переходит в состояние полнейшего покоя — покоя настоящей реальности. «В этом состоянии душа не чувствует больше свое тело; она не чувствует, живет ли она, человек ли она, естество ли она, или нечто универсальное, или же что-то иное в мире». Следовательно, она входит в первореальность, отождествляется с ней, то есть достигает полного обожествления, «становится Богом или, скорее, она есть Бог».

Преображение

Поскольку одним из основных понятий исихазма был Фаворский свет, то именно свет становится главным фактором фресковой росписи храмов. Считается, что этот импрессионизм болгарской фрески повлиял на творчество Феофана Грека, Андрея Рублева, Дионисия.

Десять—пятнадцать минут тишины и молчания достаточно для того, чтобы понять, что является настоящим в этой жизни, а что — суетным, маргинальным. Ритмика фресок вводит в состояние, близкое к обновлению, преобразованию, прозрению... Невольно вспоминаются слова Мейстера Экхарта — западного исихаста ХІІІ—ХIV вв.: «До тех пор, пока я являюсь тем или этим или обладаю тем или этим, я не являюсь всем и не обладаю всем. Очищайся до тех пор, пока не перестанешь быть тем или этим и перестанешь обладать тем или этим. Тогда ты — вездесущий, и, не будучи ни тем, ни другим, ты — это все».

Завершая свое паломничество по святым местам земли болгарской — от Аладжанского монастыря вблизи Варны до Бачковского монастыря неподалеку от Пловдива — я присел на деревянных монастырских ступенях и подумал о том, что наши школы и вузы, наше радио, телевидение и т.п. могут наполнить нас самыми разнообразными знаниями. Но не могут дать одного... Болгария — это единственное место, которое может научить тебя, как быть счастливым.