АВТОГРАФЫ КОРОЛЕВСКИХ ЧУВСТВ

В пятнадцатом веке в университетах Европы изучали эпистолографию — науку писать письма. В помощь преподавателям, студентам и прочим добропорядочным гражданам составлялись специальные учебные пособия — письмовники — сборники образцов писем на разные случаи жизни.

Магистр Бонкомпаньо из Болоньи составил и опубликовал один из первых средневековых любовных письмовников «Rota veneris». В последователях болонского магистра недостатка не было.

В Краковском университете до 1538 года так учили составлять правильное любовное письмо: открывать лист надлежало изысканным приветствием — salutatio, затем следовало уделить место восхвалению красоты адресата — laudatio pulchritudinis, с обязательным добавлением меры притягательности и добродетели — Captatio benevolentiae, далее присовокупить просьбу — petitio, чтобы получатель письма был степенным, благополучным, здоровым, завершить письмо — conclusio, препоручая судьбу воле всевышнего, его покровительству и защите.

Университетская реформа ликвидировала схоластическую эпистолографию и вывела из обязательного употребления многочисленные пособия и письмовники, что благоприятно повлияло на раскрепощение стиля писем, на разнообразие и оригинальность выражения чувств.

«Найяснейший милостивейший Король и господин мой милостивый!

Направляясь следом за Вашей Королевской милостью, пан Зебжидовский весьма рассудительно поступил, заехав к нам в Дубинки и предложив доставить Вашей Королевской Милости от меня письмо. С радостью откликнулась я на это предложение и с надежным посланником паном Зебжидовским Вашей Королевской Милости посылаю это свое письмо, в котором Вашей Королевской Милости и моему милостивому от Господа Бога господину желаю долгого и крепкого здоровья к утехе моей вечной. При том в этом же письме посылаю Вашей Королевской Милости и моему милостивому господину колечко, которое прошу покорно Вашу Королевскую милость соблаговолить принять и, нося его при себе, изволить в милостивой памяти своей меня и мое услужение сохранять, господин и добродетель мой милостивый. Ведь я, Ваша Королевская Милость, того не заслужила и не знаю, как соответствовать той великой чести, которой по милости своей Ваша Королевская Милость изволил меня удостоить, избрав своею нижайшею прислужницею. И хоть сама я еще мало служением своим благосклонность Вашей Королевской Милости заслужила, но прошу покорнейше стать милостивым господином и верному слуге, посланнику пану Зебжидовскому, — что я заслуживать буду молитвами своими к Господу Богу о здравии Вашей Королевской Милости моего милостивого господина, и о том, чтобы как можно скорее Вашу Королевскую Милость лично здоровым видеть. Дай-то бог.

Вашей Королевской милости нижайшая слуга и вечная рабыня Б. Р.»

Это письмо написала молодая женщина молодому мужчине. Жена — мужу. Право, логичнее и не столь трудоемко было бы ограничиться парой строк, — мол, милый, люблю, скучаю, поскорее приезжай, жду. Но молодая женщина и молодой мужчина были королем и королевой, и судьба их любви не могла звучать вне контекста эпохи.

Польский королевич Сигизмунд Август стал вдовцом в неполных двадцать пять лет. 15 января 1545 года покинула сей мир Елизавета Ракуская, не любимая, как свидетельствовали историки, мужем, постоянно преследуемая королевой-матерью Боной.

Королевич пребывал в Вильно, по закону правя и распоряжаясь Великим Княжеством Литовским. Ибо еще совсем юным был провозглашен наследником литовского престола: учинено сие было для завершения дела виленского воеводы Ольбрахта Гаштольда, противника клана Радзивиллов, — чтобы тот и мысли допустить не мог претендовать на что-то большее, чем воеводство.

Именно династические интересы Радзивиллов в свое время заставили юную Барбару выйти замуж за престарелого воеводу Троцкого Станислава Гаштольда. Ей было семнадцать лет, когда ее повели под венец, а в двадцать два она уже стала вдовой. Сигизмунд Август познакомился с Барбарой Радзивилл в Вильно, когда еще жива была его супруга. Они чувствовали непобедимое взаимное влечение, заметно усилившееся, когда оба освободились от уз обязательных и обременительных браков.

Барбара была дочерью Киевского воеводы, Великого Гетмана литовского Иеремии (Ежи) Радзивилла. Матушка ее происходила из малопольских Колянек Вольских. Выдав дочь за своего сверстника Гаштольда, Великий Гетман скончался. Опекунами Барбары, овдовевшей вскоре после смерти отца, помимо матушки, стали родной брат, подчаший литовский и будущий Великий Гетман Николай Радзивилл, прозванный Рыжим, и двоюродный брат, тоже Николай Радзивилл, прозванный Черным, тогдашний Великий Маршал литовский. Ко всему прочему этот Николай Радзивилл Черный был в давних близких приятельских отношениях с молодым Сигизмундом Августом, что не могло не способствовать сближению королевича и Барбары.

Неизвестно, бывала ли Барбара в Киеве, документальных свидетельств тому нет. Да и сам батюшка ее, будучи воеводой Киевским, сюда не часто приезжал: разоренный и опустошенный Киев был заурядной литовской провинцией, мало привлекательной для важного сановника и шляхтича. По территории воеводство было одним из самых значительных, но заселено было скудно, и потому не прибыльно и бесхозно. От Волыни до Чернигова плодились и множились иезуитские монастыри, миссии, коллегиумы. «Полячились» тысячи православных семей, малороссияне переходили в католичество, получая в награду приобщение к «панству». Самыми жестокими палачами и притеснителями народа были новообращенные мелкие шляхтичи из местных. И это умело использовала польская администрация, притесняя и обделяя схизматов во всем. Уже выпестован и подготовлен к реализации, к внедрению поистине иезуитский ход примирения православия с католицизмом — вскоре будет официально оформлена церковная уния.

Зигмунд Старый был еще жив, формально он был королем, но долго и тяжко хворал, подолгу не покидая своего дворца. Королевич Сигизмунд Август был обязан прибыть на созванный сейм и подпивать с польскими панами пакт о наследовании трона после родителя. Таковы были правила игры: род Ягеллонов, потомки славного князя Ягайло, правил Литвой и Польшей много десятилетий подряд, но каждый раз возникали одни и те же споры о привилегиях, и каждый новый король проходил процедуру утверждения и ради этого шел на определенные послабления во взаимоотношениях с сеймом.

Еще в 1370 году польский король Казимир, предчувствуя свою судьбу, заключил договор с королем венгерским о том, что, буде он умрет бездетным, корона польская достанется королю венгерскому. Так оно и случилось.

Но история распорядилась еще более затейливо — более молодой Людовик Венгерский не сумел оставить потомства. И пятнадцать лет, что он номинально был королем Польши, лишь добавили сил и гонору польской шляхте, которая в отсутствии суверена прибрала к рукам все местное правление.

15 августа 1385 года была подписана знаменитая Кревская уния, по которой все земли Великого Княжества Литовского должны были превратиться в польские провинции. Шляхта Польши после долгих и замысловатых торгов с Литвой пошла на компромисс — удалось устроить брак законной преемницы Людовика Венгерского Ядвиги с Ягайло — сыном и наследником Ольгерда, Великого Князя Литовского. Таким образом, именно Ягайло объединял в своей персоне короля польского и великого князя литовского, что должно было способствовать миру и процветанию обеих держав. Но на деле на столетия растянется свара между ищущими собственных выгод польскими и литовскими магнатами.

Ягайло примет смерть в 1434 году, его младший брат и заклятый соперник Свидригайло — в 1452-м. И Казимир, и Сигизмунд, короли решительные и отважные, должны будут массу времени и сил тратить на пустопорожние переговоры со шляхтой.

Сердце молодого Сигизмунда Августа разрывалось между политической необходимостью наследования трона и желанием быть рядом с любимой женщиной. Может ли позволить себе король следовать велению сердца? Королева-мать Бона была умным и дальновидным политиком, она заботилась прежде всего об интересах рода, династии, власти королевской и потому была постоянно начеку, не выпуская сына из поля зрения. Однако и Бона Сфорца, всесильная в своем дворе, ничего не смогла противопоставить чувству, соединившему Сигизмунда Августа и Барбару. Тайно встречаясь при содействии Николая Радзивилла Черного в Вильно, они там же в условиях строжайшей конспирации обвенчались в 1547 году.

Конечно, женившись на представительнице рода Радзивиллов, королевич нанес ощутимый удар по намерениям королевы-матери упрочить польский трон. Нет, этот брак никак нельзя было назвать мезальянсом. Барбара происходила из княжеского рода, древностью не уступающего королевскому, тут дело таилось в глубинном противостоянии короны и шляхты.

В 1548 году к королевичу прибыл из Польши гонец от Боны с сообщением о смерти старого короля. Молодой Сигизмунд Август запер посла у себя в комнате, поставил стражу, а сам помчался в Дубинки к жене, чтобы сначала представить ее, как жену, официально сейму, а уж потом горевать по поводу кончины отца.

Король умер, да здравствует король! Виват, королева!

Для того чтобы склонить сейм к признанию Барбары королевой, Сигизмунду Августу пришлось пойти на небывалые уступки шляхте и влиятельным представителям сейма. И король пошел на всё ради того, чтобы его возлюбленная стала королевой. В 1550 году официально и пышно Барбара была коронована.

Но уже на следующую осень королева Барбара навсегда покидает своего любимого короля Сигизмунда Августа. Болезнь подточила ее слабое сердце, сил сопротивляться не было, последние мысли тридцатилетней женщины были о муже, друге, короле.

Судьба сохранила для нас несколько писем ее к венценосному супругу. Они написаны в самый трудный период их краткой совместной жизни — когда она лечилась в Дубинках, а он был вынужден вести диспут с представителями шляхты на нескончаемых заседаниях сейма. Разлученные, они не переставали думать друг о друге и использовали предоставлявшиеся случаи для передачи весточек.

Письма короля и королевы — реальное измерение чувств в середине шестнадцатого века. Это редкие образцы любовных писем, бережно сохраненные временем для нас и доступные в третьем тысячелетии.

«Светлейший Милостивейший Король и мой милостивый господин.

Вашу Королевскую Милость и моего милостивого господина покорнейше благодарю за то, что мне, недостойной служанке своей, Ваша Королевская Милость мой милостивый господин соизволили дать знать письмом своим о здравии Вашей Королевской Милости ныне благополучном, что я, слуга Вашей Королевской Милости, с отрадою слышу и что перевешивает все утехи на свете и собственное мое здоровье, благополучия которого для Вашей Королевской Милости у Господа Бога прошу. Не меньшую радость и от того получаю и за то Господа Бога наперед благодарю, а Вашей Королевской Милости на веки вечные заслуживать буду ту милостивую любезность, что познала из письма Вашей Королевской Милости, которым меня Ваша Королевская Милость соизволил уведомить, что меня, вечную рабыню Вашей Королевской Милости изволишь, там пребывая, иметь и хранить в милостивой памяти своей, упоминая об этом к тому, что ни один из подданных Вашей Королевской Милости, которые уже знают о том, что Ваша Королевская Милость изволил меня взять себе вечною слугою, обо мне перед Вашей Королевской Милостью плохо не вспоминает. Не приписываю этого я, Найяснейший Милостивейший Король, ни малейшей заслуге своей, ибо так понимаю и так писать отваживаюсь: ежели Ваша Королевская Милость господин мой милостивый со мной, то кто против меня?

При том Вашу Королевскую Милость своего милостивого господина покорно благодарю за тот перстенек, который мне, служанке своей, Ваша Королевская Милость послать изволил как знак милостивой любезности своей. Посылаю и я Вашей Королевской Милости перстень от вечной рабыни Вашей, перстень недостойный ношения рукою королевской; изволь, Ваша Королевская Милость, принять милостиво знаком жертвенной у ваших ног вечной рабыни вашей службы и моления у Господа Бога, дабы поскорее прибыть Вашей Королевской Милости к нам в добром здравии, неизбывной любезности; и дай Бог, поскорее видеть Вашу Королевскую Милость перед собою. Господина подчашего, вечного слугу Вашей Королевской Милости, прошу изволь Ваша Королевская Милость оберегать и опекать милостивой любезностью своей королевской вместе с паном Двойною.

Вашей Королевской Милости вечная слуга Б.Р.»

(Подчаший Литовский — это родной брат королевы Николай Рыжий Радзивилл, будущий Великий гетман Литовский, а Двойна — это староста марецкий, гуляка и авантюрист, приятель королевича с юности, под опекой которого и находилась Барбара в Дубинках на излечении в том же 1547 году, когда писалось письмо.)

Во время вынужденной разлуки с мужем Барбара вела себя отрешенно, сохранились даже свидетельства, будто бы она добровольно принимала на себя правила монахинь бернардинок, строго соблюдая пост и молясь ежечасно о скорейшем возвращении супруга. Впрочем, нет недостатка и в свидетельствах иного рода, характеризующих королеву как вспыльчивую и заносчивую злюку, обожавшую ленивое одевание в присутствии большого числа придворных. Фрейлины ее двора не без успеха прилагали усилия для того, чтобы королева знала их мнение — будто король не просто политикой занят в разлуке, но бросил ее и не собирается возвращаться. Даже когда внезапно обвалились стропила под одной из комнат королевы, немедленно возникла версия, заботливо подхваченная окружением, — будто бы у короля новая пассия и по его поручению организовано покушение на королеву.

В разгар сеймовых баталий со шляхтой Сигизмунд Август получал от жены письма, содержащие мотивы сомнений в его постоянстве, навеянные заботливым окружением и понятным желанием молодой женщины услышать в ответ опровержение. Сохранилось собственноручное письмо короля, писанное лично Барбаре, в котором отметаются всяческие домыслы и допущения на сей счет. С решительностью воина король уверяет свою избранницу в нерушимости соединивших их уз.

«Ее Королевской Милости королеве Барбаре, супруге нашей любезной и т.д.

Дано нам письмо от Вашей Милости, которое вполне нами воспринято и понято. Правда, вызвало у нас удивление то обстоятельство, что Ваша Милость предпочтение и большее доверие оказывает чьим-то россказням, нежели нашим словам, которыми бы мы Вашу Милость уведомили, ежели бы случилось нечто такое нам неприятное, как мы уже ранее Вашей Милости о том писали. Что же касается опасений Вашей Милости и просьб, чтобы мы не думали о Вас дурно, то мы это с радостью сделаем с тем непременным условием, чтобы Ваша Милость более никогда подобным вещам у себя места не давала, а только тем, которые мы сами Вашей Милости сообщаем. Что же касается того, дабы мы Вашу Милость в любви своей обычной не покидали, то в этом Вашей Милости ничуть сомневаться не следует. Ибо это у нас под строжайшим надзором находится: что мы однажды Господу Богу обещали и Вашей Милости, то крепко и нерушимо. И даже настоятельно требуем, чтобы Ваша Милость все подобные мысли и сомнения от себя удалила. Так как уже достаточно Ваша Милость по нам узнала и в этом и во всех иных вещах непременно неизменно постоянного и т.д.

А за сим Вашу Милость Господу Богу поручаем и молитвенно о том просим, дабы мы Вашу Милость всегда в добром здравии зрели.

Дан в Пётркуве дня 24 ноября 1548 года

SIGIZMUNDUS AUGUSTUS REX»

Она умерла у него на руках.

Он не покидал ее ни на минуту, бросив все государственные дела, сидел у изголовья дни и ночи. Молодая и красивая Барбара из княжеского рода Радзивиллов, королева польская тихо преставилась в родовых Дубинках в 1551 году.

А Сигизмунду Августу без нее жить и властвовать еще целых два десятилетия до 1572 года. Нам повезло, что сохранились их частные письма. Любовная переписка короля и королевы эпохи позднего Возрождения.

Романтическая страсть, соединившая сердца молодых людей, была столь яркой и возвышенной, что немедленно сделалась предметом сплетен и пересудов при дворах литовском и польском и шире — среди знати королевства в кругах зажиточной шляхты. Дворцовый роман, обросший легендами и домыслами, вызвал возникновение целой серии литературных произведений. В разные века сочинялись пьесы, повести, романы о любви Сигизмунда и Барбары.

Любопытно, что через сто лет потомки брата Барбары Николая Радзивилла Рыжего Богуслав и Анна Мария Радзивиллы тоже будут переписываться.

Но это уже совсем другая история...