ОКОЛОНАУЧНЫЙ ДЕТЕКТИВ

Воспитание почтения к любым заумным интерпретациям самых обыденных явлений - вот, пожалуй, единственное неоспоримое завоевание школьной науки, которая приучает нас с умным видом рассуждать на отвлеченные (желательно, сильно отвлеченные) темы, спрятав в глубине души основной вопрос образования: почему за ту шишку, которую кто-то когда-то, стоя (или даже лежа) под яблоком, набил себе на лбу, должны идти на заклание целые поколения ни в чем не повинных школьников? Так и не получив ответа на этот сакраментальный вопрос, практически все, благополучно преодолевшие педагогический марафон с препятствиями, усваивают непреложную истину: если в ходе выполнения лабораторной работы по химии предначертано в результате реакции получить красный цвет, то лучше получить этот самый красный, пусть даже при помощи красителя из фломастера, чем пытаться выяснить, почему же на самом деле получился зеленый. А те немногие, которые все же решаются пуститься в столь рискованное плавание по зыбким морям реальных, а не идеальных процессов, сразу же прихлопываются изрядной долей непререкаемого авторитета, который давит не только на окружающих, но и на самих смельчаков. Вот так и получается, что разглагольствовать о чертах сходства и различия пепла 140 сортов табака Шерлок Холмс может исключительно перед боготворящим его доктором Ватсоном, но никак не перед достойным оппонентом.

Нечто аналогичное происходит и на судебных разбирательствах, которые проводятся с привлечением различных экспертов. Чем запутанней проблема, с которой предстоит разобраться эксперту, тем больше шансов, что все присутствующие будут следить за ходом его рассуждений едва ли с большим пониманием и с меньшим воодушевлением, чем туземцы наблюдают за ритуальным танцем шамана, готовые с воплями и улюлюканьем броситься на жертву, попавшую под его указующий перст. Можно поставить под сомнение правдивость (или, по крайней мере, объективность) показания очевидца событий. Можно манипулировать вещественными доказательствами, преподнося их именно в том свете, в котором они наиболее симпатичны противоборствующим сторонам. Но ставить под сомнение истинность заключений экспертов до последнего времени решались лишь очень немногие. Как оказалось, совершенно напрасно.

Собственно, сама криминалистика в этом совершенно не повинна. В ее арсенале достаточно средств, которые могут помочь раскрыть чуть ли не любое преступление. Однако, к сожалению, слишком мало людей, которые способны применить по назначению все это мощное оружие познания. Причем это утверждение - вовсе не штрафной гол в ворота отечественной правоохранительной системы. Эта печальная констатация фактов сделана недавно специалистами, которые поделились своим мнением с читателями журналов «The Economist» и «Newsweek».

Прежде всего, западные специалисты не считают криминалистику наукой как таковой. Непреложным условием процветания академической науки является обнародование всех конкретных условий каждого поставленного эксперимента с тем, чтобы любой желающий мог этот эксперимент воспроизвести. Более того, с обязательным получением того же самого результата. И эта постоянная угроза независимого контроля достаточно надежно предохраняет ученые круги как от проникновения просто недобросовестных специалистов, так и откровенных шарлатанов (об искренне заблуждающихся здесь речь не идет).

Не менее важным фактором прогрессивного развития науки является максимальная независимость исследовательских лабораторий, которая исключает сознательную подгонку результатов. А большинство лабораторий криминалистики обычно находятся при полицейских управлениях, и это означает, что эксперты постоянно находятся в состоянии информационно-эмоционального прессинга со стороны своих коллег. Речь идет даже не об умышленной фальсификации данных, а лишь о том, что при вынесении заключения эксперта психологический фактор предопределенности играет уж слишком большую роль.

Например, эксперт по взрывным устройствам, принимавший участие в расследовании теракта в Оклахома-Сити, впоследствии признал, что он не смог бы сделать своего заключения о параметрах взрывного устройства, если бы не знал, что один из подозреваемых незадолго до преступления купил нитрат аммония и канистру дизельного топлива. Когда его привлекли к участию в расследовании следующего теракта, он уже вполне сознательно начал свою экспертизу с выяснения того, что и в каких количествах приобретали основные подозреваемые в последнее время.

Впрочем, встречаются случаи и откровенной фальсификации результатов анализов. В прошлом году в отчете министерства юстиции США приводились совершенно ошеломляющие сведения.

Один из сотрудников лаборатории криминалистики в штате Вирджиния с 1979 по 1989 годы фальсифицировал результаты анализов в 134 случаях. Затем он перебрался в Техас и продолжал свое творчество и там, аж до тех пор, пока в 1993 году его не разоблачили. Другой «герой» этого доклада, патологоанатом из штата Техас, сфальсифицировал более 100 своих экспертиз. В 20 случаях это привело к вынесению смертного приговора. В городе Нью-Йорке с 1980 года фальсифицированные результаты дактилоскопической экспертизы выявлены в 40 случаях.

Последний факт особенно печален, так как именно результаты дактилоскопической экспертизы считаются наиболее надежными и вызывают максимальное доверие. Все же остальные виды экспертиз - графологические, токсикологические и даже баллистические - вызывают массу нареканий со стороны настоящих профессионалов прежде всего потому, что применяемые при их проведении методики не откалиброваны на предмет пределов допустимой погрешности. Сплошь и рядом применение именно этой методики эксперты мотивируют недостаточной ее надежностью, а тем, что «так принято». Конец этой практике положил прецедент в деле Дуберт против Merrell Dow Pharmaceuticals, Inc. по обвинению в том, что препараты, предназначенные для устранения синдрома утренней тошноты у беременных, вызывают врожденные дефекты у плода. В ходе этого расследования впервые судом было затребовано, чтобы экспертиза проводилась по научно признанной, опубликованной в научной литературе методике, гарантирующей приемлемую степень погрешности.

Совершенно особое место в криминалистике занимают исследования фрагментов ДНК преступника, которые достаточно часто обнаруживаются на месте преступления. Эти «визитные карточки» содержатся в слюне, сперме, крови, клетках эпидермиса, волосяных фолликулах, и даже самый осторожный и предусмотрительный преступник обычно оставляет достаточно много следов подобного рода. Окурок сигареты, который и раньше вызывал у криминалистов более чем трепетное отношение, теперь вообще способен довести их до экстаза. Ведь ДНК, содержащаяся в слюне, полученной с этого окурка, может рассказать, к какому полу и какой основной расовой группе принадлежит ее обладатель. Особо отчаянные эксперты иногда даже решаются порассуждать о росте и цвете волос преступника. Правда, только с точки зрения генетической предрасположенности.

И все же основная роль ДНК обнаруживается при сопоставлении ее фрагментов, собранных с места преступления, с образцами, полученными у подозреваемых. Вероятность ошибочного заключения при идентификации двух кусков ДНК составляет один к одному триллиону, так что с точки зрения методологии все обстоит в высшей степени надежно. Зато очень много сложностей возникает в процессе практического проведения подобных исследований.

Первым человеком, осужденным за преступление на основании анализа ДНК, стал Колин Пичфорк. В ходе расследования изнасилования и убийства двух девочек в графстве Лейчестер в 1987 году полиция взяла образцы крови у более чем 5 000 человек, то есть у всех мужчин в возрасте от 13 до 30 лет, проживающих в трех расположенных в этих окрестностях поселках. Жители, возмущенные зверским преступлением, сдавали кровь совершенно добровольно, так что отказавшийся автоматически оказывался под подозрением. Поэтому Пичфорк и не отказывался, правда, умудрился в первый раз сдать на анализ кровь своего друга. Однако это мошенничество было раскрыто и преступник понес заслуженное наказание.

Однако с тех пор подобных положительных примеров было не так уж много (если не вспоминать о публичном отстирывании всемирно известного платья). И основная причина этого - в отсутствии законодательства, регулирующего создание баз данных ДНК. Только в США в различных штатах практикуются совершенно различные подходы к этой проблеме: в штате Аризона, например, разрешается вносить в специальный банк данных только ДНК, полученную от осужденных за изнасилование, а в штате Аризона образцы ДНК в принудительном порядке берутся вообще у всех арестованных. В результате в США банк данных уже содержит 250 000 образцов ДНК и еще 400 000 собраны для предстоящей обработки.

Конечно, создание общенационального (хотя бы) банка данных по ДНК значительно упростило бы проведение всех полицейских расследований. Однако общественность, напуганная сообщениями об опытах над человеческими ДНК и не такой уж пустой угрозой возможности клонирования людей, выступает категорически против подобной меры. Кроме того, люди опасаются, что сведения об их наследственных заболеваниях, склонностях или способностях могут быть несанкционированно использованы им во вред. Вот и получается, что сравнить фрагменты ДНК, обнаруженые на месте преступления, часто бывает не с чем. Как, например, в случае с Джон-Бенет Ремси, под ногтями которой были кусочки кожи ее убийцы, но сам убийца с 1996 года еще так и не найден.

В принципе, получить образец ДНК от подозреваемого можно и по ордеру. Однако Майкл Пуэц, американский полицейский, предпочел свой, достаточно оригинальный способ. На частной машине он «подрезал» Чарльза Петерсона, который на тот момент подозревался в совершении 15 разбоев и двойном изнасиловании. Петерсон, гарцевавший на мотоцикле, смачно плюнул прямо на капот машины полицейского, а тот спокойно вышел из машины и собрал нужное ему «вещественное доказательство». Проведенный в лаборатории анализ показал идентичность ДНК Петерсона с ДНК с места преступления. Правда, его адвокаты в суде пытались оспорить законность способа получения требуемого образца под предлогом «нарушения правила собственности», однако Пуэц заметил, что определить, кому принадлежит право собственности на чужую слюну, красующуюся на его автомобиле, ему кажется достаточно проблематичным.

Тем не менее, триумфальному шествию экспертов по ДНК в судах мешает еще один очень важный аспект: исключительная трудоемкость сбора вещественных доказательств на местах преступления. Каждый предмет, который гипотетически может содержать фрагмент ДНК преступника, должен помещаться в отдельный конверт с обязательным использованием одноразовых перчаток. Обычно в ходе осмотра самого банального места преступления эксперту приходится менять не менее 100 пар перчаток…

Так что неудивительно, что пока что ДНК-анализ чаще всего применяется не при обнаружении истинного преступника, а для снятия подозрения с невинно осужденных. Только в Америке за последние 5 лет при помощи этого метода оправдано 35 человек, шестеро из которых были приговорены к смертной казни. При этом в 11 случаях удалось обнаружить истинного преступника.