Окно Моцарта

Роскошь сознания приходит с тяжелым довеском: человеческие существа сознают собственную смертность. Лишь незнание даты своей кончины позволяет надеяться на счастье. Вера в судьбу поддерживает нас всю жизнь, находя свое выражение в религиях. На протяжении всей истории человечества эволюция веры состояла в усовершенствовании теологических инструкций о том, как нам жить нашу жизнь. Ультимативность главной инструкции «служи богам» (а позже — Богу) всегда «размывалась» набором «вечных вопросов», порожденных нашим сознательным существованием: почему мы сознательны? Почему нам приходится страдать от наших страхов? И наконец, пожалуй, главный вопрос: мы живем «как живем» или, может, у нашей жизни есть неизвестная нам цель? Проще говоря — зачем?

В поисках ответов и инструкций человечество тысячелетиями развивало веру и культуру. В современности у него появился новый механизм поиска — наука. Совсем недавно наука вступила в период взрывного развития, что, впрочем, пока не изменило основные реалии нашей жизни: каждый смертен, а вечные вопросы — безответны.

В прошлом дух и душа, специфические сущности, с помощью которых «Я» взаимодействовало с богами, помещались человеческим воображением в разных частях тела (в крови, в сердце и пр.) В конце концов мы пришли к заключению, что Я находится в голове. Есть ли что-то действительно особое в сознательном мозге? Совсем недавно наука ответила на этот вопрос положительно.

Наш мозг формируется миром... И наоборот!!!

Согласно науке, жизнь началась несколько миллиардов лет назад в форме одноклеточного организма, способного к самовоспроизводству. Это был наш так называемый «Первый Общий Предок». Компьютерное моделирование, основываясь на элементарных принципах статистической физики, указывает, что молекула, способная к самовоспроизводству, делает эволюцию очень вероятным путем развития. Мутации самовоспроизводящейся молекулы случайны; некоторые из них дают своим носителям преимущества в борьбе за существование и тем самым закрепляются в природе. Нет аргументов, серьезно противоречивших бы теории Дарвина.

Вот бабочка: только вылезла из куколки, а уже знает, что надо лететь к цветку. Образ цветка впечатан в ее мозг заранее, и ей известно все, что надо знать для жизни — «взамен» за способность учиться. Соответственно мала и ее способность к адаптации: несчетное число поколений необходимо, чтобы произошли изменения в нацеленном на цветы мозгу.

Новорожденный цыпленок, потомок динозавров, адаптируется существенно лучше. Вылупившись из яйца, он принимает в качестве матери первый увиденный движущийся предмет. Его мозг демонстрирует качественно новую черту: способность к перепрошивке (Для незнакомых с электроникой: специалисты «прошивают» и «перепрошивают» микросхемы. Это означает образовывать нужные связи между элементами и изменять начальное состояние этих элементов).

Крыс, взрослеющих в своих норках, сравнили с теми, что были воспитаны на сделанной людьми «детской площадке». Оказалось, что последние выросли существенно более умными — между нервными клетками их мозга оказалось намного больше связей. У млекопитающих мозг формируется миром. Поэтому адаптация несравнимо более гибка.

Только открыв глаза в мир, дитя человеческое (или Кай — обобщенное имя, используемое некоторыми философами) находит себя на детской площадке, подготовленной для него предшествующими поколениями. Он — наследник культуры. Этот подарок из прошлого быстро обустраивается на «чистой доске» его мозга.

Наши тела закодированы в молекулах, унаследованных от наших биологических предков, в то время как прошивка нашего мозга определяется сознательной активностью предыдущих поколений. Благодаря этой обратной связи мир быстро изменяется, а мы столь же быстро адаптируемся к его изменениям. У людей мозг формируется миром, а мир изменяется людьми.

Цель — выжить

Сознание породило культуру. Культура породила науку. Эволюция оперировала миллиарды лет, в то время как движимая наукой культура изменяется от года к году. Успехи науки способны вскружить голову, хотя представляется, что период великих открытий закончился.

В физике мы бьемся головой о стену, пытаясь проникнуть в структуру материи, однако не можем себе позволить постройку инструментов, необходимых для дальнейшего познания. Мечта Эйнштейна создать «Теорию Всего», выраженную в терминах физики, не осуществилась — и, кто знает, возможно неосуществима. Чтобы лучше понять сложные системы, мы создали теорию Хаоса, теорию катастроф. Широко распространенный пример: бабочка махнула крылом — и щепотка песка начинает катиться с горы. Она вовлекает в движение все новые песчинки — и вот уже движется лавина. Судьба целой горы оказалась в зависимости от микроскопических изменений параметров модели. Применение теории Хаоса к сложным системам, как, например, атмосфера, показало, что только кратковременные прогнозы погоды могут быть надежны. Так что попытки заглянуть в далекое будущее бессмысленны в принципе.

Наука перестала быть очевидной. Все в большем числе ее областей результаты невозможно объяснить в рамках понятий здравого смысла — не помогает даже весь запас словесных метафор. Более того, в ряде областей наука достигла своих естественных границ, что, в свою очередь, означает ограничение для человечества. К примеру, теория относительности свидетельствует, что полеты к звездам нереальны.

И тем не менее у нас остается надежда на Новый Мир. Успехи новой биологии способны вызвать эйфорию: кодирующая жизнь Молекула расшифрована, и теперь биологическая эволюция вот-вот будет заменена биологической революцией, сколь бы страшной эта новость ни казалась. Другими словами, естественная история потеряла свое значение, мы остаемся свидетелями просто истории. Риторический вопрос: готово ли раздираемое конфликтами человечество к тому, чтобы подчинить свою судьбу своей же воле? Судя по настоящему, непосредственное будущее обещает быть сплошным глобальным вызовом, наполненным антропогенными катастрофами и террором. Корни — в крайне нестабильном и гетерогенном человечестве. Спасибо науке, теперь мы способны оценить масштабы вызова: умы (мозги), развившиеся (прошитые) в разных субкультурах, не могут мыслить одинаково. Мы не хуже и не лучше друг друга, просто мы разные.

Так что же, человечество обречено, как динозавры, или у него другое будущее? Мы боремся за выживание. Есть ли у нас «сквозь тернии — к звездам» в этой борьбе?

Предлагаю поиграть с собственным умом в игру. В древнем языческом мире мы были окружены множеством богов, таких как бог огня и даже бог первого крика. Назовем нашу Молекулу (ту, с которой мы сосуществуем как шифр и его воплощения) богиней жизни. Мы помним, Молекула стремится к самовоспроизводству. Ученые называют ее «машиной выживания». В этом смысле Молекула, как это модно теперь говорить, совершенно «эгоистична». Совершенствуя свои порождения в искусстве адаптации, Она изобрела (мы же играем, поэтому тут не нужны кавычки) сознательный мозг.

Некоторые ученые говорят, что сознание — случайное изобретение. Остальные оставляют этот факт без комментариев, чтобы не впасть в ересь креативизма или в благоглупость «труд сделал из обезьяны человека». Тем временем, представляя собой часть живой природы, сознательные существа не могут не участвовать в эгоизме выживания и, будучи при этом существами социальными, должны использовать с этой целью преимущества своего коллективизма. Попытаемся разобраться, где скрыт наш «набор для выживания».

Точка Омега

Человек становится личностью, сказав «это — я». Чувство самоидентичности остается затем на всю жизнь. Если сказать, «жизнь — это кино, в котором главный герой — я», то многие из нас, наверное, с этим согласятся. Для современной науки не проблема найти, какие части мозга процессируют наше «кино», да и основные механизмы этого процесса идентифицированы и изучаются. Но для науки пока еще недоступно, а нас по-прежнему захватывает «чудо» рефлексии: вот я, смотрю кино и сознаю себя смотрящим.

Не только люди, но и высшие обезьяны способны узнать себя в зеркале. Однако мы ушли существенно дальше: мы поражаемся, стоя меж двух зеркал: вот она, бесконечность в несчетных отражениях, а вот я в ней. В какой степени этот я — себе хозяин?

Хасидская мудрость утверждает: «худшее, что может зло сделать с человеком, это заставить его забыть, что он — сын Божий». Во времена науки обойдемся без мистики: мы («просто!») — дети Молекулы, уже гордо подсчитавшие величину своего биологического наследства. Выходит, что число гипотетически возможных комбинаций в связях между клетками человеческого мозга может превышать число атомов во Вселенной. Обидно, но то же могла бы о себе сказать и крыса. Впрочем, связей в ее мозге все же существенно меньше, чем у нас, и, по всей вероятности, именно поэтому она не говорит и не способна сознательно мыслить. Итак, я сознателен. В который уже раз проверю свой дар: попробую думать о чем-то определенном и прослежу за процессом. Результат очевиден: спрашивая себя, как я думаю, приходится отвечать «не знаю». Верные или нет, мысли приходят в готовом виде. На разных языках мы говорим: «мне пришла мысль». А когда решаешь проблему, случается почувствовать: решение на подходе — и часто оно таки приходит, с характерным ощущением «ага!» Но может и не прийти, и тогда единственное, чем можешь помочь «собственному» мышлению, — разве что стучать в виртуальную стену.

Эвристическая природа мыслительного процесса привела многих психологов к заключению, что наша сознательная воля — лишь иллюзия, а сознание — род вспомогательного явления, сопутствующего работе мозга. Мы должны сохранять скромность: наши роскошные персональные компьютеры (ПК), хоть и у нас на плечах, но за Стеной. Когда Кай открыл глаза, чтоб увидеть свою детскую площадку, его мозг уже был настроен воспринимать окружающее «как надо». Психологи без труда регистрируют соответствующее поведение у новорожденных. Универсальный набор мотиваций и эмоций лежит на солидной основе врожденных инстинк­тов, объединяя нас со всем живым. Заглатывая встроенную в нас наживку оргазма, мы даем нашим генам новую жизнь. Ведомые инстинктами добытчиков и обладателей, стараемся обеспечить своему потомству наилучшие условия развития.

Один из важнейших элементов настройки наших ПК — сочувствие. Мы содрогаемся, видя кого-нибудь в страданиях, и зеваем, стоит увидеть, как кто-то зевнул. Новейшие научные данные указывают, что сочувствие встроено в мозг глубже, чем сознание (что, впрочем, неудивительно, так как социальное поведение свойственно животным). Это составляет научную основу для «категорического императива». Используя этот термин, Кант постулировал существование врожденного механизма, запрещающего нам причинять зло другим людям (этот постулат, впрочем, не исключает существования врожденного механизма противоположной направленности — к примеру, способности защищаться от зла).

Сочувствие основано на нашей способности представлять себе мысли и эмоции других. Рефлексируя, нетрудно заметить, что «я» — это просто самый близкий из множества более или менее предсказуемых персонажей, населяющих мой внутренний мир.

На языке современных психологов наша способность к «мыслечтению» называется «теорией ума». Она реализуется почти всегда бессознательно — как бессознательно протекает практически любой разговор (если, впрочем, это не допрос в прокуратуре). Благодаря этой способности мы и составляем социум, интеллектуальный континуум взаимосвязанных существ, сформированных общей культурой. Традиционно мы зовем друг друга «личностями» и все еще заняты решением вопроса о свободе воли, в то время как представляется очевидным: мы свободны, но на поводке, который чувствуем всякий раз, пытаясь контролировать процесс собственного мышления. Каждая такая попытка приятна разве что моментом, когда сдаешься, чтобы снова ощутить роскошь своего автоматически-остроумного ума. Ведь мы из той же породы, что Моцарт, мозг которого изливал музыку потоком, или творцы квантовой механики, осмелившиеся преступить границу наглядного воображения. Шахматисты (пока еще) побеждают мощные компьютеры, а фокусники-быстросчетчики мгновенно добывают корни из миллиардных чисел. Число автоматически мыслящих разумных мозгов — тоже миллиарды. Все они связаны — и разделены — с помощью главного орудия общения — языка. Связаны, потому что могут общаться, а разделены не только потому, что языки разные: даже говоря на одном и том же языке, люди, принадлежащие к разным слоям общества, могут друг друга не понимать, поскольку их мозги сформировались в разных условиях.

Естественная история позволяет отслеживать развитие идей: от фоточувствительности — к глазу, от лапы — к крылу, от впечатанных в простой мозг инструкций — к обучению и наконец — к наивысшему на сегодняшний день достижению адаптационной хитрости, сознанию. В предыстории, некоторые из клеток Первого Общего Предка, стали легче выживать в колониях — и затем дали начало многоклеточным организмам. Впоследствии многие из многоклеточных нашли предпочтительным социальный способ выживания. Возможно, по аналогии с этим путем развития некоторые из наших мудрецов предсказывают следующий этап объединения. Согласно их представлениям, наш социум, столь фрагментированный сейчас по многим проблемам, и прежде всего на миллиарды умов, в будущем сольется во Вселенский Ум. Подобное предсказание объединяет теолога и археолога Тейяра с геохимиком и биологом Вернадским. Названия у этого Будущего одно красивей другого: «Точка Омега». На этой романтической ноте соблазнительно помечтать, как наш Вселенский Ум не только отразит надвигающиеся на нас опасности, устранит тупики познания, но и найдет ответы на наши вечные вопросы.

Есть ли «дорожная карта», ведущая к точке Омега? На той ли мы дороге вообще? Предложения объединить мозги с помощью силиконовых микрочипов лежат на поверхности, но, ввиду биологических реалий, вполне наивны.

Так что, наши представления не созрели? Или мы у предела познания, у Стены? Попробуем изучить доступную окрестность.

Метаязык

Мысль пришла. Чтобы стать доступной — для «я» и для других, Urbi et Orbi — ей предстоит стать словами. Деликатнейший момент, когда «я» ощущает собственную сознательность. Каждое предложение, если не каждое слово, вызывает в уме множество образов и идей — «культурный гипертекст» языка. Каждый может себя проверить: скажи слово — и проследи за цепочкой ассоциаций, немедленно пришедшей на ум.

Межличностные отличия человеческого опыта только подчеркивают его подобие. Лев Николаевич как-то воскликнул: «Какие все люди разные, но Бог мой, как они все одинаковы!» Обе части этого заявления верны, потому что любая мысль способна не только принимать разные значения в разных умах, но и в каждом из них менять свой смысл, «смотря по обстоятельствам». «Мысль изреченная есть ложь», — сказал Тютчев. Каждый из нас находится в камере одиночного заключения своего ума и старается докричаться до друга-заключенного.

Все эти, как и все другие, мысли приходят из ПК, который за Стеной — и только открывает свои Окна, чтобы пообщаться с сознательным «я»: иногда по запросу, но чаще всего, к сожалению, «сам по себе». Малоинформативного последовательного кода слов, впрочем, хватило, чтобы создать социум со всеми следствиями, включая науку.

Понимание ограниченности языка слов посылает нам важный сигнал: мы переросли это средство межличностного общения. В то же время не только эвристическая природа мышления («Ага!»), но и каждодневный опыт сознательного существования указывает, что наши ПК оперируют на языке более высокого уровня, со сложностью и полнотой, невыразимой словами. Назовем этот язык «метаязыком».

Так что же, метаязык заперт в наших черепных коробках и мы видим лишь расшифрованные результаты его применения? Или, может, он уже доступен в какой-то протоформе для нашего дальнейшего, уже сознательного исследования и развития?

Риторический вопрос-загадка: что позволяет нам общаться «с полнотой, недоступной для слов»? Что позволяет нам делиться чувствами, эмоциями, образами и идеями слишком сложными, чтобы быть выраженными вербально? Да, это искусство.

Не является ли искусство прототипом метаязыка?

Автор должен попросить у читателя прощения, если читатель не ощутил в этом месте эффект «Ага!». Это означает, что автор, к сожалению, не владеет метаязыком. Сообщение на метаязыке, написанное или, может, спетое, приобрело бы к объекту описания то же отношение, что и пламя к породившей его искре. Рудименты метаязыка в нас с момента рождения: никто не учит ребенка смеяться или плакать. Невербальные сообщения, как, к примеру, эмоции, написанные на наших лицах, создаются, посылаются и, чаще всего, воспринимаются нами подсознательно.

Рудименты метаязыка были с нами, когда мы начали рисовать мамонтов на стенах своих пещер. Рассматривая картины, мы были вместе, сопереживая превратностям охоты.

Попытаюсь высказаться как можно проще. Кинофильм и аннотация, роман и синопсис: в чем разница между произведением искусства и его описанием? Эту разницу и составляет послание на метаязыке — конечно, если оно в данном произведении содержится. Говоря «практически», мы все время общаемся на обоих языках, но один из них принадлежит нашему ПК — поэтому он подсознателен. Пришла пора для осознания. Развиваясь в нас, «машина выживания» ввела в обращение язык и метаязык.

Пользуясь метаязыком, мы получаем более глубокий доступ не только к собственному уму, но и к умам друг друга. Он сообщает нам взаимную друг к другу «липкость».

Ноосфера, точка Омега — так назвали наши мудрецы стадию образования Вселенского Ума. Продолжая игру в Молекулу-богиню, выскажем гипотезу: это и есть ее проект, а метаязык — важнейшее орудие при его воплощении. Нам известен критерий успеха: выживание Молекулы. Обреченные умереть, мы останемся частью будущего: спасибо культуре и свойствам мозга, человеческий опыт накапливается. Поскольку наш ум — продукт общего опыта, накопленный предшествующими поколениями, пора послать виртуальное приветствие всем усопшим. А поскольку вместилище ума — мозг — является продуктом молекулярных проб и ошибок «на костях» всех живших существ, то пошлем привет всем им, включая, конечно же, и динозавров: «Вот мы, все вместе!»

Генератор метаидей, заразительный метаязык обещает нам слияние сочувствующих умов.

Окна в Стене

Спасибо науке, в двадцать первом веке мы — большие скептики (в их числе и автор). Скептик возразит: «Да, искусство способно заражать нас чувствами и эмоциями, но с другой стороны, какой из видов человеческой деятельности более субъективен?» Да, в эру глобализации миллионы поют одни и те же песни, но мы не имеем понятия, почему среди других оказывается избранной та, а не другая. Попробуй, поспрашивай — и ты услышишь тысячу причин.

Нет подсказки из-за Стены, только предварительные соображения. В наши времена уже стало возможным с помощью неповреждающих сканнеров наблюдать трехмерные картины активности мозга в реальном времени. Эта «функциональная динамика» работы мозга немедленно принесла с собой новые возможности, причем, что забавно, не столько научно-фундаментальные, сколько неожиданно-прикладные. Впрочем, для солидности новые подходы называют как новые науки. К примеру, нейроэкономика позволила объяснить, в терминах вовлеченности разных мозговых структур, почему мелкий выигрыш в казино способен принести больше приятного возбуждения, чем выигрыш целого состояния, но в результате длительных спланированных усилий. Парадоксально, однако с этим результатом науки в руках мы можем лучше понять древних римлян и послать им виртуальный привет (к сожалению, не похлопаешь же друг друга по плечу). Как-то в Древнем Риме большая толпа собралась послушать Иоанна Златоуста, проповедующего новаторские идеи Христа (кстати, представляющие собой ярчайший пример использования метаязыка). Так вот, согласно саркастичному свидетельству Тацита, толпа внимала Златоусту, пока не начались заранее объявленные бега.

Еще одна наука, нейроэстетика, призвана ответить, в частности, на вопрос о выборе массами тех, а не иных песен. Эта наука анализирует активность мозга при восприятии искусства. Уже показано, к примеру, что лицу с эмоциональным выражением подсознательно уделяется больше внимания, даже если оно расположено на периферии картины. Точно так же и слово, заряженное эмоцией, угнетает нашу способность запоминать другие, не столь эмоциональные слова. Как все в науке, такие результаты и их интерпретация, безусловно, подвержены скептицизму и сомнениям. Скептики могут использовать другие подходы (как, к примеру, прямой поиск нейрональных цепей, ответственных за принятие решений), но цели их те же, а мозг познаваем.

Итак, мы близки к тому, чтобы обрести способность оценивать глубину и модальность эмоций и впечатлений, так же как и способность определять значение этих эмоций и впечатлений на принятие решений. «Оценить, определить» — не означает ли это «подвергнуть научному анализу»? Да, она начинается, наука взаимодействия с Окнами в Стене.

Музыка лилась к Моцарту сквозь огромное Окно. Читатель сознает, естественно, что прилагательное «огромный» — это чистая метафора, равно как и Окна и Стена.

Новая Наука принесет новые термины; мы сейчас наблюдаем процесс в самом начале. Возможно, Новая Наука начнет с практических приложений вроде «Как стать творцом, включая искусство делать искусство?» Если использовать уже существующие термины, Новая Наука это та же теория ума, которая обретет новое значение и стимул к развитию.

Рай

Автор — нейрофизиолог, а не футуролог. Он не может представить в существенных деталях, что случится с нами на пути к овладению внутренней операционной системой. Хотя и есть подозрение, что наш мир начнет радикально изменяться. Вначале, пока еще не будет забыта метафора «промывание мозгов», люди будут сопротивляться новым практикам. Но это сопротивление обречено: каждый родитель будет умилен, видя, как быстро умнеет его маленький Кай. А представим себе, что умнеть начал Кай соседский! Гуманистические ценности — основа демократии. Разве можно запретить общественное благо?

Увеличение Окон наших ПК (что эквивалентно увеличению Окон между нашими ПК) резко усилит нашу способность к мыслечтению. Понятия «искренний» или «честный» исчезнут (даже сейчас сканнер мозга — лучший детектор лжи). На ум приходит тень Большого Брата, но это просто пример архаичного мышления: ведь люди будут расти честными и искренними! Образовав коллективного Большого Брата, они забудут древнюю метафору.

Кто знает, может, это и есть единственная возможность противостоять миру, в котором потенциально смертельные технологии становятся общедоступными? Биологическая революция означает соблазн поиграть с Молекулой — что может быть более опасно? Не место темным углам в просвещенных, смертельноопасных умах! Человечество включает столько составляющих — культуры, расы, религии, социальные слои. Соответственно, появятся новые секты, представляющие различные диалекты метаязыка. Только в существенно более далеком будущем мы сможем предвидеть то, что уже пришло в голову нашим мудрецам: межличностное Окно вырастет до такой степени, что вербальный процессор общения станет рудиментарным, открывая дорогу Вселенскому Уму.

Поскольку эмоции станут общими, а безошибочное зачатие — правилом, отличия пола претерпят невообразимые изменения: они могут исчезнуть или — для нового интереса в игре, основы которой продиктует наука, — число полов может увеличиться. Каково будущее личности? Нирвана небытия? Утвердительный ответ представляется несущественным, поскольку личная смерть утратит свое значение, равно как и сочувствие исчезнет вместе со своими границами: бесконечное сочувствие уже идентично коллективному эгоизму. В Молекулярном Царстве (т.е. в природе) эгоизм и сейчас не обязательно персонален и даже не обязательно видоспецифичен.

Что случится с Вечными Вопросами?

Независимо от преданности дарвинизму, наше воображение постоянно сталкивается с трудностями, относя все чудеса природы к следствиям «арифметической» логики эволюции, насколько она доступна нам сейчас. «Бог не играет в кости» — эта знаменитая реакция Эйнштейна на невообразимость мира квантовой механики уместна и применительна к феномену жизни. С другой стороны, попытка поиграть в игру «Бог объявился — что случилось с личностью?» приводит к появлению непрошеного Ким Чен Ира в доступном автору Окне воображения.

Наша ограниченность очевидна, и, чтобы выжить, мы обязаны ее превозмочь. Представляется, что мы прекратим интересоваться Вечными Вопросами, даже не заметив, что они ушли, равно как и перестанем быть отдельными личностями, не заметив, как объединились.

И все же у автора есть мечта. Он мечтает, что Вселенский Ум инициирует специальную «Программу Защиты Исчезающих Личностей», подобно тому, как мы сейчас защищаем виды животных и памятники культуры. Некоторые футуристические сценарии описывают будущее, в котором единообразно просвещенные люди, исчерпав все возможности дальнейшего познания, удаляются в виртуальную Полинезию как наилучшее из доступных приближений к идее рая (автор, впрочем, предпочел бы остров Бали). Там мы сможем отдаться радостям, вписанным в нас природой. Мы любим пение птиц. Кстати, и запах цветов приятен сразу: это — врожденное добро, мы не должны ему учиться. Может, сохраненные «я» станут уютным уголком для объединенных ПК, вечно занятых суровой борьбой за выживание?

Разве мы не способны вести машину и слушать при этом Моцарта?

Продолжим развивать науку! А как еще попасть в рай?

Похоже, что этот призыв бессмысленен: разве не туда же мы движемся на поводке?

Об авторе

Украинского нейрофизиолога Олега КРЫШТАЛЯ не нужно особенно представлять читателю. Личность такого масштаба не нуждается в подпорках в виде многочисленных званий, за которыми люди нередко пытаются скрыть сущностную пустоту. Тем не менее необходимо отметить, что ведущие академии мира посчитали за честь принять в свои ряды этого ученого. «ЗН» уже писало о научных достижениях Олега Александровича и в открытии рецепторов боли, и при исследованиях ионных каналов в мембранах клетки. Но истинному гению, видимо, тесно в рамках одной профессии.

Его роман «Гомункулус» первое испытание выдержал в санкт-петербургском журнале «Нева», где его не только сразу же напечатали, но и наградили серебряной медалью и первой литературной премией. Вообще петербуржцы были благосклонны к писателю — один из критиков даже заявил, что ничего подобного не появлялось на русском языке в последние 30 лет. Журнал «Октябрь» сразу же принял к печати следующий роман — «К пению птиц». Отзывы московских критиков были еще более восторженными.

Причина успеха?

Автор предлагает читателю совершенно неожиданный взгляд на мир. Вот цитата из интервью ученого: «В сравнительно недалеком будущем информация превратится в нашего полного хозяина. Не мы с ней будем что-то делать, а она с нами будет вытворять чудеса. Исчезнет последний барьер между личностями, связанный с тем, что каждый человек мыслит себя отличным, независимым от другого: вот это Я со своими мыслями, а вот Другой — со своими. Мы начали движение, не совсем отдавая себе в этом отчет. Дальнейшее развитие человечества приведет к тому, что оно образует интеллектуальный континуум, в котором отдельные личности будут все меньше отделимы друг от друга.

Вполне возможно, что за будущим, в котором Личность растворится в Общем, кроется Замысел, который привел к образованию мыслящей материи. Появление сознания было предопределено эволюцией. С этой же точки зрения следующий этап, который можно назвать сверхличностным, тоже предопределен и заложен в первой молекуле, которая начала жизнь в первичном «бульоне»…