Академический абсурд

Давайте представим себе мрачную гиперболу: коллективу предложили выбрать себе руководителя, который располагал бы правом решать, кого казнить, а кого миловать. У каждого нормального человека возник бы естественный вопрос: а почему они вообще должны делегировать кому-либо право лишать себя жизни? В нашей Академии наук ситуация еще абсурдней — научному сообществу путем избрания директора предлагают передать ему право распоряжаться средствами, которым сами избиратели не обладают. Истинная причина «народного волеизъявления» — в легитимизации командно-административной системы, оставшейся нам в наследство от эпохи коммунизма.

Окончательно сломать дух свободомыслия в академической среде большевикам удалось только к 1929 году. Способность ученых мыслить и сравнивать представляла серьезную опасность для режима и подлежала жесткому контролю. Поэтому в период коллективизации своеобразный колхоз был насильственно организован и в научной среде. Состоять в Академии наук было позволено небольшому числу лояльных академиков-надзирателей. Их наделили личными привилегиями и правом держать всех остальных ученых на коротком экономическом поводке. C тех пор вот уже семь десятилетий небольшая группа ученых, которая сама себя избирает, — оценивает и оплачивает, распределяет деньги, выделяемые всему научному сообществу. Исследовательская работа для настоящего ученого составляет смысл жизни, поэтому неугодного не обязательно устранять физически. Достаточно просто лишить его средств, объявив направление малоактуальным.

В советское время состав академии и ее деятельность жестко определялись интересами КПСС. После краха партии диктат исчез, а корпоративные и личные интересы академиков остались... Возникла только проблема защиты сверху, то есть невмешательства государства в организационную структуру академии, а также защиты снизу — легитимизации централизованного распределения средств внутри нее. Первая задача решается за счет самоуправляемости НАН и путем включения нужных людей в ее состав. Например, «проффесор» Янукович числится исполняющим обязанности члена президиума академии, а Литвина избрали даже вице-президентом. Вторую задачу решили проведением контролируемых выборов директоров институтов. Цинизм в том, что если выбор академикам не понравится, то, согласно своему уставу, они все равно назначат в институт «правильного» директора.

Проблема не в том, что нынешних членов академии нужно заменить. Порочна сама система, построенная на непрозрачном пирамидальном распределении средств. Ее неизбежным следствием является зависимость одних ученых от других на всех этажах пирамиды. Академики не знают, как распределяются деньги высшим руководством страны, но сами воспроизводят безраздельную власть на своем — нижнем — академическом уровне. Научное сообщество в большинстве своем не знает, например, что значительная часть бюджета академии находится в так называемом спецфонде. В то время как внизу, где, собственно, наукой и занимаются, люди часто поддерживают свои исследования частными заработками.

Нельзя не понимать, что Украина занимает 115-е место по эффективности управления в значительной степени потому, что в странах из первой части списка принципиально иная система. Там финансируются мозги, а не структуры. Ученый, добившийся лучших результатов, получает не привилегии и власть над другими, а больше денег, на которые может содержать более многочисленную лабораторию. Институт на Западе состоит из таких финансово независимых лабораторий. Директор института как представитель и выразитель интересов научного сообщества выбирается на два-три года (а часто просто по очереди назначается!) из числа завлабов. Соглашаются скрепя сердце, так как эта деятельность отвлекает от науки и никаких привилегий не дает. У нас же конец директорства почти без исключений воспринимается как конец жизни.

Большинство понимает, что система контрпродуктивна, но пока боится открыто об этом говорить. К сожалению, очень немногие ученые, в том числе и в среде академиков, понимают, чем и как ее заменить. Перемен боятся почти все. Но действующие ученые — из-за неясности, что и когда в результате перемен приобретут, а ученые-чиновники — из-за абсолютной ясности, что они утратят.

Если мы претендуем на цивилизованность и европейскость, пора научиться эффективно тратить имеющиеся средства, а не стенать об их недостатке. Пора перестать уповать на правительство в надежде, что оно проведет правильные реформы. Откуда им это знать, если само научное сообщество не может четко сформулировать, что должно прийти на смену? В Министерстве образования и науки если и понимают необходимость реформ, то вынуждены работать с той структурой НАН, которая есть. Предлагаю начать честную и открытую широкую дискуссию.

Вместо послесловия. В прошлом году мне довелось посетить Институт органической химии в Шанхае. АН Китая раньше была построена по образу и подобию нашей. Теперь там многое изменилось — в институте 50 самостоятельных лабораторий.