РОССИЯ НА ПУТИ К ВЫБОРАМ: СОРЕВНОВАНИЕ МЕЖДУ ВЛАСТЬЮ И ПОЛИТИКОЙ

Для поклонников режима Путина дело ЮКОСа является дисциплинирующим напоминанием о том, что Россия остается музеем взаимопротиворечащих истин. Ленинисты были известны своей способностью «разрешать» противоречия. Ленин непосредственно разрешил несколько из них в своем знаменитом принципе «нет большей глупости, чем попытка отделить внутреннюю политику от внешней». Этот принцип был руководящим в течение советского периода: в 1920-е годы, когда политика нэпа проводилась одновременно с политикой «мирного сосуществования», в 1930-е, во времена «фашистской опасности», когда происходило становление административно-командной системы, и далее до момента совершения «диалектического прыжка», в период, когда связка перестройки и «нового мышления» уничтожила советскую систему, Советский Союз, а заодно и положила конец «холодной войне». В эру Ельцина этот же принцип служил объяснением схеме связей — и образцом непоследовательности, — которые стали причиной событий внутри России, в отношениях между Россией и ее ближним зарубежьем, а также с внешним миром. В период с декабря 1999 г. президент Путин пересмотрел связи между внутренней и внешней политикой — причем таким образом, что произвел впечатление на Западе.

Однако принцип Ленина часто вступает в противоречие с другим принципом, вновь заявить о котором счел необходимым даже Михаил Горбачев: главным вопросом для коммуниста является «вопрос власти». Со времен краха коммунизма вопрос власти стал основным для большинства режимов-преемников, и прежде всего для России.

Дело ЮКОСа — это дело о власти. Оно не касается защиты национальных интересов России, наоборот — это дело крайне вредит им. Оно не касается, разве что довольно относительно, выборов, поскольку ни выборы декабря 2003 г. в Государственную Думу, ни президентские выборы марта 2004 г. не представляют серьезной угрозы Путину и системе власти, строительство которой он все еще продолжает. Что в действительности является угрозой Путину и его власти — это мощный и независимый частный сектор. Теперь, когда его появление стало реальностью, фундаментальное противоречие, заложенное в основу проекта Путина, всплыло на поверхность. Путин стремится получить выгоду от мощного независимого бизнеса, не желая в то же время ощущать его влияние и его независимость. Также на поверхность всплыло и еще более непосредственное и актуальное противоречие: противоречие между «вертикалью власти» Путина и международным влиянием России.

Выборы и бизнес

Насколько уверенно может чувствовать себя Путин в преддверии декабрьских выборов? В одном он может быть уверен точно: наиболее организованная и пользующаяся наибольшей поддержкой оппозиционная сила страны — КПРФ — останется в оппозиции. В течение многих лет опросы общественного мнения свидетельствовали об уменьшающейся демографической электоральной базе этой партии; она пользовалась максимальной поддержкой 40% избирателей электората, будучи объектом безоговорочной враждебности со стороны других 40%. Благодаря уверенности в том, что 40% будут голосовать против коммунистов при любых обстоятельствах, Борис Ельцин, находясь в низшей точке своей популярности (8%), бросил административные ресурсы на поддержку КПРФ как перед парламентскими выборами в декабре 1995 г., так и перед первым раундом президентских выборов 1996 года. Как и Ельцин, Путин предпочел бы, чтобы российскому электорату был предоставлен образ врага, а не реальная альтернатива. «Руководящая роль» КПРФ для него почти столь же священна, как для коммуниста.

Кроме того, КПРФ является весьма удобным оппонентом, поскольку это противник, не испытывающий серьезной жажды власти. Частично это объясняется тем, что большая часть истеблишмента партии (в отличие от терпящего лишения электората) получает выгоду от сложившейся системы бизнеса и патроната над ним и хочет получать ее в дальнейшем. Также это объясняется гарантированным влиянием, которое может обеспечить себе умеренная оппозиция. Безусловно, коммунисты хотели бы увеличить свое влияние и вынудить систему принимать во внимание свои интересы на всех уровнях. Однако они хорошо знают, в какие драки ввязываться (вопросы бедности, жилищного обеспечения, развала коммунальной сферы), а какую черту лучше не переступать (проблемы Чечни, ФСБ и бизнес-интересов Кремля).

Однако прав Александр Проханов, сопредседатель Народного патриотического союза России, когда предупреждает о том, что «масштаб фальсификаций обещает быть беспрецедентным». Возможно, это станет необходимым, если Путин пожелает обеспечить достижение своих целей. Хотя рейтинг популярности Путина снизился, он все еще остается чрезвычайно высоким. В то время как у его партии, «Единой России», напротив. Кроме того, Союз правых сил, союзническую Путину силу времен президентских выборов 2000 г., возглавляет Борис Немцов, который теперь является его конкурентом и трудится над созданием альянса с либеральной партией «Яблоко». Наиболее поносимый Путиным олигарх Борис Березовский, несмотря на свое британское изгнание, также пытается установить контроль над СПС.

В случае, если эти тенденции не будут взяты под контроль, достижение двух целей, которые ставит перед собой Путин, окажется под угрозой. Первая цель — это сохранение системы, благодаря которой законы, инициированные правительством, без серьезных осложнений могут проводиться через Думу. Второй целью является сохранение большинства в две трети депутатов парламента, которое необходимо для внесения конституционных изменений и введения третьего президентского срока. Сегодня президент Путин настаивает на том, что третьего президентского срока не будет. Он это подразумевает, однако Путин достаточно умен для того, чтобы знать, что через несколько лет его мнение может измениться.

На этом фоне влияние Михаила Ходорковского в «Яблоке» и вербовка им депутатов-одномандатников вызывает раздражение, без которого Путин мог бы и обойтись. Эти действия также являются колоссальным просчетом. Ходорковский превратил себя в последнего заложника невыполнимого обещания, что «олигархи перестанут существовать как класс», данного Путиным. Это обещание остается чрезвычайно популярным среди электората, 70% которого хотели бы проведения расследования результатов приватизации 1990-х в России и их «коррекции». Все же со времени «ссылки» Березовского и Гусинского, три года назад, Путин сделал немного, чтобы продемонстрировать, что он все еще серьезно относится к своему обещанию. То, что Ходорковский, подобно двум упомянутым лицам, по происхождению еврей, вероятно, для Путина ничего не означает, но в предвыборный сезон и это не повредит. Незадолго до того, как грянуло дело ЮКОСа, Роман Абрамович, почувствовав перемены, упаковал чемоданы, захватив с собой большую часть своего капитала.

Однако реальным угрозам на выборах будет противопоставлен не популизм, а упорный труд: борьба за раскол в рядах коммунистов (поддержка Сергея Глазьева, пытающегося отделиться от партии) и битва за восстановление контроля над СПС благодаря усилиям незаменимого государственника России Анатолия Чубайса и его приспешника Альфреда Коха.

А реальная угроза, которую представляет Ходорковский, имеет не предвыборный, а более фундаментальный характер.

Бизнес и власть

Давайте представим, что это дело не имеет никакого отношения к «диктатуре закона», или, по крайней мере, признаем, что закон имеет подозрительное прошлое. Подобно знаменитому бывшему вице-премьер-министру Украины, партнер Ходорковского Платон Лебедев был отправлен в тюрьму за преступления, предположительно совершенные много лет назад; преступления, которые не подрывали диктатуру закона ни до Путина, ни в течение трех с половиной лет пребывания Путина у власти. Эта диктатура закона также основывается на подозрительном наборе стандартов. Как отметил экономический советник Путина Андрей Илларионов, «не в 1994-м, а в
2001-м средь бела дня… на счета неизвестной фирмы с подачи РАО ЕЭС (где председательствует союзник Путина Анатолий Чубайс) поступает 750 миллионов долларов. А затем 550 миллионов из этой суммы оказывается на счетах РАО ЕЭС… Генеральная прокуратура по этому случаю не вынесла никаких решений и не отреагировала никаким образом» (интервью радио «Эхо Москвы», 14 июля 2003 г.). В России Путина, подобно России советской, закон слишком часто выступает в качестве инструмента диктатуры.

Но давайте представим также, что Путин в одном аспекте прав. Американцы могут с полным убеждением говорить россиянам, что в демократической системе любой бизнес имеет такое же право принимать участие в политическом процессе, как и любой другой частный институт. Но о каких «других» частных институтах они могут вести речь? Российская Федерация — это страна, в которой 12 компаний производят приблизительно 70% валового внутреннего продукта. Даже 500 крупнейших американских компаний не производят столько в процентном соотношении. Кроме того, американский бизнес (80% дохода которого зарабатывается в секторе услуг) является не более чем первым среди равных в системе сдержек и противовесов, включающей профсоюзы, правительственных служащих, экологическое лобби и лобби сферы здравоохранения, сторонников борьбы за права национальных меньшинств, сторонников Израиля, правых христиан и даже бедноту, которая организованна и имеет своих лоббистов и деньги. В России единственная власть, которая может противостоять бизнесу, — это государство.

Добавим к этому, что в деле
ЮКОСа Путин встал перед необходимостью принятия решения. Ожидается, что ЮКОС, компания с доходом в 31 миллиард долларов, должна слиться с «Сибнефтью», в результате чего будет создано предприятие с доходами в 45 миллиардов долларов, которое станет наибольшей нефтяной компанией России, затмив при этом даже «Лукойл» (контрольным пакетом акций которого, подобно РАО ЕЭС, владеет государство). Что касается самого РАО ЕЭС, то в 2008 году оно должно быть разделено на части, и компания ЮКОС является одним из основных «стратегических инвесторов», которые неожиданно заинтересовались объектами РАО в 70 регионах страны. Ходорковский, который открыто подверг критике политику Путина в отношении Ирака, получил от администрации Буша поддержку своих амбиций относительно выхода на американский рынок и постройки трубопровода до Мурманска с перспективой поставки в Америку 10—15% потребляемой в стране нефти. 3 июня, или почти за месяц до ареста Лебедева 2 июля, Проханов описал выдвижение Ходорковского «на политическую авансцену» как сигнал о том, что, «если президент более не удовлетворяет деловую элиту, то она нуждается в своем собственном посланнике в политической сфере, который был бы готов взять бразды правления в свои руки». Президент, вероятно, не разделяет видение Ходорковского Прохановым как будущего премьер-министра или президента России. Однако Путин увидел угрозу и отреагировал на нее. Отреагировал именно он, поскольку, если бы дело ЮКОСа было просто заговором «Лукойла», «Роснефти» и полковников из ФСБ, оно не имело бы столь далеко идущих последствий и не зашло бы так далеко. И кстати, в течение месяца, когда президент нашел 2 часа 45 минут, чтобы встретиться с главным редактором US News and World Report, он, вероятно, все-таки мог бы уделить более 40 минут президенту Союза промышленников и предпринимателей Аркадию Вольскому, настойчиво пытающемуся обсудить с Путиным проблемы Ходорковского.

Впрочем, есть все же выход из тупика, в который Путин завел отношения государства и олигархов. На самом деле это именно тот путь, на который, как настаивали многие из его сторонников на Западе, якобы встал Путин, путь, одобренный Борисом Немцовым, Григорием Явлинским и экономическим советником Путина Андреем Илларионовым: развитие гражданского государства, государства, которое руководствовалось бы правилами, подкрепленными соответствующими институтами, прежде всего — эффективной и политически нейтральной судебною властью. Различие между властями, вынуждающими олигархов повиноваться правилам, и властями, которые вынуждают олигархов повиноваться им самим, состоит в том, что первые исходят из того, что правила применимы ко всем. Безусловно, ни один более или менее здравомыслящий сторонник Путина не считал его демократом, верящим в неоспоримые достоинства плюрализма и критики, не говоря уже о свободной прессе. Но почти все его сторонники полагали, что он, подобно прусскому монарху, а не монарху из семейства Романовых, желал строить Rechtsstaat: государство, управляемое законом. Такое государство не будет преследовать одного олигарха за финансирование оппозиционных политических партий, в то же время позволяя себе вымогать 200 миллионов долларов у других олигархов для финансирования собственной партии.

Итак, Путин выбрал другой путь: продление «административной вертикали» в сферу бизнеса. В качестве принципа административного этот выбор уже достаточно плох, поскольку Россия отчаянно нуждается не в фетишизации вертикального подчинения, а в горизонтальной интеграции внутри и между ее институтами. В качестве принципа экономического этот выбор губителен. Конечно, речь не идет о централизованном планировании или какой-либо иной более очевидной и одиозной форме «распределения». Но все же, с точки зрения экономики, такая политика губительна по двум причинам. Во-первых, она, как и основные принципы советского социализма, противоречит человеческой природе. Утверждать, что бизнесмен, который заработал 7 миллиардов долларов, не может выражать собственные взгляды о своей стране и ее внешней политике, уже не говоря о том, чтобы работать вместе с теми, кто его взгляды разделяет, значит настаивать на принципе, который может быть соблюден только с помощью силы. Во-вторых, это делает невозможным планирование: не централизованное, а долгосрочное бизнес-планирование. Последнее требует предсказуемости, существования принципов и институтов, которые обеспечивают их соблюдение, прежде всего — прав собственности. При отсутствии таких прав отсутствуют и веские основания для привлечения международных партнеров и их инвестиций, нет стимула для того, чтобы держать собственные деньги в стране и, конечно, стимула для вложения капитала в долгосрочные проекты типа нефтепроводов.

Премьер-министр Касьянов и лица, стоящие намного ближе к первому лицу, чем он, естественно, будут использовать каждую возможность, чтобы заверить в том, что проект постройки государства, управляемого законом, все еще остается в силе. При каждом оправдании они также будут подчеркивать, что строительство такого государства является долгосрочным проектом, тогда как своенравные олигархи могут представлять собой актуальную и непосредственную угрозу. Все же это еще один способ сказать: «Не смотрите на нашу тактику; смотрите на нашу стратегию, даже если наша тактика подрывает нашу же стратегию». Для тех, кто думает о том, чтобы «поставить на Россию», проблема состоит не в выборе правильного пути — Путин, конечно же, сделал это, — а в наличии видения и мудрости для того, чтобы этот путь продолжить. Даже если British Petroleum не отзовет восьмимиллиардную сделку с ТНК, других подобных сделок ожидать сегодня не приходится. Стратегическое видение и мудрость уступили российской традиции, которую Илларионов недавно резюмировал так: «Как только нам удается отойти от пропасти, у нас тотчас возникает желание к ней вернуться».

Власть и национальный интерес

Дело ЮКОСа, вероятно, приведет к возрождению существующего на Западе и среди большой части российского аналитического сообщества ортодоксального мнения о том, что у России «даже нет стратегически направленной внешней политики». При Ельцине с таким ортодоксальным мнением можно было легко согласиться. Но Путин впечатлил Запад своей способностью декларировать цели и достигать их. До событий 11 сентября 2001 года его авторитет в политических и деловых кругах был поразительно высок. Сейчас эта уверенность выглядит неуместной. За месяц до начала расследования против ЮКОСа Николай Злобин, директор Российских и азиатских программ в вашингтонском Центре оборонной информации, отметил, что этот образ России Путина в течение долгого времени не был наполнен реальным содержанием. Имея серьезные на то основания, он указывал на непреобразованность и интеллектуальную ограниченность российской политической элиты, «потемкинский характер российско-американских отношений» и «политику игнорирования укоренившихся проблем и серьезных взаимных разногласий». Составленный экспертом каталог невежества, импровизаций и ошибок будет иметь широкий резонанс во влиятельных вашингтонских кругах, которые достаточно вовлечены, чтобы быть «обеспокоенными» по поводу России, но слишком уверены в себе, чтобы беспокоиться по этому поводу. Однако это лишь одна часть картины.

Второй частью является то, что Путин хорошо оправляется от собственных ошибок. После иракской войны суть американской политики была точно отражена в аксиоме, приписываемой Кондолизе Райс: «Наказать Францию, игнорировать Германию, простить Россию». Хотя Россию возненавидели многие в Пентагоне из-за продажи ею высокотехнологичной военной техники (а также направления военных специалистов) в Ирак, в данном случае не Пентагон определял политику. Значит ли это, что Россия просто удачлива, или это означает (как предположил Алексей Пушков в «Независимой газете» от 21 апреля), что Путину хорошо удалось управлять американцами?

Часть третья и наиболее важная. С момента прихода к власти приоритетом Путина был не Запад, а восстановление влияния России на ее ближайших соседей. Все же влиятельные российские внешнеполитические круги, пользующиеся поддержкой на Западе, предпочитают говорить об отношениях России с Западом. В их каталоге неизвестностей, импровизаций и некомпетентности редко можно встретить упоминание о бывшем СССР, Евразии или Китае. Излагая верно по форме, Злобин в то же время утверждает: «Кажется, будто все надеялись, что Владимир Путин оставил мелкие дела в сфере внешней политики в пользу великих амбиций». Надеялись где? В Вашингтоне и Лондоне? Возможно. Но уж точно не в Грузии, Молдове или Украине.

Если мы хотим оценить вред, который причинило дело ЮКОСа, необходимо сначала оценить то, чего Путин достиг. Он превратил Россию в энергетическую супердержаву. Во всей Евразии он установил практически абсолютную монополию на переработку нефти, а также как на существующую, так и проектируемую инфраструктуру транзита энергетических ресурсов; он систематически использовал экономические и финансовые ресурсы для достижения геополитической выгоды. Либеральное крыло влиятельных внешнеполитических кругов России не хочет говорить об этих достижениях, по крайней мере по двум причинам. Первая причина — их вера в то, что будущее России зависит от интеграции в глобальную экономику, чьи центры власти и влияния расположены далеко от бывшего Советского Союза. Вторая причина — вера в то, что отношения между Россией и ее соседями — это не дело Запада. Западные правительства тоже не любят принимать во внимание этот аспект, поскольку в их схеме мира периода после окончания «холодной войны» нет места для понимания того, что Россия все еще вовлечена в «большие игры» — и уж, естественно, они не любят, когда им напоминают, что расширение НАТО и ЕС могут сами рассматриваться в качестве таковых.

Все же, когда заходит речь о Путине и о российских государственниках, необходим более традиционный подход. К концу 2000 года Путину, используя долги России и разыгрывание энергетической карты, удалось установить контроль над энергетическим и финансовым сектором Молдовы, а также добиться ощутимого пересмотра геополитического курса Украины (хотя и существенно сбалансированного как тогда, так и теперь благодаря отношениям Украина—НАТО). В феврале 2002 г. Путин предложил проект создания «единого экспортного канала» для транспортировки всего газа, идущего на экспорт из Средней Азии. С того времени (июнь 2002) Путину удалось заключить соглашение о транзите всей экспортируемой нефти, добываемой в Казахстане сегодня и в перспективе, через российскую сеть транзитных нефтепроводов, а в апреле 2003 г. было заключено аналогичное долгосрочное соглашение об экспорте газа из Туркменистана, имеющего третьи в мире по объему запасы природного газа. Кропотливо задокументированные Владом Сокором, оба эти соглашения позволяют России покупать энергоносители по ценам значительно ниже рыночных и затем перепродавать их на внешних рынках со 100—200% маржей. Эти соглашения ставят под угрозу срыва американский проект по строительству транскаспийских трубопроводов (против которого выступает Россия), строительство трубопровода Туркменистан—Афганистан—Пакистан (против которого выступает Россия) и, до возобновления поставок иракской нефти, использование трубопровода Одесса—Броды (против строительства которого Россия сначала выступала, а теперь настаивает на его реверсном использовании для транспортировки российской нефти на юг). В случае, если не произойдет радикальных изменений в политике Туркменистана и Казахстана, транспортировка по нефтепроводу Баку—Тбилиси—Джейхан и газопроводу Баку—Тбилиси—Эрзурум (против строительства которого также выступает Россия) будет ограничена азербайджанской нефтью и газом.

В этом соревновании ЕС остается застенчивым игроком, и до появления на сцене Буша Соединенные Штаты, которые являются главным действующим лицом (и финансируют большую часть новых каспийских проектов), вообще отказывались признавать сам факт соревнования. Доказательством того, что администрация Клинтона была сторонником плюралистического подхода, которым движут коммерческие мотивы (а не геополитические, доминирующие при наличии монополиста), было блокирование предоставления Экспортно-импортным банком США кредитов американским подрядчикам, так же как и его поддержка строительства трубопровода Тенгиз—Новороссийск стоимостью 4 миллиарда долларов, которое финансировал ExxonMobil. Все же этот плюралистический подход не повлиял на стремление России управлять тем, чем она может управлять.

Фактически события 11 сентября 2001 г. и иракская война укрепили это стремление, пусть и различными путями. Террористические акты в Нью-Йорке и Вашингтоне убедили Путина в том, что Соединенные Штаты и Европа согласны заплатить, чтобы покончить со своей зависимостью от ближневосточной нефти. Его «стратегический выбор» в пользу Соединенных Штатов (и уступка им военного плацдарма в Центральной Азии) базировался на том, что Соединенные Штаты теперь нуждаются в России как союзнике в войне против терроризма и поставщике энергоносителей. То, каким образом эта энергия будет поставляться, теперь перестало быть предметом придирок со стороны американцев. Иракская война — даже более смелый геополитический шаг, чем предпринятый Путиным — вновь пробудила беспокойство относительно единоличного доминирования США и вынудила вести поиск противовесов этому доминированию. На фоне этих событий, не говоря уже о расширении ЕС и второй волне расширения НАТО, преобразование СНГ в экономически пригодное «пространство» может рассматриваться не только как защитная мера со стороны Путина, но и как предпосылка предоставления России «равного» статуса в неуравновешенной международной системе. Это также может рассматриваться как чисто практическая мера, поскольку «война против Саддама» подобно «войне против терроризма» привела к ослаблению внимания Америки к Евразии — и эта тенденция может продолжиться, если «страх перед американской мощью» будет и дальше ослабевать под натиском новых вызовов, принесенных «победой».

Вследствие этого два недавних шага, предпринятых Россией, подобно многим предыдущим, застали Соединенные Штаты врасплох. Наиболее драматичным из них стал блиц-визит в Грузию двух игроков, которых Соединенные Штаты и ЕС благополучно списали со счетов — Алексея Миллера («Газпром») и Анатолия Чубайса (РАО ЕЭС) с целью подписания соглашений, которые должны были бросить тень сомнения на неизменность прозападной ориентации Грузии, равно как и ее черноморских трубопроводов. Никаких импровизаций. У Грузии впереди зима, выборы и возможная смена режима — и, несмотря на миллиарды долларов западных инвестиций, вложенных в трубопроводы, военную программу подготовки и оснащения, а также целый ряд новых механизмов безопасности, российские войска пребывают на территории страны, а Россия остается поставщиком газа. Стороны, подготовившие этот удачный переворот, исходили из знания политической культуры Грузии, психологии ее лидеров и слабых связей политической системы страны, которые так никогда и не стали понятны Западу.

Вторым шагом стала состоявшаяся 2 июня встреча на высшем уровне между президентом Путиным и новым президентом Китая Ху Дзиньтао, результатом которой стало подписание 150-миллиардного соглашения между ЮКОСом и Национальной нефтяной корпорацией Китая сроком на 25 лет о строительстве 2400-километрового трубопровода Ангарск—Дакин, по которому в Китай будет поставляться 700 миллионов тонн российской нефти. Для Китая коммерческая логика проекта неоспорима. За последние десять лет Китай превратился в третьего крупнейшего импортера нефти в мире. Недавно обнаруженное месторождение нефти в Ангарске имеет запасы, сравнимые с запасами Кувейта. Для России, возможно, коммерческая логика строительства трубопровода от Ангарска до Находки с перспективой поставки в Японию четвертой части потребляемой ею нефти была бы более неоспорима. Однако, ничего не проигрывая в коммерческом плане, Россия сделала геополитический выбор. Китай, некогда стратегический партнер Соединенных Штатов, после прихода к власти президента Буша стал стратегическим конкурентом Америки. Кроме трубопровода Ангарск—Дакин Китай проявил интерес к проекту, благоприятному для России и противоречащему энергетической стратегии Соединенных Штатов — строительству трубопровода Казахстан—Китай, проекту, который разрушил бы все остающиеся надежды относительно экспорта казахской нефти на Запад через Каспий. До настоящего времени российско-китайское стратегическое партнерство, скрепленное торговлей оружием и риторическим, нескоординированным подходом к «многополярности», умеренно поддерживается благодаря политической воле, но остается ограниченным по содержанию. Геоэкономический интерес и подлинная взаимозависимость могут утвердить стратегическое партнерство двух стран.

Итак, президент Ху, должно быть, задается тем же самым вопросом, что и лица, ответственные за принятие решений в Вашингтоне. Что же случилось с его деловым партнером и избранным инструментом Путина, Михаилом Ходорковским? Сможет ли Путин предоставить удовлетворительный ответ господину Ху и другим?

Квадратура круга от Путина?

Политика Владимира Путина по иракскому вопросу стала его первой ошибкой с момента прихода к власти. Все же он оправился от нее к облегчению многих и к раздражению некоторых. Атака Путина на ЮКОС — его вторая ошибка, но на сей раз перспективы исправить эту ошибку более сомнительны.

Есть одна слабость в геополитическом проекте Путина. Он дорогостоящ. В краткосрочном и среднесрочном плане Россия может компенсировать свои уменьшающиеся запасы газа и нефти туркменским газом и казахской нефтью, но уже сейчас сеть трубопроводов, по которым транспортируются эти ресурсы, устарела, изношена и требует капитальных вложений. В среднесрочном плане Россия должна эксплуатировать свои собственные огромные неиспользованные запасы, но это требует еще больших инвестиций, не говоря уже о высоких технологиях. Это предполагает приток западных технологий и инвестиций. Ходорковский, владелец самой успешной частной нефтяной компании России, не оспаривает этого. Он признает, что в то время, как ЮКОС в состоянии построить дальневосточный трубопровод в Китай, он не может позволить себе одновременно прокладывать трубопровод к Японскому морю, и ему будет затруднительно прокладывать трубопровод к Мурманску. В то время как Россия может установить близкую к абсолютной монополию на каспийские энергетические ресурсы, не говоря уже о геополитической стратегии, как отмечает Сокор, «именно западный инвестиционный капитал, западные технологии и рыночный спрос в странах Запада обеспечивают развитие энергетики Каспия». Такое состояние дел не просто неприемлемо — оно не может долго сохраняться.

Следовательно, в геополитическом проекте Путина есть противоречие: стремление преуспеть в экономической сфере и стремление управлять. Экономический успех Ходорковского является в значительной степени достижением самого Ходорковского. Однако этот успех стал возможен благодаря экономической политике и системе правил, установленных президентом Путиным и более просвещенной частью его советников. Эти достижения и структура были нарушены в процессе восстановления Путиным системы управления. Еще до того, как произошло это восстановление, Соединенные Штаты избрали ЮКОС в качестве своего долгосрочного партнера, поскольку менеджеры ЮКОСа наиболее соответствуют западным стандартам прозрачности, ответственности и соблюдения договоренностей. В результате американские нефтяные компании рассматривали возможность реализации совместных проектов от Ледовитого океана до Сахалина. Любой разумный человек признал бы это успехом политики Путина. Вместо этого Путин и неосведомленная часть его советников решили, что это — «проникновение» и что независимость Ходорковского представляет собой угрозу.

Предвестником дела ЮКОСа стало наблюдение одного украинского промышленника, сделанное два года назад: «Российский бизнес и российское правительство теперь полностью отделены друг от друга, но они могут быть вновь объединены за секунду». Западные компании не будут расставаться с миллиардами долларов, если правительство и бизнес «могут быть вновь объединены за секунду». Глобализация, возвеличенная Путиным в его речи «Россия на пороге нового тысячелетия» в декабре 1999 г., приводит к нарушению управления по определению. Соединенные Штаты получают определенный выигрыш и даже некоторую часть инфраструктуры России в собственность; Россия получает инвестиции и «проникновение» на американский нефтяной рынок. Даже сегодня Россия обеспечивает 28% поставок газа в Европу, и «Интеррос» Владимира Потанина покупает американские компании. Обычно этот процесс называют «возьми и дай взамен». Все же, как недавно признался в Вашингтоне сам Потанин, вторая половина этого правила для элиты России неприемлема. Ее подход к переговорам с ВТО состоит в «получении доступа ничего не давая взамен». Таков же ее подход к энергетической политике и «конверсии оборонки», не говоря уже о ее политике по отношению к соседям, которая все еще базируется на установлении своего влияния через зависимость и ослабление партнеров. С началом конфликта в Косово многие россияне заключили, что разговоры Запада о партнерстве были ни чем иным, как «болтовней». В свете событий прошлого месяца было бы благоразумным заключить, что разговоры Путина о глобализации — «болтовня».

Какие более определенные выводы можно сделать? Московский аналитик Сергей Колмаков заключает, что «если большая компания типа ЮКОСа может пострадать из-за чего-то, что было не совсем законно в 1994 г., тогда никакой малый или средний бизнес не может чувствовать себя в безопасности». Более того, как ни печально, небольшие западные «независимые» энергетические компании продолжают сообщать о сохранении практики ведения дел, которую ни один разумный бизнесмен не счел бы безопасной: тенденции к несоблюдению соглашений партнерами, подхода к разрешению споров с позиции «сильный всегда прав», неспособности судов вынести приговор и, несмотря на некоторые положительные изменения, того факта, что небольшие российские и западные компании все еще остаются заложниками политических игр. Было бы удивительно, если бы «киты» бизнеса не прислушались к этим независимым голосам. Но будут ли правительства стран-лидеров теперь больше учитывать существующую связку между политикой и бизнесом на постсоветском пространстве? Это слишком много, чтобы на это надеяться, но, возможно, наконец-то для них станет очевидно, что на карту поставлено многое, включая интересы Запада.