ПОЧЕМУ НЕ СОСТОЯЛСЯ НОВЫЙ ВАВИЛОН?

глава из новой книги «На пороге ХХI века»

Ф ундаментальной

причиной распада

страны, наряду с фактором технологического стратегического отставания или снижения уровня конкурентности, стал национальный вопрос. По мнению многих политиков, это даже самая главная, определяющая причина. В последние годы существования СССР положение усугублялось и тем, что на фоне кризиса власть не просто дала крен, но и продемонстрировала свою неспособность контролировать ситуацию. В стране тогда начались волнения, каких не знали предыдущие десятилетия. Особенно опасным в них было приобретение национальной окраски. События в Сумгаите, Нагорном Карабахе, Вильнюсе, Фергане показали отсутствие какой-либо программы решения национального вопроса, да и вообще стратегии перестройки в этом очень важном ее аспекте, что послужило поводом для острой критики власти. Именно с этих процессов, с процессов нерегулируемых межнациональных столкновений, практически началось понимание того, что власть уже парализована, а значит, обречена.

Я бы выделил два аспекта проблемы межнациональных отношений в бывшем Союзе. Как это ни парадоксально, одной из главных причин кризиса национальных отношений была теоретическая слабость руководства страны. Практически никто в верхних эшелонах власти и академических кругах, даже в последние годы существования СССР, не хотел серьезно заняться национальным вопросом. Объяснение межнациональных противоречий, а порой и прямых конфликтов фактически строилось на двух основаниях. К первому относились просчеты в осуществлении национальной политики марксистско-ленинского толка в годы сталинизма. Вторая группа причин - это яко-бы действие внешних сил, криминальных групп и эгоистически настроенной национальной интеллигенции. Постепенно становилось ясно, что такие объяснения неудовлетворительны не только в плане оперативного реагирования на межнациональные конфликты, но потому что на таком фундаменте нельзя строить национальную политику вообще.

С егодня многие забы-

ли, что опубликован-

ная в те поздние советские годы платформа КПСС по национальной политике была очередной банальной декларацией, которая носила сугубо поверхностный характер. Я не занимался вплотную национальным вопросом до середины 80-х годов, поскольку был погружен в экономическую проблематику, приходилось решать задачи отнюдь не идеологического плана. Но уже на протяжении десяти лет я активно занимаюсь изучением этих вопросов, штудирую новую литературу, внимательно изучаю практический опыт. Помню целый шквал статей и монографий, обвиняющих И. Сталина в обострении национального вопроса. Во всем оказывался виноватым И. Сталин, который якобы исказил национальную политику, закладывавшуюся в первые годы существования советской власти. Да, конечно, были последствия сталинских депортаций. Но ведь нельзя обвинять во всех сегодняшних бедах человека, который скончался почти полстолетия назад. Причины трагедии, конечно, более глубоки, и, изучая опыт многих многонациональных государств, я пришел к пониманию того простого факта, что без основательной теоретической платформы, без глубокого теоретического осмысления ситуации национальную политику выстроить нельзя.

Бросаются в глаза провинциальность, наивность и архаичность в оценке межнациональных отношений, которые давались и в 1991 году, которые порой даются и сегодня разными историками и политиками, по-прежнему опирающимися на разработки первых марксистов. Нельзя рассматривать систему национальных противоречий и конфликтов в Советском Союзе в отрыве от общемировой ситуации. Ведь пробуждение этичности в конце ХХ века произошло далеко не случайно в глобальном масштабе, а не только в пределах СССР. Национальные, этнические взаимоотношения, а также внутриэтнические процессы стали вызовом второй половины ХХ века. Национальный фактор сыграл свою роль не только в разрушении колониальных империй, не только в становлении новых государств мира. Он проявился в таких крупномасштабных по своим последствиям явлениях, как послевоенное восстановление Германии и Японии, экономическом рывке стран азиатско-тихоокеанского региона, в объединении Европы. По существу все процессы, происходящие в мире в самых разных областях - экономике, политике, идеологии, - связаны с национальным фактором.

Конечно же, у нас была своя специфика, но я уверен, что одна из наиболее фундаментальных причин того глубоко трагического опыта, который характеризует историю национального вопроса в Советском Союзе, - это совокупность явлений глобального порядка.

Наше столетие убедительно показало ошибочность одного из фундаментальных постулатов марксизма о превосходстве классового над национальным. Я напомню, что в марксизме в целом национальные движения рассматривались как явления, связанные со становлением капиталистического способа производства. Становление капитализма в свою очередь порождало различные классы и новую систему отношений между ними. В условиях развитого рынка, свободной рабочей силы, когда формируются институты гражданского общества, контроль, в том числе классовый, над политическими институтами, государство в значительно большей степени зависит от поддержки населения или, как мы сегодня говорим, от легитимности того или иного решения. Марксизм же, как известно, исходил из того, что государство является выразителем интересов не всего населения, а только определенного класса.

Эффективность контроля над государством во многом зависела от создания идеологии, которая могла бы поднять, мобилизовать и воодушевить все население. И национальные течения, национальные доктрины являются именно такого рода идеологиями. Поэтому, по мнению марксистов, возможны несколько вариантов взаимоотношений между национальным и классовым.

Национальное прежде всего может быть рассмотрено как определенная идеологическая и политическая доктрина одного класса, который навязывает эту доктрину другим социальным группам в обществе. Другой вариант - та или иная национальная идеология есть результат договоренности нескольких политических элит данного общества, которые вслед за этим заставляют принять данную идеологию все другие группы. Надо сказать, что сегодняшние расхожие объяснения национального вопроса и национальных проблем в бывшем СССР в общем-то исходят из той же самой концепции, в частности когда говорится о том, что национальные бюрократии, подчиняя своим интересам развитие общества, взяли курс на установление собственного государственного контроля внутри своих республик, что и привело к развалу Советского Союза.

Очевидно, что такой подход, развиваемый в рамках весьма традиционных представлений, несмотря на новомодные термины, ошибочен хотя бы по той причине, что именно национальные бюрократии в значительной степени были вовлечены в процесс государственного регулирования еще в едином союзном государстве. И данные бюрократические структуры, и группы управленцев в наибольшей степени понимают необходимость интеграционных процессов. Видеть в этих группах орудие или инструмент развала СССР, по крайней мере его первопричину, не корректно не только фактически, но и теоретически.

Т рактуя национальные

процессы, нацио-

нальные отношения, исходя из отношений классовых, марксисты как ранние, так и поздние практически не приняли во внимание исключительную эффективность и жизненность процессов национальной мобилизации. Между тем ход Истории показал, что роль национального, этнического фактора не только не уменьшалась с дальнейшим развитием общества, в том числе того же капитализма, а в значительной степени возрастала. Объясняется это прежде всего факторами культурного характера, а не социального порядка.

К тому же одна из теоретических слабостей марксизма заключалась в том, что он не смог выработать теории национального вопроса в странах третьего мира. Практически национальный вопрос трактовался в рамках теории освободительного национализма слаборазвитых регионов, а антиколониальное движение рассматривалось как часть борьбы за социализм. Сегодня стало очевидным, что процесс деколонизации имел совершенно иную природу и привел к иным результатам, нежели теоретически предполагалось в рамках марксистской доктрины.

Наконец необходимо отметить известную европоцентричность природы марксизма, несмотря на попытки объяснить и процессы за пределами небольшой группы развитых капиталистических стран мира. Ведь европоцентризм прежде всего сказался в непонимании как теоретическом, так и практическом тонких механизмов и институтов, которые накладываются на собственно социальные процессы.

Я бы сказал даже, что этнокультурная проблематика стран Центральной Азии практически так и не была осмыслена в рамках традиционной советской доктрины национального вопроса. В частности не были поняты ни влияние институтов семьи, ни влияние религиозных, конфессиональных институтов, ни влияние традиционных структур власти на развитие как национальных, так и социальных процессов в этой огромной части бывшего Союза. В бывшем Советском Союзе мы имели дело с самыми разными типами национальных отношений. Способ регулирования ситуации в Прибалтике, Центральной Азии, на Кавказе должен был иметь совершенно различную по своим базовым характеристикам природу именно в силу существующей разнонаправленности процессов.

Сегодня многие трактуют распад СССР как результат деятельности радикальной части национальной интеллигенции. Конечно, в известном смысле это верно, поскольку интеллигенция является именно той группой, которая наиболее отчетливо выражает национальный интерес. Однако мне представляется, что еще одной из шаблонных ошибок в трактовке и способе регулирования национальных проблем в бывшем Советском Союзе было смешение нескольких разных типов национальных движений. Дело в том, что, на мой взгляд, национальные движения могут иметь совершенно различную природу.

В истории XX века одним из наиболее ярких примеров эффективного национального движения была теоретическая и практическая деятельность Кемаля Ататюрка, который сумел создать современное турецкое государство и нацию. Суть его подхода заключалась в очень эффективной модернизации ментальности турецкого народа в рамках единого национального движения в отличие от архаического имперского сознания, идущего еще со времен Османской империи.

В то же время могут развиваться и движения несколько иного типа. Этот антимодернистский по своему духу и по средствам избираемых действий тип национального движения основан на консервации некоторых традиционных форм как культурной, так и социальной жизни. Поэтому я полагаю, что шаблонная оценка национальных движений и их анализ только с точки зрения оппозиции Центру были сами по себе ошибочны.

К ак показало недолгое

развитие постсоветс-

ких республик, разная направленность национальных движений сказывается и сегодня. Кстати, такую же ошибку допускают и многие зарубежные аналитики, которые рассматривают национальные выступления в разных регионах СССР как некий единый по своей природе ряд явлений, хотя в некоторых случаях эти явления носили религиозную окраску, в других - просто проявления криминального порядка. Были и движения, носящие совершенно рациональную национальную природу, имеющую модернистский потенциал.

Сегодня многие говорят о том, что этническое нивелирование разных народов в годы существования СССР стало одной из главных причин национального взрыва. Я же думаю иначе. Тоталитарный режим в целях самосохранения должен был нивелировать национальное многообразие народов и культур. Такая политика была направлена на преодоление непреодолимого - цивилизационного разрыва народов страны. Советский Союз был конгломератом разнотипных и по своей цивилизационной принадлежности, и по своим культурным ориентирам наций.

Речь идет не о том, что одни народы были более развитыми или менее развитыми. Просто сегодня приходит понимание: миф об образовании на территории СССР нации под названием «советский народ» так и остался мифом, которым забавлялись только теоретики из пропагандистских и идеологических отделов ЦК КПСС. По сути же бывший СССР - это территория глубокого цивилизационного разлома. Сегодня явно проявляются подспудно существовавшие и подавлявшиеся прежним режимом этническая, культурная, цивилизационная близость балтийских стран к Северной Европе; историко-культурное взаимопритяжение тюркских государств, сложнейшая этнокультурная природа кавказских государств наверняка не позволяют рассматривать и их в качестве единого цивилизационного образования.

Конечно, в те годы понимание многовековой, а в ряде случаев и тысячелетней цивилизационной разнородности территорий мало кому приходило в голову.

Национальная проблематика характерна своим обострением не только в таких странах, как распавшийся Советский Союз или Югославия. В развитых западных странах имеются этнические проблемы не менее сложного порядка. Совершенно очевидно, что проблема квебекского сепаратизма в Канаде связана не столько с факторами социального, сколько этнического характера. Исторически разные культурные корни разных групп населения в стране, которая прошла благополучное и мирное развитие на протяжении многих лет, сегодня приводят к постепенному расколу. В разряде этих же проблем - курдский вопрос. Практически нет радикальных сдвигов в решении целого клубка противоречий в Северной Ирландии. Одна из наиболее острых проблем Испании - проблема Страны Басков. Иначе говоря, решить раз и навсегда национальный вопрос невозможно. Этого не смогли сделать даже самые благополучные демократические страны мира. Нам необходимо отказаться от попыток разрешить национальный вопрос окончательно и бесповоротно и перейти к другой принципиально иной стратегии. Не надо пытаться стереть объективно возникающие противоречия. Наша стратегия должна заключаться в том, чтобы проводить политику, упреждающую перерастание противоречий в кровопролитные конфликты.

К сожалению, несмотря на все заявления, платформы, программы, ни в один из периодов советской истории не было сделано серьезного анализа межнациональных отношений и путей их разрешения. Когда межнациональные противоречия переросли в конфликты, а конфликты - в кровавые столкновения, высшее руководство страны, не имея теоретической базы и практически не пони-мая ситуацию, в конце 80-х годов избрало силовой путь решения национальных проблем и окончательно завело страну в тупик. Тогда были введены войска в Баку, произошли трагические события в Вильнюсе, Тбилиси. Напомню, что элементы такого силового подхода проявились в Алматы еще в декабре 1986 года, когда было жестко подавлено демократическое волеизъявление молодежи против диктата Центра. Тогда вся страна понимала лживость заявлений высшего руководства страны о том, что оно не знает обстановки, а силовые решения принимаются без его участия. В этих условиях национальный вопрос стал одним из главных факторов развала СССР.

В суете насыщенного событиями времени мы еще не оценили в полной мере исторической важности событий декабря 1986 года. Это было первое выступление людей, искренне поверивших в демократические перемены, поверивших слову М.С. Горбачева. На устах у них был один простой вопрос: «Почему, даже не поинтересовавшись мнением людей, привезли руководить республикой человека, который не знал ни Казахстана, ни населяющего его народа, ни его традиций и культуры?»

И ответом на этот простой и правомерный вопрос было жестокое подавление митинга с беспощадным избиением и кровью девушек и юношей...

Это было началом агонии системы. Вильнюс, Тбилиси, Баку - все это было потом.

Декабрьские события 1986 года показали, насколько выросло самосознание казахской молодежи. Она первой преодолела страх перед тоталитарной системой, которая почти столетие заставляла жить народы в казарменном режиме. Молодежь от имени своего народа открыто заявила, что больше не допустит попрания чувства национальной гордости, присущего любой нации.

В казахской истории было немало драматических и высоких минут, часов и дней. Одна из таких драматически высоких минут в новейшей национальной истории - три декабрьских дня 1986 года.

И этот первый росток нового демократического сознания был выдан системой за проявление махрового национализма. Впоследствии мне неоднократно пришлось убеждать многих, в том числе и М.С. Горбачева, о снятии обвинения в национализме со всего казахского народа. Политбюро ЦК КПСС вынуждено было отменить свое собственное решение.

Вне такого, нормального, без всяких идеологизированных и политизированных наслоений, национального чувства не может быть уважения и к иной национальной культуре.

Именно по этому поводу один остроумный мыслитель еще в XIX веке сказал: «Прежде чем стать интернационалистом, нужно иметь национальное чувство».

Я глубоко убежден, что лишь при достойном отношении к другой национальной культуре возможен настоящий гражданский мир. Казахи глубоко освоили русскую культуру, но и богатейшая казахская культура не должна оставаться тайной за семью печатями для всех национальностей, проживающих в Казахстане. Казахская литература, язык, фольклор, музыка - все это неизмеримо обогащает потенциал каждого. Приобщение к одной из наиболее своеобразных и богатых культур Евразии - казахской культуре - это и знак уважения к народу, давшему на своей земле приют другим в самые тяжелые годы. Именно такое уважительное, эволюционное движение навстречу друг другу есть путь к гармонии в межнациональных отношениях. Альтернатива - это хаос и взаимная ненависть.

С кажу еще об одном

очень важном и ред-

ко рассматриваемом факторе, приведшем к развалу советской государственности. Занимаясь экономикой, я достаточно отчетливо видел одну из фундаментальных проблем, которая носила не столько национальный характер, сколько характер взаимодействия центральных и периферийных регионов нашей страны.

На протяжении длительного периода Центр использовал три разных способа контроля над территориями. Еще раз повторю, что этот контроль во многом носил не национальный характер, а заключался во взаимодействии разных ступеней иерархии управления. Контроль Центра над периферийными регионами обеспечивался прежде всего путем сложного административного деления страны. Сложившаяся административно-территориальная структура СССР, независимо от того, понимали ее значение бывшие политические руководители страны или нет, имела свою четкую логику. Она заключалась в том, что система, несмотря на свою сложность и многоступенчатость, позволяла быстро и эффективно проводить те или иные управленческие решения. Контроль проходил по военной, политической, административной, судебной и, главное, - по партийной линии. Созданная в годы сталинизма административная система являлась одним из опорных, базовых, цементирующих элементов страны.

И не случайно в период заявленной М. Горбачевым демократизации одним из главных стал вопрос о перераспределении власти между различными административными органами в системе территориального деления страны.

Второй способ контроля Центра над регионами состоял в экономической политике, которая базировалась на единых форме собственности, финансовой системе, транспортно-экономической структуре и экономическом механизме. А централизованная система планирования задавала ту или иную специализацию регионов. Благодаря разной экономической специализации, когда один регион просто не мог выжить без другого, создавалась дополнительная структура прочности, структура устойчивости системы в целом. Во многом это была экономически бессмысленная интеграция, которая на самом деле имела глубокий политический смысл. Речь шла не об экономической эффективности, а о сохранении устойчивости системы. Поэтому и сегодня нам очень тяжело преодолеть экономический кризис при разрыве связей, а наша зависимость от создававшегося на протяжении почти столетия экономического комплекса достаточно очевидна.

Наконец, третий способ контроля Центра над периферией. Это культурная интеграция, которая обеспечивалась двумя мощными инструментами: прежде всего, идеологической обработкой сознания, во-вторых, языковой политикой. Мне хотелось бы подчеркнуть, что речь идет не о позитивной или негативной оценке русского языка как такового или его роли и даже не о том, что русский язык доминировал над национальными языками народов СССР. Я убежден, что знание русского языка, в частности казахами, есть безусловно позитивный факт. Но дело в том, что путем определенной языковой политики также задавалась дополнительная устойчивость государственной системы в целом.

Что же произошло в годы перестройки? Прежде всего началось изменение административно-территориальной иерархии. Вы помните о том, что в этот период начался поиск новых систем административно-территориального деления страны. Возник вполне закономерный вопрос со стороны автономных республик - Татарстана, Башкортостана - относительно их статуса в рамках союзного государства. В те годы возник и вопрос, который является одним из самых сложных в России, - о самостоятельности Чечни. Все это отголоски того периода, когда «пошел процесс» изменения административного, а соответственно и политического статуса разных территориальных единиц.

1990 и 1991 годы шли под знаком дискуссий о том, каковы уровни административной иерархии тех или иных территориальных единиц. Затем этот разговор вышел на другой уровень - заключения нового cоюзного договора с участием всех национальных образований, в который практически закладывалась идея конфедеративного союза независимых государств.

Споры о политической иерархии тесно переплетались с вопросами экономической самостоятельности регионов. Началось активное обсуждение межрегиональных экономических отношений, проблем формирования региональных рынков и выхода на международные экономические связи. Происходили довольно значительные передвижки в плане ориентации республиканских экономик на внутренние потребности, определенная либерализация режима внешней торговли. Все это заложило фундамент значительного изменения отношений Центра и регионов, отхода от жесткого иерархического диктата, который доминировал на протяжении многих десятилетий. Трудно даже представить себе, чтобы в 60 - 70-е годы вопросы, связанные с собственным выбором межрегиональных и зарубежных экономических партнеров, могли быть допущены в рамках системы. Поэтому мы имеем дело не только с административной, но и сопровождающей ее экономической трансформацией, которая в значительной степени уже изменила систему отношений между центральными и периферийными регионами.

С егодня, когда я слы-

шу, что необходимо

возродить централизованную плановую систему в масштабах всего СНГ или в масштабах всего бывшего СССР, я думаю, что люди, выдвигающие подобные «прожекты», конечно же, не имели опыта практической работы в реальной экономике последних лет существования СССР. Идеальной плановой экономики никогда не было, а тем более в 1989-1991 годах. Из последних 18 лет существования СССР планы не выполнялись 13 раз. Я сочувствую, но не понимаю тех, кто мечтает о прошлом, которого не было.

Наконец вопросы, связанные с культурным взаимодействием Центра и регионов, в большей степени имеют национальную природу. И в этом плане конец 80-х - начало 90-х годов явно демонстрировали поиск альтернативных моделей образования новых интерпретаций своей собственной истории. Это был период роста национальных движений во всех республиках бывшего Союза. И, конечно, не случайно он был связан с вопросами культурного, идеологического и языкового характера. Надо сказать, что в конце 80-х - начале 90-х годов отнюдь не было того идеологического однообразия и единства, о котором сегодня говорят сторонники восстановления СССР во что бы то ни стало. Уже тогда общественно-политический климат, общественное мнение во многих сегодня независимых странах СНГ были уже совершенно иными.

Отмечу очень важное обстоятельство: система отношений Центр - периферия в рамках бывшего СССР претерпела радикальные изменения еще до юридического, правового распада СССР. И, конечно, при всей драматичности происшедшего считать это совсем уж неожиданным было бы верхом наивности.

Что же было и оставалось цельной организационной структурой, стабильной, несмотря на все трансформации, чистки, экономические эксперименты, идеологические кульбиты, оплевывание предшественников, сомнительные и недостойные перезахоронения у мавзолея, блестящие победы и сокрушительные поражения, постепенную деградацию стареющих вождей, серость пропаганды? Только КПСС. Кризис компартии - это кризис общества и страны, которая занимала одну шестую часть суши.

Сколько бы сегодня, пять - шесть лет спустя, не открещивались некоторые политики, серьезнейший психологический, организационный, прежде всего политический удар системе нанесли они образованием Российской компартии. Разумеется, свою роль сыграла и отмена шестой статьи Конституции, утверждавшей партийный монополизм. Судите сами. Прошло шесть лет. Сегодня, после бурных 90-х годов, все мы понимаем, что ни в одной стране бывшего Советского Союза ни одна партия не может со-ставить конкуренцию бывшей Коммунистической партии Советского Союза. И сколь бы не были крепки задним умом критики, невозможно опровергнуть тот простой и эмпирически подтверждаемый факт, что ни одна из партий ни в одной, даже самой крупной стране СНГ близко не приближается ни по численности, ни по аппаратной выучке, ни по реальным организационным возможностям к даже уже ослабленной после 1989 года КПСС.

Так что разрушение КПСС - это прежде всего внутренний процесс. Ведь нельзя же серьезно предположить, что И. Полозкову и его соратникам мысли о создании Российской коммунистической партии навевали некие сценаристы из-за рубежа. Развал СССР приобрел необратимый характер именно после объявления первой среди союзных республик Российской Федерацией своего суверенитета. У всех тогда на устах был вопрос: а от кого, от чего суверенна Россия? Она же ядро страны. Совершенно очевидно, что не объявление Россией своего суверенитета послужило первопричиной и главным фактором развала СССР. Как мы видим, причины носили более серьезный характер. Однако в формальном плане провозглашение Россией своего суверенитета 12 июня 1990 года, конечно же, означало невозможность дальнейшего существования СССР в прежнем качестве.

Когда сегодня в эмоциональном запале кое-кто призывает к суду истории над своими бывшими коллегами, мне кажется, во всем этом есть элемент по-человечески объяснимого, но исторически неоправданного поведения. Обвинять можно и ортодоксальных коммунистов, и демократов. Но я противник навешивания субъективных ярлыков. Здесь, наверное, работает старая и хорошо известная нам по штудированию марксистских первоисточников аналогия Ф. Энгельса, который сравнивал историю с параллелограммом индивидуальных воль и сил. Часто все складывается в конечном счете против воли участвующих в политическом процессе людей.

Наблюдая изнутри события драматического 1991 года, могу определенно сказать, что большинство действующих лиц драмы не ставило сознательной целью столь радикальный и скоротечный разрыв связей союзного государства. До Вильнюса, Баку, Тбилиси и ГКЧП все сводилось к формированию цивилизованной конфедерации государств с эволюционным развитием к независимости. Конечно, после августа 1991 года это стало практически невозможно.