О компромиссах и консенсусе

В стране набирает обороты кампания по досрочным выборам. Основные предвыборные посылки уже понятны. А если быть точнее, то понятно отношение ведущих политических игроков к досрочным выборам. Именно это отношение и порождает пессимистические прогнозы касательно будущего развития Украины как у экспертов, так и у рядовых граждан. Мы просто переживаем очередной, теперь уже пятый тур президентских выборов 2004 года со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями.

А ведь еще пару месяцев назад, после того как в ночь на Троицу президент, премьер-министр и спикер перед телекамерами пожали друг другу руки, все говорили о компромиссе, который даст возможность разрешить затяжной политический кризис. Но почему-то никто не взял на себя труд разъяснить, что это был за компромисс, какова была его суть и, главное, ради чего этот компромисс был совершен.

Ведь если мы говорим о дальнейшем развитии демократии, нам следует принять как аксиому несколько тезисов.

Во-первых, суть демократии сводится не только к доминированию избранного большинства над меньшинством (о чем безперестанно любят вспоминать украинские политики) и постоянным спорам, но и к поиску согласия (о чем те же политики любят вспоминать только в критических ситуациях и неизменно кичиться своим «подвигом» во имя общественного блага).

Во-вторых, результативность и полноценность компромисса зависит от того, ведет ли он к консенсусу как способу принятия политических решений и широкому гражданскому согласию. Вспоминая непопулярного ныне классика, «есть компромиссы и компромиссы», приходим к выводу, что все они в конечном итоге служат подтверждением афоризма о том, что «политика — это искусство возможного».

Стоит сказать, что в 16-летней истории независимой Украины достаточно примеров компромиссов как публичных, так и скрытых. Ведь само по себе провозглашение независимости 24 августа 1991 года стало результатом негласного компромисса между частью партийной элиты и национально-демократическими силами. Более того, эти взаимные уступки явились основой для общенационального консенсуса, когда большинство граждан Украины на всеукраинском референдуме поддержало Акт о независимости.

Второй, не менее яркий пример компромисса, который в последнее время иногда вспоминают, — досрочные парламентские и президентские выборы 1994 года. Их итогом стала легитимная и демократическая передача власти от одного президента другому. События 1994 года в значительной степени оказались переломными в истории страны, заложив основы политической системы, которую позже назовут «кучмовской». Не стоит забывать, что основой для этого перелома стали определенные общественные настроения, убеждение в том, что «так дальше жить нельзя». Именно это стремление к определенному порядку, к определенным «правилам игры», пусть и не вполне соответствующим идеалам демократии, но обеспечивающим относительную экономическую стабильность, дало возможность практически беспроблемного существования этой политической системы на протяжении десяти лет.

Десятилетие с 1994-го по 2004 год еще получит объективную оценку со стороны историков. Пусть эти оценки будут противоречивыми, но они не будут столь привязаны к современности. Во всяком случае, авторитарность правления обеспечивала авторитет власти. Сегодня мы наблюдаем, скорее, обратное. Чем старательнее нынешние ведущие украинские политики заимствуют идеи и копируют способы принятия решений из той эпохи, тем старательнее они от нее открещиваются и клянутся в верности демократии.

Но вернемся в недавним событиям. Стал ли компромисс мая 2007 года подлинным, иными словами, ведет ли он к политическому и общественному консенсусу?

Следует отметить один важный факт, который обретает особое значение в украинском контексте. Практика заключения компромиссных документов между различными политическими силами была характерна для стран Восточной Европы в период перехода от тоталитаризма к демократии. Именно они обеспечили относительно безболезненную трансформацию политических систем, а также проведение радикальных рыночных реформ. Одним из самых удачных эксперты считают опыт постфранкистской Испании, где так называемые пакты Монклоа, подписанные основными политическими силами в качестве согласованной программы действий по выводу страны из социально-экономического и политического кризиса предотвратили опасную конфронтацию в обществе. Основные участники пактов брали на себя определенные обязательства, шли на уступки. Кроме того, элита сознательно формировала публичную сферу политики и создавала для этого соответствующие механизмы.

В современной украинской истории тоже есть такой пример, хотя, скорее, он относится к разряду негативных. Речь, конечно же, идет об уже подзабытом Универсале национального единства. Это сегодня президент Украины с телеэкрана заявляет, «что универсалов больше не будет, а будут выборы», а еще полгода назад говорилось о необходимости придать этому Универсалу статус закона.

Почему Универсал не стал украинским аналогом пактов Монклоа? Конечно, об этом более подробно могут рассказать сами подписанты данного документа.

Но мне думается, на то были минимум две причины. Первая — сам текст Универсала не предполагал сколько-нибудь конкретизированной программы действий всех ветвей власти. А его обсуждение напоминало анекдот: «Начинается заседание политбюро. Товарищ Сталин говорит: «Товарищи, у нас сегодня в повестке дня два вопроса: первый — расстрелять половину членов политбюро. Второй — покрасить собор Василия Блаженного в синий цвет. — Иосиф Виссарионович, а почему в синий? — Как я понял, по первому вопросу возражений не имеется. Переходим к обсуждению второго вопроса».

Столь пристальное внимание, которое уделялось, возможно, и важным, но все же второстепенным вопросам, таким, например, как вступление в НАТО, оставляло без ответа вопросы главные — как жить дальше?

Впрочем, к подобному формату обсуждения располагал и сам текст Универсала, весьма похожий на сборную солянку. С одной стороны, в нем содержались откровенно декларативные и ни к чему не обязывающие пункты, например, «реформирование системы правоохранительных органов в соответствии с европейскими стандартами» или «повышение благосостояния граждан, преодоление бедности посредством эффективной и адресной социальной защиты, справедливое пенсионное обеспечение». С другой — ряд пунктов, которых, по идее, в подобном документе быть не должно, вроде «становления среднего класса» или пункта о создании Национальных центров борьбы с туберкулезом, ВИЧ/СПИДом, Национального центра сердца и т.д. Совсем лишним выглядел пункт о налаживании эффективного экономического партнерства со всеми заинтересованными внешними партнерами Украины, «руководствуясь интересами взаимной выгоды» — а как же может быть иначе?

Вторая причина состоит в том, что такой компромиссный документ, как Универсал, как ни странно, не предполагал поиска консенсуса. Речь шла не только о согласии между партиями и блоками, представленными в парламенте. Оно, как известно, отсутствовало изначально, поскольку БЮТ вообще отказался от подписания Универсала, а коммунисты подписали документ с оговорками.

Гораздо более важным заданием для отечественных политиков должна была стать, с одной стороны, инициатива по поиску и достижению общественного консенсуса в раздираемой противоречиями Украине на основе выработки неких общих ценностей. С другой — достижение так называемого процедурного консенсуса, который не только установил бы правила игры в отношениях между ветвями власти, но и предусматривал бы главное — правила разрешения конфликтов.

Ни первого, ни второго сделано не было. Общество так и не получило четкого сигнала относительно того, какие ценности разделяет правящая верхушка страны. Что же касается процедурного консенсуса, то идея придать Универсалу статус законодательного акта критики не выдерживала. Кто и как будет исполнять декларативный закон, в котором написано: «желаем сделать так, чтобы всем было хорошо»?

В результате все свелось к банальной легитимизации новосозданной правящей коалиции.

Но неудача с Универсалом имела и более глубокие последствия. Была дискредитирована сама идея политического и общественного согласия. Хотя Парламентская ассамблея Совета Европы в резолюции от 19 апреля отмечала: «украинские лидеры пока что были успешны в обеспечении стабильности и гражданского спокойствия в стране, что свидетельствует о наличии внутреннего потенциала для преодоления кризиса. Кроме того, позитивным знаком является то, что правоохранительные органы до сих пор выполняли должным образом свою функцию поддержания общественного порядка и безопасности без прямого привлечения к политической борьбе, и вооруженные силы сохранили нейтралитет».

Ассамблея, как известно, обратилась с призывом к президенту, членам парламента и правительства Украины с призывом решить существующий кризис легитимным, строго конституционным и мирным способом: «будет ли это путем проведения легитимных досрочных выборов в результате решения Конституционного суда Украины или путем компромисса.

Понадобится немногим более месяца, чтобы убедиться в том, что точка зрения ПАСЕ на внутренний потенциал была излишне оптимистической. Судьба решения Конституционного суда тоже известна. А вот «компромисс» в итоге был найден, но какой…

Увы, история знает не только позитивные примеры компромиссов. Так, посредством Мюнхенского сговора 1938 года в жертву агрессору была отдана Чехословакия, есть пример пакта Молотова—Риббентропа. Соглашение между президентом, спикером и премьер-министром в ночь на Троицу из того же разряда.

Никто не скрывает, что это был вынужденный шаг со стороны каждой из сторон. Но суть этого «компромисса» — взаимоприемлемая формула, которая позволила выполнить заветное желание президента, — распустить этот парламент. Безусловно, это была уступка со стороны правящей коалиции в лице спикера и премьер-министра. Но когда говорят о том, кто выиграл или проиграл в затяжном конфликте, почему-то сосредотачивают внимание на конкретных политических силах, которые смогут или не смогут преодолеть трехпроцентный барьер, уменьшить или увеличить свое представительство в стенах парламента.

Гораздо меньше слов о том, что, разрешив подобным образом свой конфликт, Украина, по сути, не только отказалась от европейской практики, но и загнала болезнь вглубь. Ведь ни одна из практических рекомендаций той же ПАСЕ не была выполнена.

Вспомним хотя бы некоторые важные тезисы резолюции. Во-первых, необходимость принятия базовых конституционных законов и продолжения работы над новым проектом Конституции, продолжение реформирования судебной системы.

Во-вторых, ПАСЕ отмечала, что «полностью пропорциональная система с закрытыми партийными списками и Украина как один избирательный округ, что определено конституционными поправками 2004 года, не гарантирует выборы в парламент, которые бы представляли украинское общество во всем его разнообразии» и предлагала ввести открытые партийные списки, где избиратели могли бы высказывать свои предпочтения тому или иному кандидату, включенному в партийные списки, а также ввести разделение страны на избирательные округа.

В-третьих, по ее мнению, «существующие положения избирательного законодательства, регулирующие досрочные выборы на протяжении определенных Конституцией временных рамок (60 дней) являются недостаточными и не гарантируют соответствующих условий для честных и свободных выборов». ПАСЕ рекомендовала принять изменения в Закон «О выборах народных депутатов».

Из всех рекомендаций был выполнен только один пункт — внесены изменения в Закон «О выборах народных депутатов», регламентирующий процедуру досрочных выборов. Отметим сразу, закон этот откровенно дискриминационный. В стране, где до сих пор остается важным не то, как голосуют, а то, как считают, введена норма, по которой состав окружных и участковых избирательных комиссий формируют только те партии и блоки, которые имели свои фракции в парламенте. Остальные партии и блоки пытаются поставить в положение «вне игры», а в стране режим правления четырех, от силы пяти партий. Достаточно сказать, что в положениях закона присутствуют термины «коалиция» и «оппозиция». Вот и получается, что обычные выборы — это для всех, а досрочные — только для коалиции с оппозицией.

Но этот закон принял пар­ламент, а подписал президент, следовательно, это «их» компромисс и «их» видение того, как должна развиваться Украина.

Главное — система выборов по закрытым партийным спискам осталась нетронутой. И это свидетельствует о том, что основа нынешних невзгод — квотный принцип распределения должностей — остался неприкосновенным. Для отечественной верхушки это своего рода священная корова, дающая возможность использовать результаты победы не во благо страны, а во благо своей клики.

Квотный принцип уже дает о себе знать в формуле «семь на восемь», по которой голосует сформированный по этому принципу Центризбирком. А что будет твориться в участковых и окружных избирательных комиссиях?

Весьма вероятно, что после досрочных выборов возникнет настоятельная необходимость в компромиссе, возможно даже, «историческом». Президент Украины не раз заявлял о том, что после досрочных выборов будет уничтожена политическая коррупция и родится политическая культура межфракционного диалога.

Но на какой основе будет заключен новый компромисс? Будет ли он предполагать консенсус, принятие неких общих ценностей, общих правил игры или это вновь будет распределением статусного политического капитала, т. е. постов во властных структурах? И насколько этот компромисс будет соответствовать общественным настроениям?

Судя по заявлениям политиков, никто из них пока что и не задумывается ни о самом возможном компромиссе, ни о его принципах. Как раз напротив. Каждая из двух противоборствующих сторон рассчитывает на то, что победа достанется именно ей и именно она будет формировать большинство и правительство, а значит — диктовать свою волю побежденным. «Нынче нам нужна одна победа — одна на всех, мы за ценой не постоим».

А в предвыборном арсенале отсутствуют идеи по консолидации общества. Вместо этого — игра на повышение предвыборных обещаний по зарплатам, пенсиям, выплатам на рождение ребенка плюс пара-тройка технологических идей. Однако тезис о ликвидации депутатской неприкосновенности или неприкосновенности всех без исключения выс­ших должностных лиц не способен сыграть роль объединяющего фактора. Как, впрочем, не может сыграть ее и новый проект Конституции, который некоторые политики предлагают вынести на всеукраинский референдум.

Почему все же вместо того чтобы использовать европейский опыт компромиссов, следовать рекомендациям европейских структур, призывающих к диалогу, украинские политики предпочитают в который раз изобретать очередной украинский велосипед, вдобавок ко всему еще и не способный ездить?

Не последнюю роль в этом, на мой взгляд, играет отсутствие устойчивой традиции формирования широкого общественного согласия. Если говорить о верхушке, то компромисс в ее понимании сводится к обыкновенному распределению сфер влияния, решению вопроса о том, чей человек будет прокурором, чей — начальником областной милиции, чей — начальником налоговой. Если говорить об отношениях общества и государства, то оно скорее сводится к формуле «государство не трогает меня (не мешает зарабатывать деньги, уклоняться от уплаты налогов и т.д.), а я не трогаю государство (за исключением одного раза в пять лет, когда я иду на выборы)».

На такой почве построить прочное здание демократии, опирающееся на фундамент рыночной экономики, невозможно. Более того, такая почва весьма благодатна для вышеупомянутых «компромиссов во зло».

Компромисс мая 2007 года создал предпосылки для дальнейшей корпоратизации и олигархизации украинской политики, превращения его в замкнутый клуб избранных, доступ в который будет весьма ограничен. И это станет шагом назад в демократизации страны. В этих условиях основой для консенсуса станет даже не мифический межфракционный диалог, а элементарный торг за закрытыми дверями. Гражданам, гражданскому обществу в данном случае отведена роль политических статистов.

Поэтому сегодня крайне важным представляется борьба за демократизацию украинской политики. Первым шагом на этом пути должен стать отказ от существующей пропорциональной системы. Это может стать подтверждением того, что мы все же готовы следовать европейским правилам игры.

Демократизация должна сопровождаться широкой публичной дискуссией. Сегодня нам не скучно — мы решаем глобальные проблемы. Но, может быть, гораздо интереснее и важнее обсуждать и решать более важные для каждого гражданина вопросы роста доходов и их структуры, собственности, доступности и качества образования, медицинских услуг, работы жилищно-коммунального хозяйства, создания рабочих мест (не мест на рынках и в охранных структурах, а в промышленности, в первую очередь, высокотехнологичной), в общем, всех вопросов, составляющих суть нашей жизни.

Вероятно, если бы именно эти проблемы явились предметом обсуждения, государственная политика стала бы более понятной каждому, а долгожданный общественный консенсус обрел бы наконец благодатную почву.