АЛЕКСАНДР ЗИНЧЕНКО: ЕСЛИ ОТДЕЛИТЬ БИЗНЕС ОТ ВЛАСТИ, ВЫБОРЫ ПЕРЕСТАНУТ БЫТЬ ВОЙНОЙ

Александр Зинченко сегодня, по большому счету, не представляет никого кроме себя. Хотя формально он остается членом СДПУ(о), уже мало кто ассоциирует его с эсдеками. После шумного выхода из руководства партии, Александр Алексеевич получил предложения о сотрудничестве едва ли не от всех серьезных политических сил: в попытках ангажировать заместителя председателя Верховной Рады не была замечена разве что Юлия Тимошенко. Поиск партнеров пока продолжается. Г-н Зинченко получил свободу и никак не может решить, что с ней делать.

Новый Зинченко ищет новую позицию. Сейчас его устами говорит одновременно оппозиционный, пропрезидентский и самостоятельный политик. Его всегда отличало собственное мнение, зачастую нетрадиционный взгляд на происходящее в стране. Другое дело, что сейчас он волен говорить гораздо раскованнее и больше, чем раньше. По его собственному признанию, рядовой партиец располагает гораздо большей свободой, чем ограниченный идеологической ответственностью первый заместитель председателя партии.

Надеемся, что ответы гостя редакции, вице-спикера полумятежного парламента на вопросы «ЗН» окажутся небезынтересными для читателей нашего еженедельника. Среди прочего, в них очень много оптимизма, которого нам всем так не хватает.

— Страна готовится встретить
12-й День рождения. Как это ни печально, но Украина все еще переживает переходный этап своего развития. Веских оснований считать, что затянувшийся переход близится к завершению, вроде нет. Однако отчего-то кажется, что новый период в развитии государства — не за горами. У вас нет ощущения, что смутное время вот-вот минует?

— Я разделяю ваши предчувствия. 12 — число знаковое: часовая стрелка нашей жизни отмерила полный круг. Следовательно, лимит своих получасовок, полумер, полушагов и полууспехов мы уже исчерпали. Пришло время целостных концепций, системного мировоззрения. Мы должны перестать оглядываться на прошлое, чтобы четко увидеть будущее. Поиск организаторов завтрашних успехов гораздо важнее поиска виновных во вчерашних неудачах.

Позади остался сложный и противоречивый период нашей истории — период эклектики. На политические, экономические и социальные процессы влияли как зарождающиеся рыночные отношения, так и не умершие советские формы правления. Во все сферы пришли люди, мыслящие по-новому, но из этих же сфер не ушли те, кто руководствуется старорежимными административными подходами.

Наступила пора оценить адекватность управленческих структур, дабы понять, что именно нужно менять радикально, а что — поступательно. Мы должны критически переосмыслить содержание практически всего, что делаем. Но переосмысление, с одной стороны, не должно означать формального переиначивания, а с другой — обязательных радикальных мер вроде смены пола. В авиации есть одно правило: не знаешь, что делать — не трогай приборы.

Когда-то я услышал от одного авиатора: «Нам нужны не концепции, нам нужны самолеты». Но разве не очевидно, что без системного взгляда и подхода ни один самолет от земли не оторвется.

— Почему у вас создалось впечатление, что именно сейчас пришло время переходить от эклектики к целостному стилю?

— Во-первых, слишком уж обострились противоречия между новыми экономическими отношениями и старыми административными методами. До сих пор наша экономика развивалась зачастую не благодаря, а вопреки. Во многих сферах мы так и не побороли монополизм. Однако за 12 лет она встала на ноги и теперь нуждается в дальнейшем качественном росте. А заржавевшая управленческая система тормозит движение. Значит, пришла пора не только заменить отработанные детали, но и отладить весь механизм.

Во-вторых, мир сегодня стремительно меняется, и мы просто обязаны выработать концепцию, позволяющую нам найти свое место в этом изменившемся мире. Украина из года в год привычно ратует за евроинтеграцию, за развитие контактов с США, за углубление отношений с Россией. При этом мы не наполняем старые лозунги новым содержанием. Мы не отдаем себе отчет в том, что и в Брюсселе, и в Вашингтоне, и в Москве пришло время других политиков и другой политики. И чтобы иметь возможность действительно интегрироваться, развивать и углублять, Киев должен осознавать, в чем именно изменился мир и насколько.

Только тогда мы сумеем отыскать собственную нишу и в ныне складывающейся модели мировой безопасности, и в заново перестраивающейся системе мировой экономики. Мы должны понять характер и принять темп мировых изменений. И тогда мы сможем задавать нужный характер изменениям внутри страны и придавать им нужный темп. Нам будет гораздо легче определять цели и выбирать средства при проведении любой реформы — административной или военной, налоговой или коммунальной.

— А нет ощущения, что мы уже несколько запоздали?

— Мы менялись все эти 12 лет, и менялись не сами по себе. Просто изменения были хаотичными, а сейчас назрела необходимость придать им системный характер. Парниковое, хуторянское мышление порождало неверные ощущения. Понадобилось время, чтобы осознать, что мы — неотъемлемый элемент мироустройства.

Можно спорить о положительных и негативных сторонах глобализации. Но глупо отрицать естественность и неизбежность этого явления. Товары пересекают параллели и меридианы. Технологии завоевывают континенты. Канадский бизнесмен, находясь в Новой Зеландии, при помощи мобильного телефона, собранного в Малайзии, может общаться со своим подчиненным в Индии. В таких условиях мы, даже если захотим, не сможем остаться оазисом, обнесенным тыном.

Нам ничего не остается, как изменяться. И не стоит слушать прорицателей, предрекающих нам тридцати-, пятидесяти- и даже столетнее отставание от ведущих держав. Это от лукавого. Украина обладает мощнейшим потенциалом: у нас 17 миллионов людей с высшим образованием. И задача государства — создать условия, при которых их знания, помноженные на новые технологии, будут использованы во благо страны.

Тем более что наши люди прошли школу, приучающую к подвижности мышления. Нам слишком часто говорили: забудьте все, чему вас учили до сих пор. Мы привыкли постоянно начинать с нуля и вольно или невольно научились легко усваивать новые методы и не бояться новых вызовов.

— То есть вы считаете, что страна уже обладает достаточным кадровым потенциалом, чтобы «потянуть» модернизацию экономической модели и политической системы?

— Сама жизнь взрастила и закалила этих людей. В разных регионах, в разных сферах, на разных ступенях управленческой системы появилось множество людей, отказывающихся жить по принципу «моя хата с краю» и не желающих строить потемкинские деревни. Они есть в Донецке и во Львове, в Крыму и в Закарпатье — перечень имен занял бы слишком много места. И за спиной каждого из них личный опыт выхода из кризисной ситуации. Потому что они научились многому: разбираться в конъюнктуре рынка, применять новые методики и современные технологии, принимать оперативные решения, рисковать. А самое главное — научились обходиться без помощи государства.

Согласно распространенному народному заблуждению, власть должна иметь права на все и за все отвечать. В действительности же она должна передать значительную часть своих функций частному бизнесу и гражданскому обществу. Власть не должна решать все проблемы, она должна создавать условия, при которых любая проблема будет разрешаться естественным образом. Если в каком-то районе перебои с хлебом, государство не обязано изыскивать средства для строительства хлебозавода. Но государство должно стимулировать инициативу частного бизнеса, оно должно облегчить процесс получения кредита, необходимого для строительства пекарни. Оно может помочь предпринимателям, готовым вкладывать деньги в местную экономику, стать на ноги, освободив их на несколько лет от налогов. И тогда в этой ситуации в выигрыше все: население, получающее свежий хлеб, бизнесмен, получающий прибыль, и государство, получающее налоги, пусть и не сразу. Но власть неохотно расстается с обязанностями универсального управленца.

А у той части элиты, о которой я сейчас говорю, есть то, чего власти как раз и недостает — кредит доверия людей. И может ли быть иначе, если, скажем, предприниматель взял под свое крыло завод не для того, чтобы банально выкачать из него остаток ресурсов, чтобы развить системный бизнес? Если он привел в порядок территорию, модернизировал производство, повысил зарплату, построил детский сад? Если он не стал ждать милостей и льгот от государства, а вложил собственные деньги в строительство необходимой для района пекарни?

Именно эти люди должны прийти к управлению страной. Потому что они сразу после назначения не станут думать о том, кого первым уволить и что в первую очередь украсть. Мне кажется, им будет по силам избавить власть от несвойственных ей функций и создать ей авторитет морального лидера.

Если люди, о которых я говорю, будут объединены одной целью, страстью, верой, они добьются результата. Позволю себе изложить три обязательных условия, без которых этот результат невозможен.

Первое — создание своеобразного равностороннего треугольника, где каждой из сторон (власть, бизнес и гражданское общество) предстоит существовать достаточно независимо друг от друга, но при этом друг друга дополнять. Именно от государства зависит, станет ли этот треугольник равносторонним. Пока он явно таковым не является. Второе условие, о котором я уже упоминал, — необходимость морального лидерства власти. Иными словами, нравственность госслужащих должна стать абсолютным императивом, без нее говорить о возвращении доверия населения не приходится. И третье — это системность и политическая воля.

Как только эти условия будут выполнены, как только появится привлекательная, вызывающая доверие команда, вы и глазом не успеете моргнуть, как рядом с ней возникнет огромное количество людей, желающих помочь. В управлении это называется функцией успеха, когда одна успешно проведенная операция порождает другую.

При этом новые назначенцы должны знать, что не окажутся пушечным мясом, что их политические пристрастия (скажем, принадлежность к оппозиции) не станут причиной «размена». Только тогда у страны появится реальная возможность качественно изменить элиту.

— И кто же будет лидером, поднявшим знамя перемен? Трудно представить, что им окажется Президент. Верите ли вы в то, что освобождение власти от чуждых ей функций начнется при нынешнем составе, или же мы сможем говорить о качественных изменениях только с приходом новой власти?

— Я не верю в то, что некий Икс придет и все качественно изменит. Мы не можем ждать, мысленно уповая на то, что, мол, ладно, этих еще год прокормим, а потом придет герой и работа закипит. Изменения — объективная необходимость, они назрели. А что касается лидера, который должен поднять знамя перемен, то пока его действительно не видно… Лидер выкристаллизуется, его обязательно сформирует среда. Мне кажется, в современном мире несколько снижается роль лидеров и возрастает роль команд. Государством должны управлять только команды, сформированные по профессиональному принципу: нельзя прийти в сферу управления и назначить на посты друга, кума, свата и брата. Это неприемлемо даже на уровне районной администрации. В стране неизбежно возрастет спрос на профессионалов — это веление времени. Жизнь сама заставит ведущих политических игроков изменить правила, по которым они привыкли играть до сих пор. Вы сами убедитесь в том, что и правительство (причем независимо от того, чьего оно имени) будет действовать эффективнее. И Президент во многих ситуациях будет себя вести иначе. Гражданское общество, независимые масс-медиа и бизнес — факторы, с которыми нельзя не считаться.

— Позволим себе согласиться с вами лишь отчасти. Действительно, в стране, где приватизировано почти все и почти ничего не реформировано, и власти, и бизнесу, и политикуму объективно придется измениться. Однако не все еще осознали неизбежность назревшей трансформации. Основные игроки чувствуют вызов времени, но едва ли они уже готовы изменить правила.

— Мы все время переживаем процессы, в которых искрит. Искрит между политиками одного лагеря, между политиками и журналистами, между оппозицией и пропрезидентскими силами…

Креатив государства не должен концентрироваться только на противостоянии. В стране накопилась критическая масса негатива. Если власть — не самоубийца, у нее только один выход: обратить имеющиеся у нее силы на созидание и интеграцию. Тогда креатив государства станет положительным. И чем более далекие противоположности окажутся способными к объединению, тем более качественный шаг вперед сделает Украина. Понимаете, когда объединяются кумы и соседи, поле их взаимодействия расширяется до уровня двух участков или домов. Но если способны объединиться живущие в разных кварталах, в разных районах, это уже совсем другая квадратура согласия. Поэтому, если мы хотим рывка, надо понять, что старая философия «я в оппозиции, значит, я не могу с ним работать, а я с Президентом, следовательно, я не могу сотрудничать с оппозицией» — устарела.

— Вы очень точно сказали о негативном креативе государства. Основные цели — нагнуть, развести, заставить, рассорить. И делается это не ради проведения системных изменений или реализации национальных интересов. Это — борьба за деньги и власть, не более того. Неужели вы думаете, что власть так легко изменит этой традиции?

— Необходимо ей помочь. Я уже говорил, что в стране достаточно людей, отдающих себе отчет в том, насколько важно отделить власть от бизнеса. И, думаю, они в состоянии пролоббировать и организовать подобные изменения. Сложившийся симбиоз не имеет права на жизнь. Необходимо не просто разделить управленческие функции, нужно менять глубоко порочную психологию. «Я должен попасть на эту должность для того, чтобы распределять», — это нынешний подход. «Я должен попасть на это должность для того, чтобы исполнять и созидать»,— подход необходимый. Мы утеряли суть слова «служащий». Народовластие должно осуществляться с целью улучшения жизни населения, а не быть прикрытием для решения всевозможных проблем подавляющего меньшинства. И служащим, и депутатам, и Президенту делегируются полномочия на решение социально необходимых задач, не более того. Несомненно, у власти останутся функции распределения. Речь идет прежде всего о бюджете и налогах. Но деятельность власти при этом должна быть прозрачной и подконтрольной гражданскому обществу и средствам массовой информации.

Власть будет адекватно развиваться, нравится это кому-то или нет, только при условии существования независимой прессы. Публичность — это функция ответственности. Это должен понимать политик любого ранга. Доминирование олигархической экономики и олигархических масс-медиа закончится тогда, когда произойдет окончательное и бесповоротное разделение бизнеса и власти. Когда власть станет источником несравнимо меньших доходов, чем бизнес.

Если это произойдет, то выборы у нас перестанут быть всякий раз войной. Ведь в цивилизованном мире выборы — это не вопрос заработка и собственности. Это вопрос предпочтений. Между партиями должен происходить не обмен ударами, а обмен интересами: мы, такая-то партия, хотим власти и в этом наш интерес, но власть нам нужна для того, чтобы реализовывать интересы таких-то собственников. Должны быть те, кто представляет интересы наемных служащих, мелких собственников и бизнеса. Но должны быть и те, кто представляет интересы крупных предпринимателей.

— Изменить атмосферу предвыборной кампании, с нашей точки зрения, можно, если избавиться от двух проблем. Проблема первая — страх передела собственности после выборов. Проблема вторая — желание переделить собственность после выборов. Принято считать, что если к власти придет Ющенко, Тимошенко или Петренко, словом, кто-то из тех, кто при этой власти не находится, передел неизбежен. Но команда Януковича—Ахметова в случае прихода к власти будет испытывать не менее жгучее желание, предполагающее отбор собственности у Медведчука, Пинчука или Зинченко. Придет команда во главе с Медведчуком и Суркисом и также не станет довольствоваться имеющимися нынче бизнес-площадями, захочет их расширить за счет других. Каждый жаждет передела и каждый боится его. Как сделать так, чтобы люди, которые боятся одного и того же, не являлись носителями одной и той же угрозы?

— Мы опять возвращаемся к тезису о необходимости разделения бизнеса и власти. Именно это должно стать одной из главных целей политической реформы.

Как ни странно, в логике некоторых ее сторонников и некоторых противников вы найдете немало общего. Представители целого ряда политических сил исходят из того, что они смогут в ближайшее время прийти к власти. А после этого, по их разумению, неизбежен процесс передела капиталов и собственности, неизбежны изменения в правилах доступа к рычагам управления и финансовым «кормушкам». Только одни убеждены, что существующих полномочий им будет достаточно, чтобы все переделить в свою пользу, и выступают против реформы. Другие же, наоборот, полагают, что для этой цели им понадобятся дополнительные полномочия. Но сам факт передела не вызывает сомнения.

Точно так же мыслят и те, кто боится в ближайшее время потерять имеющиеся финансовые и политические капиталы. И точно так же видят в той или иной разновидности реформы лекарство против своих страхов.

Но смысл преобразований состоит как раз в том, чтобы раз и навсегда избавить страну от страха бесконечных перманентных переделов. Чтобы провести наконец-то четкий, системный водораздел между исполнителями и законодателями, центром и регионами, политикой и бизнесом, государством и обществом. Главным итогом реформы должно стать не усиление полномочий Президента или расширение прав парламента. Основная цель грядущих преобразований заключается в том, чтобы освободить власть от функций, несвойственных ей по природе, — от функции всеобщего контролера и функции универсальной «крыши». Это пойдет на пользу стране в целом, поскольку появится стимул для инициативы и предприимчивости во всех сферах жизни. Это пойдет на пользу и власти, поскольку позволит ей сосредоточиться на выполнении основных задач.

Мне очень импонирует высказывание известного политика конца XIX—XX веков Сергея Витте, который заметил, что оздоровление России началось тогда, когда министр внутренних дел в правительстве начал значить меньше, чем министр финансов.

— Создается впечатление, что у Президента отсутствует четкая стратегия действий. Похоже, он так и не определился, что ему делать: срочно искать преемника, договариваться с Ющенко, пытаться пролонгировать полномочия, идти на третий срок или «стимулировать» переход к парламентской модели. Вы согласны с этим?

— Возможных сценариев развития событий — множество, и количество их будет только расти, при этом они взаимоисключающие. Не исключаю, что полной ясности не будет еще довольно долго.

— Тем не менее из Крыма летом (по традиции ставшего временным обиталищем отечественного политического бомонда) доносятся упорные слухи о том, что Леонид Кучма решил отозвать свой проект конституционных изменений. Взамен готовится новый вариант, предполагающий жесткую парламентскую модель государственного управления и предусматривающий упразднение поста Президента. Как вы относитесь к подобному плану и к подобной схеме?

— У этого плана нет шансов, а в самой схеме нет смысла. Жизнеспособной окажется лишь та модель политической реформы, которая будет максимально компромиссной. А потому имеет смысл продолжать активный переговорный процесс. С моей точки зрения, ни одна из влиятельных политических сил не утратила готовности вести диалог, не утратила способности идти на уступки.

Мне кажется, в таком важном вопросе, как политическая реформа, ни в коем случае нельзя стать рабом формы. Собственно конституционная реформа — не самоцель, переписывание статей Основного Закона не является единственно верной задачей. Не так важно, кто именно станет изобретателем механизма конституционных преобразований, каким окажется коллектив авторов этого изобретения и кто подаст свой проект раньше. Главное — чтобы проект максимально учитывал взгляды различных центров политического влияния, интересы власти и оппозиции, региональных элит и представителей бизнеса, запросы всех слоев общества. Иначе концепция не будет в полной мере отвечать вызовам времени. А тот факт, что система государственного управления действительно нуждается в модернизации, сегодня уже практически ни у кого не вызывает сомнений.

Сами по себе формулировки «президентско-парламентская система» или «парламентско-президентская модель» лично для меня не значат ничего. Можно декларировать торжество парламентаризма и при этом в действительности реально усиливать полномочия главы государства. А можно выписать президентско-парламентскую схему таким образом, что решающая роль в принятии жизненно важных для страны решений будет отведена Верховной Раде.

Реформа пойдет намного быстрее, если все активные участники процесса четко определят для себя конечную цель и договорятся друг с другом о единых правилах игры. Придавать эволюционному процессу революционный характер не только вредно, но и бессмысленно. Нельзя столь масштабное понятие, как реформа, ассоциировать только с одним конкретным документом, нельзя подгонять необходимость давно назревших серьезных преобразований под одну-единственную идею, даже если она кому-то очень нравится и кто-то в ней сильно заинтересован. Нельзя сводить смысл изменений в системе жизнедеятельности государства к банальному перетаскиванию полномочий от одной ветви власти к другой. Если подобное все же случится, где гарантия, что через пару лет у кого-то не появится желания перетащить эти полномочия обратно? Необходимо менять систему власти, чтобы впоследствии изменить отношения народа и власти, придав этим отношениям большую доверительность.

— Чтобы подобный замысел стал явью, подобной сверхзадачей должна проникнуться элита. Вы уверены, что среди тех, от кого зависит судьба реформы, большинство понимает смысл преобразований именно так?

— Остается открытым ответ на вопрос, верит ли наша элита в реформу вообще. Но ситуация отнюдь не безнадежна. Вы можете посчитать меня неисправимым оптимистом, но я обнаружил, что большая часть политиков (во всяком случае в Верховной Раде) прониклась духом преобразований уже после того, как началась дискуссия о сути реформы. После того как возникла необходимость вгрызаться в скрытый смысл законотворческих формулировок, доказывать свою точку зрения оппонентам, отвечать на прямые вопросы избирателей.

Кроме того, не будем забывать, что все сильные мира сего живут под угрозой страха будущего передела, все устали от этих переделов. Именно потому, я убежден, что еще не исчерпан ресурс переговорного процесса между (повторюсь) всеми без исключения политическими силами.

— Влиятельный политик и бизнесмен устал от переделов, он не верит в суть законопроекта, но при этом платит собственные деньги за то, чтобы какая-то газета высказалась в поддержку этого документа. Каким образом он может стать эффективным участником реформы?

— Он платит из страха перед властью, от которой зависит стабильность его бизнеса, а часто и политическая карьера. Но этот страх может только усилить его желание изменить систему, стремление избавить свое мнение от вмешательства чужой воли, а свой бизнес — от давления политических факторов. Он может тратить небольшое количество средств на рекламу псевдореформы и при этом — большое количество сил на реализацию истинной реформы.

— А когда придет время выбора, страх перед властью окажется сильнее желания избавиться от опеки власти…

— Сильнее может оказаться другой страх — оказаться на обочине политического процесса в самом ближайшем будущем. Страна вступает в новую предвыборную фазу. Последние выборы продемонстрировали, что искренность и публичность приобрели для избирателей особое значение, а пиаровские трюки и материальные стимулы стали гораздо менее значимыми факторами.

Наивно думать, что народ не чувствует фальши. Что он не видит лукавства в рекламе одномерной политической реформы. Что он поддержит эту лукавую реформу и тех, кто ее формально поддерживал, не стесняясь собственной фальши. Рискну сделать прогноз, что в ходе ближайших избирательных кампаний (и президентской, и парламентской) выбор населения будет носить более взвешенный, если хотите, более интимный характер. Скорее, это даже не прогноз, а утверждение. И зиждется оно, помимо прочего, на анализе эффективности средств массовой информации. В политической рекламе, используемой масс-медиа, сейчас столько фальши, что ее просто невозможно не заметить. А значит, народ научится распознавать эту фальшь и неизбежно выработает иммунитет против нее. И будет делать выбор, исходя из личностного восприятия политиков и политических сил, а не под воздействием того, что ему вдалбливают в голову.

— Означает ли это, что масс-медиа не будут в ближайшее время оказывать существенного влияния на формирование общественного мнения?

— К сожалению, масс-медиа как независимый источник информации о происходящих процессах серьезно отстали от необходимого уровня выполнения своих функций. Но, как ни странно, из положения, в котором сегодня оказались СМИ, журналистика должна извлечь несомненную пользу. Падение доверия к масс-медиа неизбежно заставит журналистов и менеджеров очень многое пересмотреть в своей работе. Мне кажется, на будущих выборах средства массовой информации вынуждены будут вести себя иначе, чем на предыдущих.

— Откуда такая уверенность?

— Эти перемены также назрели. Я думаю, что в первую очередь представители крупных СМИ должны пойти на подписание своего рода хартии, определяющей поведение во время выборов. За «круглый стол» должны сесть руководители масс-медиа, которые не могут не знать, что они ответственны не только перед хозяином, но и перед страной, перед людьми. Эти люди должны понимать, что у них не один зритель, читатель и слушатель. Не сто, если речь идет о финансово-промышленной группе, и не тысячи, если речь идет о партии. У крупных СМИ потребителей миллионы. Это средства массовой информации.

В чем феномен «темников»? Если бы корень зла был только в одном человеке либо в одном органе, штампующем инструкции, как именно СМИ должны освещать то или иное событие! В действительности же «темники» как явление возникли задолго до того, как пресловутые «вводные» начали рассылать. Просто, к сожалению, среди власть имущих находилось немало тех, кто признавал только одномерное восприятие действительности. А среди журналистов и редакторов обнаружилось большое количество желающих угадывать мысли своих хозяев и готовых услужить. Объективного журналиста трудно заставить писать «под темник». Точно так же журналиста-приспособленца трудно заставить писать объективно.

Журналистам предстоит осознать свою роль — роль посредника между властью и обществом. Роль душеприказчика, который не имеет права быть лакеем.

— Откровенно говоря, сложно разделить ваш оптимизм. Со времени проведения последних выборов давление собственников на менеджеров, а менеджеров на журналистов увеличилось, а вера журналистов в то, что можно эффективно сопротивляться этому, существенно уменьшилась. Откуда тут взяться хартиям, кодексам и договоренности?

—Я бы мог согласиться с вами, если бы речь шла исключительно о существующих СМИ. Но мы стоим на пороге реструктуризации и переформатирования рынка масс-медиа.

— За год до выборов существенные изменения на этом рынке произойти не могут. Даже если появятся новые интересные проекты, они не станут массовыми и влиятельными.

— Во-первых, до выборов чуть больше года, и этого времени достаточно для того, чтобы работать, а не просто наблюдать за ситуацией. Во-вторых, я надеюсь, что позицию существующих СМИ должен откорректировать бизнес. А точнее — рынок, законы которого могут оказаться сильнее законов политического вымогательства. Потеря доверия потребителя — это потеря дивидендов собственника издания или телекомпании. Если масс-медиа создаются для того, чтобы быть «убитыми» собственными хозяевами за одну предвыборную кампанию, то тогда рыночные рычаги здесь бессильны.

А побеждать на выборах будут новаторы, которые предложат иной способ общения с электоратом. Выиграют те, кто найдут верную тональность, учтут опыт предыдущих кампаний, те, кто откажется от архаичной платформы в пользу стратегической перспективы. Ошибкой будет играть на языковых проблемах и потребностях экономически неразвитых регионов. Я убежден, что для людей, претендующих на общенациональное лидерство, эта модель уже не является работающей.

Необходимо предложить людям адекватную формулировку внутреннего патриотизма. Мы должны побеждать для того, чтобы создавать нормальные условия для граждан этой страны, а не посылать сигнал в Москву, Вашингтон или в стратосферу с сообщением для марсиан, что у нас все в порядке. Лидер должен дать ответ, что будет завтра с питьевой водой, с коммунальной сферой, с экологией и, что чрезвычайно важно, он должен показать, как он решит эти проблемы. Мы пережили не так много избирательных кампаний и должны радоваться приближению очередной. Ибо выборы — это очищение политической среды. Это проветривание мозгов, это излечение многих хронических проблем через обострение.

Возвращаясь к СМИ, я подчеркиваю, что мы должны смотреть на перспективу. Мы беременны множеством идей и проектов, и рынок СМИ не будет развиваться так, как он развивался предыдущие 12 лет. 1 января 2005 года — это момент нового форматирования электронных масс-медиа в Европе. Это технологический и содержательный вызов для средств массовой информации. Если вы будете навязываться в условиях выбора, вас никто не будет смотреть. И политики должны это понимать.

Вот смотрите, как повлияла на страну приватизация на энергорынке? Сейчас все меньшее значение имеет, кому что принадлежит, ибо продаются не киловатт-часы, а графики. С 7 утра до 10 вечера ты купить не можешь — бешеные цены. А вот с двух часов ночи — пожалуйста, бери. Вот точно так же и в ткань политизированных СМИ проникают волокна бизнес-интересов. Бизнесмен-предприниматель уже смотрит, а может ли та или иная партия оплатить рекламу в прайм-тайм по адекватной цене? И если да, то почему бы ее не поставить, даже если за эту рекламу платит оппозиция. И почему нужно ставить те ролики, которые не приносят прибыли каналу? Я уверен: давление бизнеса на СМИ в предстоящей кампании будет гораздо более сильным, чем в предыдущей.

В конце прошлого года я, общаясь с журналистами «Интера», призвал их к более объективному, более адекватному освещению событий. Для некоторых это оказалось непосильной задачей. Но даже то немногое, что мы успели, принесло свои плоды — отказ от однозначности в оценках и комментариях за короткий срок привел к существенному повышению рейтинга новостей канала сразу на пять пунктов.

— Можно ли из этого сделать вывод, что до ваших реформ на «Интере» существовала цензура?

— Под прессом давления «интеровцы» не находились никогда. Были недочеты, были перегибы в информационной политике канала, о которых я в свое время упоминал в интервью вашей газете и ответственности за которые я с себя не снимаю. Когда я говорил, что подобное не повторится, я отдавал себе отчет в том, что говорю. И четко знал, что и как необходимо менять. Мне просто не хватило времени на реализацию задуманного. Не хватило времени на создание команды, на избавление журналистов от страха, а, точнее, — от чувства ложно понимаемой ответственности.

Некоторые журналисты готовы проявлять свое отношение к происходящему в их сфере, готовы к акциям. Но нужны не акции, а поступки. Акция имеет привкус показательности: к такому-то дню, к такому-то времени ты должен выплеснуть всю накопившуюся у тебя страсть. А страсть должна вызреть.

— Ваша попытка провести реформу на «Интере» тянет на звание поступка. Но вы же не будете отрицать того, что в свое время вы были на канале жестким проводником вполне определенной линии. Вы добились того, что журналисты стали сознательными проводниками ваших идей, вы обратили их в свою веру. А затем разуверились сами, переосмыслили то, что делали. И остались в одиночестве. Кто после этого на любом из телевизионных каналов решится на подобный поступок?

— То, что вы сказали, — несколько упрощенное восприятие истинных причин моих действий. Наверное, это еще станет предметом серьезного и обстоятельного разговора. Сейчас я могу сказать лишь то, что угрозу стагнации почувствовал задолго до того, как затеял реформы на «Интере». Модель стала устаревать — и речь идет не только о модели новостей. Планируемые мной изменения были связаны не только с политикой, и не столько с политикой. Канал привык к определенной аудитории, определенному формату подачи новостей. Канал заменял общение вещанием. Он нуждался в обновлении, точно так же, как в обновлении сегодня нуждается страна.

И необходимость качественно новых изменений понимают многие на телевидении. Более того, тот, кто сегодня перестроится первым — не только получит фору, но и укажет вектор, задаст темп остальным.

— Сожалеете, что вам этого не удалось?

— Своего последнего слова в медиа-бизнесе еще не сказал. У меня есть идеи, и есть представления о том, как привлечь средства, технологии и кадры для реализации этих идей. И одиночкой я себя отнюдь не чувствую.

— Ваш коллега по партии Леонид Кравчук, комментируя ваш уход с «Интера», назвал причиной конфликта столкновение интеллектуальных и предпринимательских интересов. А как бы вы сами охарактеризовали причину вашего «развода» с каналом?

— Я бы говорил о комплексе причин — предпринимательского, политического, морально-этического и философского характера.

— Нестор Шуфрич заявил, что Виктор Медведчук будет баллотироваться в президенты. Президент Медведчук — это ваш идеал? Вы ведь партбилет СДПУ(о) не сдали…

— Форму участия СДПУ(о) в президентской кампании, а также имя возможного кандидата от организации будет определять партия. А что касается шансов на победу в будущей президентской кампании, то, как мне кажется, преимущества будут иметь публичные политики…

Не хочу, чтобы мои расхождения с линией руководства партии воспринимались как конфликт между Медведчуком и Зинченко. Проблема глубже: скажем, я не называл выборы-2002 успешными и считал, что должен меняться характер деятельности организации, характер взаимодействия руководства и региональных организаций, характер отношений партии и населения. Думаю, что оценка партией итогов последней парламентской кампании не была вполне адекватной.

— Вы считаете себя оппозиционером в рядах СДПУ(о)?

— Я считаю себя человеком, имеющим собственную точку зрения, не боящимся отстаивать собственное мнение и привыкшим отвечать за свои слова. И не только в партийных делах. Оппозиционность — категория одномерная, а я всегда считал, что одномерность вредна. Кстати, опыт работы на посту вице-спикера в этом меня лишний раз убедил.

— В преддверии каникул в работе Верховной Рады ощущался заметный подъем. Теперь уже бывший посол США в Украине Карлос Паскуаль даже назвал спикера Владимира Литвина символом независимого парламента. Вы как один из членов руководства ВР рискуете сделать прогноз: останется ли парламент независимым органом власти или все будет возвращено на круги своя?

—Линия поведения, избранная Владимиром Литвином, продумана и логична. Владимир Михайлович — знаковая, влиятельная фигура. Его заявление о нежелании участвовать в президентской кампании — фактор, способствующий стабильности в работе высшего законодательного органа. Тем более что сомневаться в искренности этих заявлений не приходится: у Литвина отсутствует соответствующая политическая мотивация.

Что касается парламента, то его роль будет усиливаться, а влияние — расти. В этом я убежден.