ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ О ЖИЗНИ И СМЕРТИ МИЛИЦИОНЕРА

Тяжело беседовать с человеком, которому совершенно безразлично, какое он производит впечатление. Он не стремится ни понравиться, ни быть понятым, ему по большому счету весь этот разговор просто не нужен. Потому что исправить в его судьбе ничего нельзя, а желание бороться и даже говорить о своей беде давно перегорело.

Небольшой кирпичный дом окружен ухоженным садом. С тыльной стороны дома - большой навес, под которым - бильярдный стол, купленный давным-давно покойным отцом. Этот дом вообще не похож на остальные. В углу нет икон, целую стену занимают самодельные стеллажи с книгами: мать Андрея была учительницей русского языка и литературы и приучила к чтению всю семью, над чем снисходительно посмеивались соседи. Здесь есть даже аквариум. Еще школьником Андрей побывал в киевском Аквариуме и мать не смогла отказать ему в слезных просьбах завести рыбок. Правда, диковинные рыбки жизни в глубинке не вынесли. Специальный корм взять было негде, от яичного желтка быстро портилась вода, а дождевых червей и мелко нарезанную говядину рыбий желудок не переносил. Так что эта затея не удалась, и сейчас, по иронии судьбы, в объемном стеклянном сосуде с подстилкой на дне ночует кот.

С самого детства Андрей знал, что будет милиционером, как отец. Он собирался пойти по стопам отца, который не был ни сотрудником госавтоинспекции, ни большим милицейским чином, а всю жизнь проработал в уголовном розыске. Однажды, рискуя жизнью, он спас жизнь женщины и ребенка, за что его наградили почетной грамотой и выдали премию. Премии хватило только на то, чтобы купить импортные туфли, и отец был очень рад, что смог сделать жене такой подарок. В отличие от общепринятой практики, в его устах слово «мент» никогда не имело уничижительного значения, наоборот, было синонимом превосходной степени. Ментом он мог назвать только коллегу, глубоко уважаемого им прежде всего за профессиональные качества. Ушедший в отставку майор вовсе не хотел и даже был категорически против того, чтобы сын продолжил дело его жизни. Он как-то сказал, что в этой работе оказалось слишком мало романтики и слишком много грязи. Но Андрей настоял на своем, и уже через полтора года после прихода из армии получил четыре благодарности от начальства и был повышен по службе. Он заочно получил высшее юридическое образование, женился.

Ольга, с которой Андрей встречался до свадьбы четыре года, сначала очень надеялась, что он все-таки согласится поискать работу поспокойнее - без ночных вызовов и вечных дежурств по праздничным дням. Молодая жена очень боялась за Андрея, но скоро смирилась с его работой и даже стала относиться к ней с пониманием.

Своего первенца они назвали в честь отца Андрея, который так и не успел понянчить внука. Через два года родилась дочка. Это была хорошая и дружная семья, которая всю свою недолгую жизнь провела здесь, в своеобразном гибриде города и села, именуемом поселком городского типа. Добротных новых частных домов, выполненных по индивидуальным проектам, тут нет. Здесь печально известные хрущевки соседствуют с хатками-развалюшками и четырьмя десятками домов покрепче. Многие из них пустуют большую часть года. Их владельцы перебрались в райцентр или другие близлежащие городки, а поскольку продать недвижимость здесь практически невозможно, дома выполняют роль дач.

Местным жителям не повезло с географическим положением их малой родины. Относительная близость к райцентру практически перестала быть преимуществом из-за отсутствия транспортного сообщения. Собственно, эта близость и стала одной из главных декларируемых причин того, что маршрут упразднили, хотя два дребезжащих и чихающих автобуса всегда были доверху забиты людьми, корзинками и сумками. Маршрут этот приносил одни убытки, потому что значительную часть пассажиропотока составляли пенсионеры, обладающие правом на бесплатный проезд и активно им пользующиеся. Теперь они обладают этим правом чисто теоретически, используя его всего один раз, когда их везут (спасибо местным властям - бесплатно) в расположенный в райцентре морг дожидаться приезда детей и внуков.

Впрочем, нет худа без добра - дед Иван, единоличный владелец старой клячи и такой же подводы, занявшись извозом, за пару лет сумел не только подлатать забор, обзавестись скотиной, но и позволить себе невиданную роскошь: покрыть крышу прибалтийской черепицей.

Принадлежность к южному региону также не приносила никакой реальной выгоды: щедрые плоды южной природы сбывать особенно некуда, до моря далеко, и только неуемные степные ветры доносят иногда с лиманов его запах.

Нельзя сказать, что жители этого городка жили большой дружной семьей, однако здесь нелегко держать в секрете любые тайны, начиная с внутрисемейных отношений и заканчивая тем, что называют в романах любовной связью и что до сих пор традиционно приводит к столь же трудно скрываемым абортам, также неминуемо становящимся достоянием общественности. Поэтому все местные жители, с которыми довелось пообщаться, были в курсе интересующего меня вопроса. Те из земляков Андрея, которые согласились перекинуться словом с заезжим журналистом, имеют собственное мнение по поводу происшедшего, противоположное приговору суда. И мнение это такое: Андрей не виноват, а на Нине грех большой, за который если не ей самой, то детям ее отвечать придется. Это - вердикт патриархального «суда присяжных». Обстоятельства же дела таковы.

В ту пятницу Андрей возвращался с работы поздно. Машина из райцентра подвозила его и бухгалтера из милицейского управления. Но поскольку женщина жила в одной из пятиэтажек, а ему нужно было в другую сторону - к поселку, он вышел раньше. Сокращая дорогу домой, пробирался в темноте невидимыми тропками, что в кромешной темноте под силу только местному жителю, знакомому с ними с детства. Проходя мимо одного из домов, услышал громкие голоса, женские крики. Дверь была не заперта. В комнате на диване извивалась окровавленная девушка в наполовину разорванном платье. Молодой человек, стоявший лицом к двери, стаскивал с нее остатки одежды, второй держал ее за руку, одновременно освобождаясь от собственных штанов. Милицейская форма не произвела на насильников никакого впечатления, ему сказали: «Пошел вон отсюда». Через минуту один из насильников лежал без сознания, второй сквозь слезы причитал, раскачиваясь взад-вперед и обеими руками держась за голову.

Его знакомая еще со школьной скамьи Нина долго и беззвучно плакала, не поднимаясь с дивана. Он укрыл ее покрывалом, принес чай и долго вытирал мокрым полотенцем кровь с лица, на котором проступали следы побоев. Лишь дождавшись наряда милиции, который, меся непролазную грязь, добирался полтора часа, он поспешил домой. Теперь у него начался отпуск.

В киношном варианте эта история закономерно привела бы к очередной благодарности от начальства. В жизни все случилось иначе. В понедельник Андрея арестовали. Спустя неделю предъявили обвинение в хулиганстве и злоупотреблении служебным положением. Жена сбилась с ног в поисках адвоката, но, узнав суть дела, все как один под благовидными предлогами отказывались взять на себя защиту. Кто-то - сразу, кто-то - позднее, наведя справки о заинтересованных сторонах. Один из насильников, оказавшихся «пострадавшими от рук милиционера-самодура», оказался ближайшим родственником высокопоставленного местного чиновника, который, как утверждают, «держит» треть области.

Испытание

Андрей прошел общие камеры предварительного заключения: в нарушение инструкций бывшего милиционера поместили вместе с другими заключенными и продержали там трое суток. Он хорошо знал, чем чревато такое соседство, поэтому все это время не позволял себе заснуть. Правда, говорили, что спасло его вовсе не это, а, как ни странно, репутация «честного мента», который не вымогает денег и не «строит подлянок». Пребывание в камере, пропитанной зловонными испарениями и потом сотен предшественников, стала тяжелым испытанием. С тех пор у него серьезные проблемы со сном, а дни, проведенные в камере, иногда напоминают о себе ночными кошмарами.

Вопреки логике, Андрей не терял уверенности, что все прояснится после первых же слов потерпевшей, и не мог дождаться суда, который переносили четыре раза.

Перед началом судебного заседания мать Нины подошла к жене Андрея и сказала, не поднимая глаз: «Простите нас, нам тут жить, а времена сейчас такие...» Потерпевшая, выступавшая в качестве свидетельницы, выглядела слегка смущенной, старалась не смотреть в сторону подсудимого, но показания давала четко, без запинки. Из ее слов следовало, что выпивший милиционер вломился в дом, когда она и ее друзья чинно-благородно ужинали и смотрели видео, и ни с того ни с сего начал оскорблять присутствующих. И что когда ее гости в изысканных выражениях попросили его удалиться, он выхватил табельное оружие и начал угрожать им, а затем зверски избил обоих. Ее престарелый отец утверждал в суде, что не видел на лице дочери ни синяков, ни кровоподтеков, для пущей убедительности подтверждая правдивость показаний длительным членством в Коммунистической партии. Через четыре месяца после суда верный ленинец, пребывающий на пенсии последние восемь лет и никогда не торговавший на базаре, купил машину.

Молодые люди из насильников вдруг сделавшиеся потерпевшими, как на грех, страдали тяжкими расстройствами здоровья, не позволившими им выполнить долг перед Отечеством, отслужив положенное время в армии. Так что и без того хрупкое здоровье, по их словам, серьезно пострадало вследствие воздействия милицейских кулаков. О сотрясении мозга средней степени тяжести и переломе челюсти свидетельствовала также справка судебно-медицинского эксперта. Одним словом, чудом оставшиеся в живых юноши требовали справедливого возмездия.

Все, что не укладывалось в стройную систему, предложенную предварительным следствием, отметалось судом как несущественное. Ну хотя бы тот факт, что милиционер не мог угрожать табельным оружием, так как документально подтверждено, что в 16.40 того же дня он сдал его, собираясь с понедельника в отпуск.

Следует отдать должное начальству Андрея - «сдали» его не сразу. За него пытались бороться и даже подписали положительную характеристику. Но это в интервью милицейские начальники любят рассказывать, что сегодня телефонное право для них - пустой звук. На самом деле утративший благоговение перед телефонным аппаратом без диска в своем кресле обычно не задерживается. Поэтому спустя три недели появилась характеристика, диаметрально противоположная первоначальной. Новый вариант за той же подписью прозрачно намекал на неполное служебное соответствие подсудимого. Видимо, это служебное несоответствие каким-то образом дало о себе знать уже во время пребывания Андрея в КПЗ.

После суда, приговоренный к пяти годам лишения свободы, находясь в одиночной камере, он снова не спал несколько дней и на встрече с адвокатом наизусть продиктовал ему текст кассационной жалобы. Адвокат особенного энтузиазма не проявил, но жалобу записал и обещал немедленно дать ей ход. Кроме того, доверительно наклонившись к подзащитному, советовал вести себя примерно, не говорить лишнего и уповать на амнистию. Он пообещал прийти через несколько дней, но, видимо, у него были какие-то более важные дела, во всяком случае, больше они не встречались. Еще через две недели Андрея вывели из камеры и перевезли в спецколонию для бывших сотрудников правоохранительных органов. На прощанье конвоиры пожали Андрею руку, дали пачку сигарет, охарактеризовав Нину, ее отца, а заодно и судебную систему государства одним коротким, емким, но совершенно не литературным словом.

Уже в колонии Андрей узнал от жены, что адвокат... пропустил срок подачи кассационной жалобы.

Там, в спецзоне, Андрей смог убедиться в справедливости слов о том, что так называемая ментовская зона мало чем отличается от обычной. Человеческая природа оказывается сильнее многих условностей, перевешивающих на свободе, но не имеющих ни малейшей ценности за решеткой. Бывшие следователи, оперы, прокуроры, судьи и адвокаты образуют примерно такую же иерархию, которая существует в обычных зонах. В ней присутствует такая же градация, и при определении места каждого в этой пирамиде меньше всего имеет значение опыт руководящей работы, привычка носить хорошие костюмы и юридическое образование.

Все, что осталось в жизни Андрея, - это надежда и письма жены. Именно они помогли ему остаться собой, пережить нечеловеческое отчаяние первых месяцев заключения и выстоять в неравной схватке в бараке, после которой он, захлебываясь кровью, долго сплевывал на пол собственные зубы. Он знал, что выдержит все, пока приходят эти добрые, ласковые, полные любви письма, в которых было не только его счастливое прошлое, но и залог его будущего.

Но кроме любви в нем оставалось место для ненависти. В значительной степени это чувство крепло под влиянием коллеги, бывшего «афганца», отбывающего срок за убийство любовника жены, которого он застал в собственной постели. Неугомонный мститель даже обещал помочь - они должны были выйти на свободу примерно в одно и то же время. Сошлись они довольно быстро. Не в последнюю очередь потому, что, откровенно признавшись в совершенном преступлении, новый друг не усомнился в искренности Андрея, утверждавшего, что он не виновен. Хотя если верить тем, кто отбывает срок, то виновных среди них вообще практически нет. И зека не спрашивают: «Что ты сделал?» У него можно лишь поинтересоваться: «За что посадили?»

Пустота

Ольга, в свое время в течение двух лет каждый месяц приезжавшая в часть, где Андрей проходил срочную службу, больше ждать не стала. Проявив очень своеобразный гуманизм, она, уже живя с другим человеком, продолжала писать в зону нежные письма, рассказывая, как растут дети, как они скучают без него и присылала в конвертах силуэты крошечных ручонок, обведенных фломастером. Писала, что они завели щенка и сообщала массу прочих милых подробностей. В то время его дети уже четко усвоили, что их папа погиб при исполнении служебного задания. И сколь бы нелепой ни казалась эта отвратительная ложь, она в общем-то имела много общего с правдой.

Андрей освободился по амнистии на два года раньше срока. У него уже не было иллюзий относительно того, что можно добиться пересмотра дела и восстановиться на работе. Но он знал, что у него есть дом и семья, и это давало силы жить. Дорога домой казалась невыносимо длинной. А вернувшись, он увидел родной дом с наглухо заколоченными ставнями...

На скамейке у дома еще долго то высыхал под солнцем, то намокал под дождями букет роз - все, что мог позволить себе купить для любимой жены бывший зек, два дня назад покинувший спецколонию усиленного режима.

Земляки встретили его сочувственно, отнеслись к ситуации с пониманием и оказали посильную поддержку. В результате очередной акции милосердия он, очнувшись после жестокой попойки не дома а, на сей раз в чужом сарае, понял, что дальше так жить нельзя. Куда делась жена с детьми, никто толком не знал, говорили, что она наведывалась сюда два раза в месяц и привозил ее один и тот же седовласый мужчина. Жена действительно приехала через пару недель и попросила дать развод.

Долгое время Андрей по понятным причинам не мог найти работу, перебиваясь случайными заработками. Затем ему, наконец, повезло - последние два года он возит в столицу раннюю молдавскую черешню, персики и прочие дары лета, которыми богата южная природа. Он сыт, обут и одет. Во всех странствиях с ним верный и, пожалуй, единственный друг - приблудившаяся дворняга Ласка с грустными, умными глазами. Кота, с которым уступчивая Ласка умудрилась найти общий язык, они оставляют на хозяйстве. Временно его берет на довольствие соседка.

Во дворе дома, в котором живет Андрей, пустуют свежевыкрашенные качели и детская песочница. В доме - множество детских вещичек и игрушек, будто только что брошенные малышами. На стенах - с десяток детских фотографий. И ни одной женской.

Его часто видят на местном кладбище, где в одной могиле, как и завещали, похоронены родители. Старушки увещевают его, что не к добру это - так частить молодому на кладбище, словно место присматривать, говорят, что родители бы этого не одобрили и что им от этого одно беспокойство.

Приходила к нему виновница его несчастья. Располневшая до неузнаваемости, на сносях - она ожидала второго ребенка. И как когда-то ее мать в суде, тоже просила простить. Он так и не сказал, простил ее или нет, молча выставив за ворота. Но на вопрос, жалеет ли он о том, что произошло той ночью, Андрей, заметно оживляясь, говорит: «Да если б вернуть время, обошел бы десятой дорогой тот дом». И добавляет: «Я долго думал, что то, что произошло со мною - хуже смерти. Но не стоит преувеличивать - это просто смерть».

Такова грустная история жизни бывшего милиционера, так и не осуществившего свою мечту стать волкодавом уголовного розыска.

О временах

Хотя бы раз в жизни обычному, не обличенному властью человеку приходится делать свой выбор. В этой трагической истории возможность выбора была у всех. И если бы хоть один из тех, кто сыграл роковую роль в судьбе Андрея, поступил по совести, всей этой истории могло бы и не быть. Если бы женщина не предала человека, спасшего ее от насилия, а адвокат - свой профессиональный долг. Но они спокойно продолжают жить, мимоходом растоптав человеческую жизнь, предав прежде всего самих себя и объясняя все тяжелыми временами.

Сколько бы мы сегодня ни проклинали свое прошлое, ничто не в силах изменить тот непреложный факт, что без миллионов граждан, которые шли на сделку со своей совестью, оправдывая себя тяжелыми временами, никакая партия и никакой карательный орган не способны были бы поставить на колени одну шестую земного шара. Потому что в то время, как одна часть населения многомиллионного государства сидела за решеткой, другая -добровольно подалась в тюремщики и надзиратели. Кроме того, как оказалось впоследствии, далеко не всех нечеловеческими методами заставляли доносить на ближнего, и на самом деле широкие народные массы откликнулись на призыв партии, как говорится, по зову сердца. Сегодня ветераны КГБ рассказывают в своих последних откровениях, что сами были в шоке от огромного вала обвинений и доносов «сознательных граждан». Сами граждане списывали все на тяжелые времена. Хотя даже в те времена у многих была возможность выбора.

Древние говорили, что времена не подлежат обсуждению. Обсуждению подлежим только мы сами, живущие в том или ином времени. Потому что в любые всегда совесть остается совестью, а честь - честью. И никакие времена не в силах повлиять на эту константу.

И еще один вывод, который можно сделать из этой истории. Как вы думаете, коллеги Андрея, которые хорошо знают поднаготную дела, бросятся, не раздумывая, на чьи-то крики о помощи? У меня уверенности в этом нет. Сколько коллег бывшего милиционера пройдут мимо совершающегося преступления - от греха подальше, зная не понаслышке: времена такие, что лучше - не лезть?

Мы не приводим фамилии участников этих событий, потому что только при таком условии бывший милиционер согласился встретиться с журналистом.