Ловушка для инвалидов

Еще с советских времен так повелось, что отношение к человеку со стороны государства определялось «остаточным принципом» — государство брало от граждан «по потребностям», а отдавало «по возможности», старательно экономя бюджетные средства. Советские времена давно прошли. А привычка «экономить» на человеке осталась. Неважно, что предприятия теперь в большинстве своем государству не принадлежат. Госчиновники продолжают сурово придерживаться принципа: экономия превыше всего! И дело здесь не только в привычке. Очевидно, устойчивость ее подпитывается из источников, сохраненных усилиями патологически «экономных» чиновников ценой человеческих прав, здоровья, а иногда — и жизни.

Некоторые проявляют в этом деле фантастическую изобретательность, варьируя используемые средства в зависимости от сферы профессиональной деятельности, каждый на свой лад — директорский, судейский или, скажем, медицинский. Ну кто, кроме чиновных медиков с их умением анатомировать, мог бы изобрести способ сохранить чьи-то деньги путем расчленения инвалидов на части? Не в буквальном смысле, конечно, но с последствиями для них, близкими к этому. И самое страшное то, что медицинская практика «расчленения» из-за вмешательства судебных органов находит логическое завершение в фактическом уничтожении человека. И это понятно: ведь наибольшую экономию дает ликвидация источника затрат.

У каждого — свой путь на Голгофу

Юрий Оськин — бывший работник Киевского завода художественного стекла (КЗХС) — прошел все стадии уничтожения. На завод он устроился в 1977 году, после армии, преисполненным надежд юношей. 15 лет подряд проработал шлифовщиком хрустальных изделий. А в возрасте 35 лет закончил свой трудовой путь инвалидом II группы с диагнозом вегетосенсорная полинейропатия — одно из проявлений вибрационной болезни. И не только высокочастотная вибрация, влиянию которой подвергается организм шлифовщика во время работы на станке, разрушает здоровье работников на производстве, официально признанном вредным. К этому еще следует добавить высокий уровень шума, сырость и постоянное переохлаждение — на алмазный круг, которым обрабатываются заготовки, во избежание перегрева все время подается холодная вода. Специальная одежда, в которой работает шлифовщик, обеспечивает весьма условную защиту от влаги, холода и пыли.

А именно пыль и представляет наибольшую угрозу. Она содержит ряд опасных для здоровья химических веществ, среди которых мышьяк, кремний, цинк и чрезвычайно ядовитый свинец. Последний не выводится из организма, а его накопление приводит к поражению органов кроветворения, дыхания, нервной системы, почек, мозга, резкому ухудшению зрения и слуха, к депрессиям, помутнению сознания и параличам. По данным научных исследований, осуществленных еще в 60—70 годы и подтвержденных последующими наблюдениями, совокупность таких факторов является причиной комплекса тяжелых заболеваний, в частности, различных полиневритов, неврозов, вплоть до разлада ЦНС, изменений миокарда, ишемической болезни, аневризмы микрососудов мозга и разрушения костей всего организма (системного остеопороза). Особенно страдают конечности, на которых поражаются не только кости, где концентрируется и связан свинцовый яд, но и мышцы и кожа, а также позвоночник, что приводит к патологическим изменениям в позвонках.

Чтобы избежать таких последствий, предприятия обязаны проводить ряд защитных мероприятий, направленных на снижение вибрации и защиту от отравления пылью. Они их, естественно, и проводят. Беда лишь в том, что каждое — по мере своих возможностей. Например, родной для Юрия Оськина КЗХС проводил капитальный ремонт станков, которые и так работали с перегрузкой (рабочие выполняли план на 160—200%), не каждые четыре года, как это было предусмотрено паспортными данными оборудования, а раз в десятилетие. Только на восьмой год со времени прихода Юрия Владимировича на завод руководство смогло начать модернизацию вентиляции, однако и ее не довело до конца. Не хватало и обычных респираторов. А о системе сигнализации при превышении предельно допустимого уровня яда в воздухе нечего было и говорить — ее не существовало. Из-за чего временами, как свидетельствуют документы Московской районной и Киевской городской санэпидемстанций МОЗ и Института медицины труда, концентрация химических веществ в воздухе превышала допустимую ГОСТом в 20 раз, а свинца — в 100 раз и больше!

Среди мер, принимаемых «для оздоровления» рабочих, были и такие, как проведение ежедневной гимнастики на рабочем месте (в атмосфере с отравляющими испарениями), дополнительное питание в виде молока, способствующего накоплению свинца в организме и не рекомендованного к употреблению теми, кто соприкасается со свинцовой пылью. В то же время кисломолочные продукты и соки, рекомендованные Директивным листом МЗ СССР (№123-6/589-19 от 29.05.1979 г.) и КЗоТ УССР (научно-практический комментарий к п. 4 ст. 166 от 977 г.), не выдавались.

Как отмечено в «Справочнике вредных химических веществ» за 1988 год, признаки отравления свинцом при постоянном его вдыхании «наблюдаются через восемь лет». Неудивительно, что именно в 1985 году Юрий Оськин начал чувствовать себя очень плохо. Однако держался: потерять работу, которая обеспечивала приличный достаток семьи, позволить себе не мог. Только в 1990 году, когда начала отниматься левая рука, обратился к врачам. Хотя, согласно всем нормативам, руководство завода само должно было бы обеспечивать работникам прохождение регулярных и тщательных медицинских осмотров. Не искушенный в тонкостях медицинской науки, Юрий тогда и не думал связывать свое самочувствие с условиями производства — ухудшение здоровья объяснял тем, что он упал в цеху и ушиб ключицу.

«Расчленение» больного

В институте ортопедии и травматологии, где он проходил обследование, неожиданно установили: у больного проблемы с позвоночником. И предложили операцию. Насколько серьезно заболевание (спондилолистез), возникшее на фоне системного остеопороза, Оськин в то время и представить себе не мог. А о том, что оно еще и профессиональное, просто не знал. Потому от операции отказался и работал дальше. Но состояние ухудшалось.

Через год снова пришлось обращаться к врачам. Однако в клинике профессиональных заболеваний № 26, как и в Институте медицины труда, специалистов по заболеваниям костной системы не оказалось. Поэтому, не приняв во внимание вывод специалистов из Института ортопедии, тяжелобольному работнику поставили другой диагноз — вегетосенсорная полинейропатия верхних конечностей с выраженным болевым синдромом. Определили также потерю трудоспособности на уровне 25%, однако в инвалидности отказали. Как оказалось позже, причина изменения диагнозов заключалась не только в отсутствии специалистов.

По закону, определение причины заболевания, связанного с профессиональной деятельностью, возложено на Институт профзаболеваний, который должен был бы учитывать выводы других специалистов, условия работы больного и т.п. То же самое должна была бы принимать во внимание и Медико-социальная экспертная комиссия (МСЭК) — единственное учреждение, уполномоченное устанавливать инвалидность и ее причины. И делать это также путем необходимых запросов в другие медицинские учреждения и на предприятия. Должны были бы. Если бы не «остаточный принцип». Поэтому причины инвалидности Оськина установили без лишних хлопот — без Акта расследования профзаболевания, без надлежащей (а не составленной на основании данных «с потолка») санитарно-гигиенической характеристики и т.п. Кстати, необходимые документы в медицинском деле отсутствуют до сих пор. После публикации в газете в марте 1994 года МСЭК с неохотой, но «пересмотрела» свою позицию (хоть опять-таки — без тех самых надлежащих документов). Последствием было признание причиной инвалидности той же полинейропатии, однако уже как профессионального заболевания.

При этом медики как-то «подзабыли», что год назад больному уже был поставлен тяжелый диагноз, связанный с поражением позвоночника, и в дальнейшем его никто не опроверг. Да и не смог бы: в истории болезни изначально присутствовали выводы признанных специалистов в этой области: академика, профессора В.Фищенко и профессора О.Русловой о наличии у больного Оськина спондилолистеза и профессиональном характере этого заболевания. В чем хитрость такой подмены диагнозов? В том, что «забывчивость» врачей позволила предприятию-виновнику сэкономить на выплате компенсаций, принадлежащих инвалиду согласно п. 9 «Правил возмещения вреда...» (от 26.03.1993 г.). Ведь болезнь позвоночника была обнаружена годом ранее, следовательно, выплатить должны были еще и за этот год.

Но и этим возможности сэкономить не были исчерпаны. А теперь — внимание! Диагноз «полинейропатия» предполагает потерю трудоспособности на уровне не больше 40%, что соответствует III группе инвалидности. Однако при этом реальную потерю определили в 50%. Соответственно установили и группу — вторую. Вопрос: неужели экономные врачи вдруг пожалели больного и «подарили» ему группу лучшую, нежели имели на то право? Отнюдь. Вот здесь и было введено медицинское ноу-хау, которое граничило с утонченным садизмом — «расчленение больного на части».

Когда Оськин глубже вник в парадоксы своей инвалидности, он стал полностью нетрудоспособным, что и подтвердили врачи. Но, дескать, причиной этого стало «общее заболевание», в частности и патология позвоночника. А вот «профессиональная потеря», по их же мнению, составила 50%. Интересная арифметика: получается, что человек, который вследствие общего заболевания полностью утратил способность работать где бы то ни было, наполовину все же может работать профессионально! Или, еще конкретнее, инвалид, не пригодный по состоянию здоровья даже для клейки конвертов, может работать шлифовщиком хрусталя — только «вполсилы». Такое расчленение человека на трудоспособную и нетрудоспособную, профессиональную и непрофессиональную части способно заморочить голову кому угодно. Однако и это еще не все!

Изюминкой ситуации является то, что ни подмена диагноза, ни «расчленение больного» не спасали медиков от необходимости придерживаться «Инструкции по применению списка профессиональных заболеваний», где в п. 5 четко указано: в случае, «если профессиональное заболевание вызывает ухудшение протекания непрофессионального, которое привело к потере трудоспособности, то причина потери трудоспособности должна считаться профессиональной...». Однако законодательство экономным медикам ни к чему. Их главная задача — не лечить, а экономить! В данном случае — деньги владельца предприятия, которое в 1992 году после проведения приватизации превратилось в ОАО «КЗХС».

Лекарство победы

В 1997 году Министерство труда обнаружило, что КЗХС систематически обворовывает инвалидов, занижая размер зарплаты, с которой начислялась пенсия. Правда, городская прокуратура признаков преступления в таких действиях не нашла. О том, как сами врачи «кинули» его в пользу работодателя, Оськин узнал только в 1998 году. Тогда же он впервые обратился в суд. Требования к заводу-ответчику были ясными: компенсировать недоплату, которая к тому времени уже превышала 10 тысяч гривен, оплатить счета за лечение (что предусмотрено ст.ст. 11, 30 Закона «Об охране труда» и «Правилами возмещения вреда...»), выплатить стоимость санаторно-курортных путевок, которыми согласно той же статье закона (п. 5) должен был пользоваться больной.

Предприятие долгое время не признавало своей причастности к потере работником здоровья. Но, пережив за три года тьму-тьмущую судебных заседаний, отказов в удовлетворении иска и отмен этих отказов, Юрий Оськин добился относительной справедливости. Московский райсуд г. Киева своим решением постановил взыскать с завода в пользу истца недоплаченную сумму в размере 10 728 грн. И хотя она была значительно меньше реальной суммы недоплат, но это уже была победа.

Преодолевая многочисленные трудности, настойчивый инвалид получил надлежащие деньги — правда, только в 2004 году! Однако вопрос с путевками и оплатой лечения оставался нерешенным — и из-за того, что Институт медицины труда требовал внесения немалого (и законодательно не регламентированного!) «благотворительного взноса» как условия лечения (платить его предприятие категорически отказывалось), и потому, что МСЭК уклонялась от исполнения своих обязанностей по контролю лечения больного. К тому же в 2003 году не стало и завода-ответчика — он был объявлен банкротом. Так начался новый виток мытарств инвалида.

Стоящие на страже здоровья и прав, объединяйтесь!

Правопреемником обязательств завода-банкрота был признан Фонд социального страхования. То, что тот в своем законопослушании оказался достойным последователем своего предшественника — тема отдельного и подробного разговора. Здесь же я отмечу лишь то, что надлежащего лечения инвалид Оськин как не получал ранее, так не получает и до сих пор. Причиной этого стало не только стремление руководства КЗХС, в частности его директора В.Чернецкого и главного бухгалтера Г.Ковпоши, любой ценой избежать «непроизводственных затрат», но и разгильдяйство МСЭК. В ее обязанности входит разработка индивидуальной реабилитационной программы для больного, на основании которой предприятия и учреждения должны обеспечивать его лечением (ст. 18 «Положения о медико-социальной экспертизе» и ст. 69 «Основ законодательства Украины об охране здоровья»). Она же позволяет контролировать этот процесс. Но вот беда: слишком МСЭК делами перегружена, чтобы еще и выполнять свои обязанности и ломать головы медицинских светил над программой оздоровления каких-то там шлифовщиков, выдувальщиков или полировщиков. Не министры, дескать, — сами вылечатся. А не вылечатся — тем меньше проблем.

Первая за девять лет (!) реабилитационная программа была разработана на период с 18.02.2000 г. по 01.03.2001 г. Однако прислана больному только 20.01.2001 г. — после очередного судебного заседания, то есть тогда, когда срок ее действия подходил к концу и, следовательно, реализовать ее уже не было возможности. Как сказывается многолетнее отсутствие медпомощи на состоянии здоровья инвалида, объяснять, думаю, нет необходимости. Однако на делах МСЭК оно отразилось как нельзя лучше, ведь дало основания обвинить самого больного в том, что он не проходит необходимых обследований, а в дальнейшем его же шантажировать — чтобы не таскался по судам! — снижением группы инвалидности.

А «таскаться» приходилось изрядно. Только в суде Голосеевского района, где с июля 2000 г. по май 2003 г. рассматривалось дело, из 21 судебного заседания по причине неявки ответчиков или по вине судьи не состоялись 16. И когда единственный раз из-за гипертонического криза на заседание не явился истец, известный широким кругам общественности судья И.Волик вопрос «решил» молниеносно — вынес постановление оставить заявление без рассмотрения.

Кто знает, что такое многолетнее участие в судебных процессах, из-за которого совершенно здоровые люди иногда превращаются в инвалидов, тот может себе представить, какие последствия оно имело для инвалида Оськина. В июле 2003 года его оперируют по поводу аневризмы мозга на фоне обострения гипертонической болезни. Операция была проведена в специализированном медицинском учреждении. Аневризма же, хотя ее и упоминают в медицинских трудах как одно из последствий систематического отравления тем же свинцом, по мнению МСЭК, не относится к профессиональным заболеваниям г-на Оськина. И потому бешеные деньги на операцию шли из кармана гражданина. Этот «побочный» эффект сыграл не последнюю роль в том, что после отмены апелляционным судом решения И.Волика и изменения подсудности рассмотрения дела (оно было передано в Деснянский райсуд) истец дополнил свои требования. В настоящее время он просит признать все его болезни профессиональными, а для обеспечения надлежащего лечения обязать МСЭК разработать индивидуальную программу реабилитации, а Фонд социального страхования — ее выполнять.

Нет человека — нет проблемы?

А дальше началось обычное. Из восьми назначенных судебных заседаний только два состоялись, и то при отсутствии кого-то из ответчиков — представителей Фонда соцстрахования или МСЭК. Два откладывались из-за непонятного их отсутствия и столько же — из-за документально подтвержденной болезни Оськина. Только 13 сентября 2004 г. судебное заседание наконец-то началось в полном составе. Однако его драматический ход едва не закончился трагедией: во время предоставления объяснений Оськину вдруг стало плохо (после тяжелой операции любая стрессовая ситуация могла стать для него последней в жизни). Как выяснилось позже, возникла реальная угроза кровоизлияния в мозг. Но в ответ на мольбы представителя Оськина в суде вызвать «скорую» и судья А.Андриенко, и представитель МСЭК — он же ее председатель и врач-невропатолог (!) П.Бобровник весело пояснили человеку, находившемуся между жизнью и смертью, что ему лучше идти в больницу самому, поскольку пока доедет «скорая», больной успеет умереть.

Больной все-таки выжил. И, расценив отказ в оказании врачом срочной медпомощи как действие, подпадающее под статьи 135, 136, 139 Уголовного кодекса Украины, обратился с соответствующим заявлением в прокуратуру. Последствия не заставили себя ждать. Пока прокуратура искала основания в отказе возбудить уголовное дело против судьи и врача, госпожа Андриенко воспользовалась опытом своего предшественника и вынесла постановление... оставить заявление истца без рассмотрения. И все на том же основании — якобы истец избегает проведения судебных заседаний. Прокуратура же, наконец, основания отказать заявителю отыскала. Выход нашелся в переквалификации «заявления о преступлении» в «обращение гражданина» (на уровне Генпрокуратуры), а далее — в «жалобу» (на уровне прокуратур городской и районной).

Искалеченному предприятием, оставленному на произвол судьбы медицинскими учреждениями государства Юрию Оськину, как и многим его товарищам по несчастью, не остается иного пути, как идти до конца. Отступиться означает обречь себя на верную смерть — из-за отсутствия лечения. Однако и борьба со «стражами» здоровья и прав человека требует крепкого здоровья... Страшнее всего то, что эта ситуация — типичная. Как там у Сталина: нет человека — нет проблемы?