"На славу нашої преславної України"

Читатель, правда же, немного непривычно? Где еще тот март, а мы уже завели речь о Тарасе Шевченко.

Ведь у нас в Украине сложилось с Шевченко так, как с Рождеством. То есть от Рождества до Иордана звенят колядки, щедривки, ходят вертепы... А потом раз - и все прекратилось. И уже в течение года не услышите ничего из прекрасного песенного богатства рождественского цикла, поскольку не принято колядовать или щедровать весной или в жатву.

С Шевченко так же. Наступает март, девятое и десятое числа, филармонии устраивают соответствующие концерты, музеи и галереи - выставки, газеты и журналы выходят с надлежащими публикациями, издательства иногда присоединяются к этой поминальной кампании какими-то книгами. И все. Март проходит - и больше о Шевченко речь и не идет. Хотя, в отличие от колядок, на него запретный обычай не распространяется. Кто, например, запрещает какой-то газете в цветущие майские дни дать к прекрасной фотокартине сельского предвечерья трогательные строфы поэзии "Садок вишневий коло хати", - поэзии, которую даже московские и петербургские издания выпрашивали у поэта и печатали на языке оригинала? Или осенью, когда рощи и дубравы прощаются со своим золотистым убранством, - почему бы тогда к цветному фотоэтюду не поставить прекрасную его аллегорию времен года - "Ой діброво, темний гаю! /Тебе одягає / Тричі на рік... Багатого / Собі батька маєш"?

Тарас Шевченко. «Крестьянская семья», 1843 г.

То же с его изобразительным искусством. Приходилось ли вам где-нибудь видеть, например, в первом классе школы на стене в рамке большую репродукцию его замечательной картины-идиллии "Крестьянская семья"? Или репродукцию тоже идиллии "На пасеке", где дети в горячий летний день пасечнику обед несут? Как трогательно! И что с того? Народ не знает об этих произведениях...

Тарас Шевченко. Автопортрет, 1840-1841 гг.

В чем же дело? Очевидно, в том, что мы не живем Шевченко! Да, мы вскакиваем на ноги в залах, едва услышав первые ноты "Заповіту" или "Дум". Да, мы складываем горы цветов к памятникам ему. Но часто ли мы становимся тем, что я бы назвал лучшим памятником, - читателем, склоненным над страницами его произведений?

Культ Кобзаря, Пророка, Мученика - это хорошо. Но поклоняться культу, даже очень масштабному, - этого мало. Надо от культа переходить к культуре, т.е. чтобы произведения поэта, поэтические и художественные, становились частью нашего духовного естества, чтобы мы переживали их, наслаждались (да!) ими, чтобы Шевченко стал нам близким, родным как человек... А пока что у нас так: отбыли мартовскую кампанию, оказали почести, поклонились и... И все равно нам, что наступит 22 апреля, который он отмечал как свой второй день рождения, поскольку это был день его освобождения из крепостной неволи. А 22 апреля 2018 г. прошло ровно 180 лет с того памятного дня, - приходилось ли вам что-нибудь где-то о том читать? Или наступает май этого же 2018-го - вновь юбилей в судьбе Шевченко: от муштры и казармы его освобождает назначение в Аральскую экспедицию "для снятия морских берегов и видов пустыни".

Тарас Шевченко. Шхуны «Константин» и «Михаил», 1848 г.

То есть с обязанностью рисовать, что ему категорически запретил сам император! Два года свободы в неволе, два года плавания по Аральскому морю в обществе интеллигентных офицеров и ученых. И это началось ровно 170 лет назад. Кто-то где-то об этом написал? А как же это интересно! Десятки прекрасных поэзий, с которыми ни от кого не надо было скрываться, десятки рисунков, акварелей, а среди них такой шедевр, как "Лунная ночь на Кос-Арале", которому позавидовал бы и сам Куинджи - автор "Лунной ночи на Днепре"! А "Моряцкий автопортрет" Шевченко из Национального музея во Львове - кто обо всем этом знает? И кто напишет? И когда?

Так давайте ломать традицию! Приветствовать Новый год с Шевченко, чтобы ему быть с нами круглый год. А не только в канонические мартовские дни!

...Новогодние письма. Казалось бы, какое увлекательное чтиво. Но касательно Шевченко это не так! Показателен уже сам способ их публикации, обычно - в каком-то из томов многотомного издания. Например, письма к Шевченко были изданы отдельной книгой, письма же самого Шевченко - никогда. Так как же они могли стать массовой лектурой?

А письма этого стоят! В них мы слышим голос не трибуна, не пророка, а голос симпатичного - то веселого, то печального - человека с его житейскими проблемами. Вот, например, его письмо к брату Никите, написанное в первый год его студенчества. Да, у Шевченко было шесть замечательных студенческих лет, которые каждый из нас считает лучшей порой своей жизни. А вот Шевченко мы в этом отказываем. Беспросветное крепостное детство... Слуга в господских покоях... Солдатская десятилетняя неволя. Вот эти штампы, из которых мы складываем схему его жизни. А студенческие годы, проведенные в аудиториях академии, в мастерской Брюллова, в литературных салонах среди бомонда столицы, в галереях и музеях, в театрах и концертных залах - почему мы не радуемся этими годами вместе с ним, студентом и автором "Кобзаря", "Гайдамаків"? Вслушаемся же в такие по-юношески бодрые и радостные интонации этого письма к брату:

"Микито, рідний брате!

Минуло вже більш, як півтора року, а так трапилось. Скажу щиру правду, не те, щоб ніколи було або що, а так собі, ні се ні те, ще раз вибачай; я так собі подумав - що ж, що я напишу письмо, хіба їм буде легше? Твого я лиха не возьму на себе, а свого тобі не оддам. Так що ж із тих писем? Папір збавлять та й годі. Воно, бач, так і не так, а все таки лучше, коли почуєш, прочитаєш хоч одно слово рідне. Серце ніби засміється, коли знаєш, що там діється. Так отаке-то, мій голубе, нудно мені стало, що я не знаю, що у вас робиться. Та й ти таки не без того, щоб не згадав свого брата Тараса, школяра - бо вже дуже давно, як ми з тобою бачились...

Зарисовки на письме родному брату Никите Шевченко. 2 марта 1840 г.

Ну коли то ще буде, чи побачимось чи ні, а про себе скажу от що: слава Богу милосердному, жив і здоров, учуся малювать, коли трапиться, заробляю гроші, оце на тім тижні заробив трохи, то й тобі посилаю (25 рублів асигнаціями). А коли буде більш, то й ще пришлю. Так от, бач, живу, учусь, нікому не кланяюсь і нікого не боюсь, окроме Бога - велике щастя буть вольним чоловіком...

Поклонися усім родичам од мене, а надто дідові, коли живий, здоровий. Скажи, нехай не вмира, швидко побачимось, поцілуй брата Йосифа так, як би я його поцілував. І сестер Катерину, Ярину і Марусю, коли жива...

Та будь ласкав напиши до мене так, як я до тебе пишу, не по-московському, а по-нашому.

...Не забудь же, зараз напиши письмо - та по-своєму".

Трижды в этом письме, написанном 15 ноября 1839 г., брат призывает брата писать ему на родном языке. Это не ограничивалось только близким кругом: с появлением Шевченко украинцы начали переписываться на украинском. Автор как-то даже присутствовал в Торонто на лекции львовского филолога на эту тему.

Тарас Шевченко. Автопортрет со свечой, 1845 г.

...Первое новогоднее приветствие Шевченко адресовано не кому-нибудь, а самому Новому году. Речь идет о стихотворении "Три літа" из одноименного поэтического сборника, подытожившего творчество поэта за 1843–1845 гг. Новый 1846-й Шевченко встретил такими строками:

"Добридень же, новий годе

В торішній свитині,

Що ти несеш в Україну

В латаній торбині?

"Благоденствіє, указом

Новеньким повите".

Іди ж здоров, та не забудь

Злидням поклонитись".

Следующее, уже настоящее предновогоднее, письмо Шевченко пишет 20 декабря 1847 г. Михаилу Лазаревскому - одному из шести украинцев, настоящих побратимов Кобзаря:

"20 декабря 1847

Крепость Орская.

З новим годом будьте здорові, любий і щирий мій земляче".

Тарас Шевченко. Портрет Михаила Лазаревского, 1858 г.

Далее поэт исповедуется побратиму в своих тяжелых переживаниях, вызванных страданиями в условиях солдатчины - душевными и физическими, в частности в том, что он заболел ревматизмом и цингой.

"Так мені тепер тяжко, - читаем в письме, - так тяжко, що якби не надія хоч коли-небудь побачить свою безталанную країну, то благав би Господа о смерті.

Так Дніпро крутоберегий

І надія, брате,

Не дають мені в неволі

О смерті благати".

Тарас Шевченко. Поэт и художник среди участников экспедиции на берегу Аральского моря, 1848-1849 гг.

Надежда, как известно, не подвела поэта, а принесла некоторое облегчение в его судьбе в виде плавания по Аральскому морю в составе картографической экспедиции, а следовательно, и возможности рисовать. И поэт-художник как ребенок обрадовался, когда получил от еще одного своего верного друга, Андрея Лизогуба, целое сокровище для художника! Эти строки невозможно читать без потрясения, особенно художникам:

"7 марта 1848.

Крепость Орская.

Не знаю, чи зраділа б так мала ненагодована дитина, побачивши матір свою, як я вчора, прийнявши подарунок твій щирий, мій єдиний друже, так зрадів, що ще й досі не схаменуся, цілісіньку ніч не спав, розглядав, дивився, перевертав по тричі, цілуючи всяку фарбочку. І як її не цілувать, не бачивши рік цілий. Боже мій! Боже мій! Який тяжкий та довгий рік! Та дарма. Бог поміг, минув таки. Я, взявши в руки скриньку, подивився і неначе перелетів у малярню, в Седнєв. Чи згадаєте, як ви мені її торік показували недороблену?.. Чи сподівався я, що через рік та сама скринька звеселить мене, неначе мати дитину, при лихій моїй годині! Благий і дивний єси, Господи!

Тарас Шевченко. Портрет Андрея Лизогуба, 1846 г.

Сьогодні неділя, на муштру не поведуть. Цілісінький день буду переглядать твій подарунок щирий, мій єдиний друже, переглядать і молитись, щоб Бог послав на довгі дні тобі такую радість, як послав він мені через тебе. Перелічив, передививсь все, все до крихотки ціле, і Шекспір, і папери, і фарби, і цизорик, і карандаші, і пензлі, - все цілісіньке. Не утрачайся на альбом, друже мій! буде з мене і цього добра поки що.

...Спасибі вам, бувайте здорові та напишіть хоть стрічечку до мене, до удячного вам Т.Шевченка".

Прошло два года плавания по Аральскому морю - два года "свободы в неволе". Завершает их Шевченко в Оренбурге, где обрабатывает материалы экспедиции (дом, где он жил и творил, недавно "по-братски" уничтожен!). И 29 декабря Шевченко продолжает письменный разговор со своим седневским побратимом - потомком старинного казацкого рода Андреем Лизогубом:

"Оренбург. 1849

Декабря 29

На самий свят вечір сижу собі один-однісінький у хатині та журюся, згадуючи свою Україну і тебе, мій друже єдиний. Думаю: от Бог дає і свято своє велике на радість добрим людям, - а мені нема з ким слова промовить. Аж гульк! входить в хатину добрий Герн і подає мені ваш лист. Господи милостивий! Як я зрадів! Неначе батька рідного побачив або заговорив з сестрою на чужині!.. Так мені любо стало!

Ви пишете, друже мій добрий, що шлете альбом із papier torchon, - спасибі вам, пршліть. А фарб сухих не посилайте, бо тут олії достать не можна...

Ще ви пишете, друже мій єдиний, щоб я виставляв ціну на моїх будущих рисунках; велике вам спасибі!..

Тарас Шевченко. «Песня молодого казаха», 1851-1857 гг.

Я нарисувавши дещо, оддавав за самую убогу ціну, так що ж - сміються! Мені здається, що якби сам Рафаель воскрес отут, то через тиждень умер би з голоду або найнявся б у татарина кози пасти. Отакі тут люди! Шлю вам киргизького Баксу, або по-нашому Кобзаря. Коли найдеться яка добра душа, то нехай купить, зробить добреє діло, а ціну я йому кладу 50 карбованців; може задорого, то збавте як знаєте...

Тарас Шевченко. Автопортрет, 1847 г.

Ще посилаю вам оцього гарнадера (це я); згадуйте мене, дивлячись на його, друже мій добрий!".

Еще один украинец, упоминание о котором скрасило новогоднее оренбургское одиночество Шевченко, - известный историк и филолог, основатель отечественной славистики Осип Бодянский. Их объединяло увлечение историей Украины, Бодянский консультировал Шевченко при создании поэмы "Єретик", популяризировал его творчество среди славянских народов.

По дороге из ссылки Шевченко встретится с Бодянским в Москве. А тот 9 мая 1861 г. будет на Арбате среди тех, кто в последний раз будет провожать Шевченко...

3 января 1850 г. Шевченко пишет Бодянскому:

"Поздоровляю тебе з цим Новим роком, друже мій єдиний! Нехай з тобою діється те, чого ти у Бога благаєш, - давно, давно ми не бачились...

Лаврентий Серяков. Портрет Осипа Бодянского, 1878 г.

Ось бач, як зо мною діялось. Поїхав я тойді в Київ з Петербурга, тойді як ми з тобою в Москві бачились, і думав уже в Києві ожениться та й жить на світі, як добрі люди живуть, - уже було й подружіє найшлось. Та господь не благословив моєї доброї волі! - не дав мені докінчить віку короткого на нашій любій Україні. Тяжко! аж сльози капають, як згадаю, так тяжко! Мене з Києва загнали аж сюди, і за що? За вірші! І заказали писать їх, а що найгірше... рисовать!

...Мені, коли буде твоя ласка, пришли Кониського, добреє зробиш діло, нехай я хоч читатиму про нашу безталанную Україну, бо я вже ніколи її не побачу! Так щось серце віщує!

...А щоб не ставалося гулящого паперу, то на тобі вірш з десяток своєї роботи:

Як маю я журитися,

Докучати людям,

Піду собі світ за очі,

Що буде, те й буде.

Найду долю - одружуся,

Не найду - втоплюся,

А не продам себе людям,

В найми не наймуся".

Кониский - гипотетический автор, пронизанной духом украинского патриотизма "Історії Русів", изданной Осипом Бодянским в 1846 г. Бодянский является автором первой публикации о Пересопницком Евангелии, на котором принимают клятву наши президенты. Благодаря этой публикации им заинтересовался и Шевченко во время археографических путешествий по Украине. Будучи в Переяславе, он листал этот манускрипт с увлечением, отмечая, что он написан на украинском языке.

Проходит долгих семь лет солдатчины. Хотя переписка поэта продолжается, даже расширяется круг адресатов, но обменом новогодними посланиями это семилетие не обозначено. Все сливается в какую-то одну монотонную непрерывность:

"Лічу в неволі дні і ночі

І лік забуваю,

О Господи! Як то тяжко

Тії дні минають".

И вот наступает 1857-й. Николай Палкин позором Крымской войны завершил свое деспотическое царствование. Его преемник Александр II объявляет политическую амнистию, но Шевченко среди амнистированных нет. Наконец 1 января в Новопетровском укреплении ему вручают распечатанным письмо от графини Анастасии Толстой - жены вице-президента Художественной академии Федора Толстого. Поэт так был поражен надеждой на свободу, о чем шла речь в том письме, что несколько дней ходил с ним вокруг укрепления, пока, наконец, смог взяться за перо, чтобы выразить свои невероятные мечты:

"Я до того дошел в своих предположениях, что вообразил себя на Васильевском острове... в скромной художнической келье об одном окне, работающим над медною доскою (я исключительно намерен заняться гравированием акватинта. Живописцем я себя уже и вообразить не мог). Далее воображаю себя уже искусным гравером, делаю несколько рисунков сепией с знаменитых произведений в Академии и в Эрмитаже, и с таким запасом отправляюсь в мою милую Малороссию и на хуторе одного из друзей моих скромных, поклонников муз и граций, воспроизвожу в гравюре знаменитые произведения обожаемого искусства. Какая сладкая, какая отрадная мечта!.. Я посвящаю мои будущие эстампы вашему драгоценному имени, как единственной моей радости, как единственной причине моего безмятежного счастия...

Всем сердцем моим целую графа Федора Петровича, вас, детей ваших и всех, кто близок и дорог благородному сердцу вашему. До свидания!".

Мечты Шевченко оказались не такими уж и невероятными. С идиллией на украинском хуторе не получилось, но осуществилось главное. Шевченко прославился как мастер гравюры в технике офорта, в манере великого Рембрандта, который тогда только становился известным. Художественная академия удостоила "российского Рембрандта" высокого звания академика гравюры.

Тарас Шевченко. Портрет графа Федора Толстого, 1860 г.

Один из его офортов - портрет графа Федора Толстого - образ величавой благородной старости. Офорт не был просто знаком признательности за содействие в освобождении из неволи. Эта семья глубоко уважала поэта. После ссылки он часто бывал у них, участвовал в литературных вечерах. Однажды даже сам читал в оригинале "Неофітів". Можно сказать, что они любили поэта. Когда он умер, они, не имея возможности быть на похоронах, поскольку были за границей, заказали панихиду...

Тарас Шевченко. Автопортрет, 1851 г.

И вот наступает Новый 1858-й. Шевченко встречает его в Нижнем Новгороде, где его во время возвращения из ссылки почти на полгода задержало жандармское управление, запретив пребывание в столице. Но это пустяк! Он свободен! Здоровый. Любуется городом, его храмами и соборами. Много рисует - пейзажи, портреты. Ходит в театр. Восхищается молодой актрисой. Печатает рецензию на ее бенефис.

Пишет поэму "Неофіти" и знаменитый триптих - "Доля. Муза. Слава". Бывает в гостях и принимает гостей. Несколько месяцев в городе над Волгой - сплошной праздник свободы! И лучше всего об этом свидетельствуют новогодние письма. Первое - к его благородной заступнице графине Анастасии Толстой:

"Простите ли вы меня, моя святая заступница, за мое долгое молчание? Наверное простите, когда я вам расскажу причину этой грубой невежливости. 23 декабря получил я ваше драгоценное письмо, а 24 приехал ко мне из Москвы гость. И кто бы, вы думали, был этот дорогой гость, который не дал мне написать вам ни одной строчки? Это был ни больше ни меньше как наш великий старец Михайло Семенович Щепкин. Каков старец?

Тарас Шевченко. Портрет Михаила Щепкина, 1858 г.

За четыреста верст приехал навестить давно не виданного друга. Вот это что называется друг. И я бесконечно счастлив, имея такого искреннего друга. Он гостил у меня по 30 декабря. Подарил нижегородцам три спектакля, привел их в трепетный восторг, а меня, меня вознес не на седьмое, а на семидесятое небо! Какая живая, свежая, поэтическая натура! Великий артист и великий человек! И, с гордостию говорю, самый нежный, самый искренний мой друг! Я бесконечно счастлив!

...Поздравляю вас, графа Федора Петровича и милых детей ваших с Новым годом и желаю вам на всю жизнь такой радости, такого счастия, каким и я теперь наслаждаюсь. Простите и не забывайте меня, искреннейшего и счастливейшего вашего благодарного друга Т.Шевченко".

Один из трех спектаклей при участии знаменитого друга Шевченко - "Москаль-чарівник" на языке оригинала, украинском!

4 января Шевченко пишет еще пять писем. Одно к писателю Сергею Аксакову по поводу своих повестей. И четыре - к соотечественникам, конечно ж, на родном языке. Прочитаем же и мы письма к М.Щепкину и П.Кулишу, чтобы почувствовать вместе с автором радостное дыхание свободы и новогодних надежд.

К М.С.Щепкину:

"Друже мій єдиний! Я ще й досі не вгамувавсь од того великого свята, що ти мені завдав на самоті. Якщо не полегша трохи згодом, то я не знаю, що мені й робить з моєю дурною головою; думаю, та я й сам тепер не знаю, що я думаю. Думаю на масницю приїхать до тебе в Никольське, а до того часу, може, дасть бог, вийде мені розрішеніє, то і в Москву. А поки що цілую тебе, друже мій єдиний, і поздоровляю з Новим годом. Поцілуй Аксакова, Максимовича і княгиню Рєпніну.

І не забувай мене, твого щирого, іскреннього друга

Т.Шевченка.

...Тричі цілує тебе твоя Тетяся" (актриса Пиунова в роли Татьяны из "Москаля-чарівника". - В.Г.).

К Пантелеймону Кулишу:

"Позавчора получив я твоє третє письмо та ще й з грішми 250 карбованців. Спасибі тобі і тому щедрому землякові, що купив мою невольничу роботу. Спасибі вам, други мої сердечнії: зрадували ви мене з великим святом...

Оповідання Вовчка ще не получив. А "Граматка" твоя так мені на серце пала, що я не знаю, як тобі й розказать.

Тарас Шевченко. Портрет Пантелеймона Кулиша, 1843-1847 гг.

…З "Чорної ради" тепер не нарисую тобі нічого: нема моделі, нема нічого перед очима нашого. Українського, а брехать на старість не хочеться. Не хочеться рисовать так, аби-то.

Тепер посилаю тобі з оцим добрим чоловіком, з Овсянниковим, свої "Неофіти". Ще не добре викончені. Перепиши їх гарненько й пошли з цим же Овсянниковим старому Щепкіну.

...Шли мені швидше свого Вовчка. Та будь здоров з Новим годом".

Тарас Шевченко. Портрет Михаила Максимовича, 1859 г.

Со Щепкиным, Аксаковым, Максимовичем Шевченко еще будет иметь радость встретиться и общаться в Москве, когда жандармы наконец выпустят его из нижненовгородской "осады". 26 марта поэт подытоживает свое пребывание в Москве: "...В 2 часа, закупоренный в вагоне, оставил я гостеприимную Москву. В Москве более всего радовало меня то, что я встретил в просвещенных москвичах самое теплое радушие лично ко мне и непритворное сочувствие к моей поэзии".

Портрет Марии Максимович, 1859 г.

Эпилог. Через два дня,
28 марта, в Петербурге.

"Сердечнее и радостнее не встречал меня никто и я никого, как встретились мы с моей святой заступницей и с графом Федором Петровичем. Эта встреча была задушевнее всякой родственной встречи. Многое хотелось мне пересказать ей, и я ничего не сказал. В другой раз. Бутылкой шампанского освятили мы святое радостное свидание и в * часов расcтались".

Тарас Шевченко. Автопортрет, январь-февраль 1861 г.

Вот такие письма Шевченко. Новогодние. А есть еще Пасхальные. И многие другие. Но главное - Шевченко. И поэтому каждое из них - праздник. Давайте их читать!