Евген Сверстюк. Правда и совесть

13 декабря прошлого года выдающемуся публицисту, литературоведу, культурологу, философу, узнику совести, лауреату Шевченковской премии Евгену Сверстюку исполнилось бы девяносто.

Четыре года назад он отошел в Вечность. Эта потеря становится все ощутимее, поскольку со временем осознаем его влияние на каждого из нас.

Говорим: "Он был и остается совестью нации". Но хорошо ли понимаем, чем является феномен совести? В безбожном обществе как составляющая массового сознания он отсутствует. Разрушая храмы и искореняя Веру, большевики прежде всего стремились лишить человека совести, поскольку именно она является важнейшей чертой духовного мира христианина. И в значительной мере им это удалось. Советская нравственность приобрела выразительно языческие признаки; ведь язычник в своих поступках руководствовался чувством страха, в отличие от христианина, действующего "не за страх, а за совесть". Эта поговорка, очевидно, еще со времен первых апостолов.

Но и при советах, как и при царе Ироде, живя в постоянном страхе, общество все же рождало носителей совести. Их распинали, но приходили другие будители. И, наконец, сделал виток двухтысячный круг Истории: появились "шестидесятники" (и не только они), и они поступали по совести. Назовем их новыми христианами, чья судьба часто была трагической, как и первых апостолов.

Диссиденты 1960-х были не только инакомыслящими. Они действовали по-новому, отвергнув идею "улучшения" соввласти. Когда после хрущевской "оттепели" началось постепенное "закручивание гаек" во всех сферах жизни, именно тогда поднялась волна протеста против попытки вернуть народ к стойлу, где можно было только бояться и молчать. Имена Сверстюка, Дзюбы, Светличного были среди того мрака словно вспышки света, пробуждающие надежду... Когда радио "Свобода" в 1969-м транслировало эссе "Собор у риштованні", о его авторе уже знала вся мыслящая Украина. Вневременная актуальность его публицистики поражает! Вот начало этого эссе: "По-старому височать на землі великі пам'ятники духу - собори, обрамлені витягнутими вгору спорудами нового віку техніки. По-старому неспокійна людина хапається клаптика теплої землі й високого неба, щоб відчути точку опори, щоб знайти на мить саму себе і спробувати щось у собі осягнути. Але землю вкриває асфальт і бетон, небо затягується димами і ревом моторів, і кудись шалено, в метушливій тривозі летить життя, засмоктує і не залишає тієї чистої години для душі, коли можна замислитись над собою і подумати про головне. Куди ж іде життя? Чи ми ведемо життя, чи життя веде нас, кинувши нам для забави дешеві замінники Слова - телевізор, футбол, алкоголь? Чи людина ще щось значить у цьому потоці життя? Чи вже вона тільки пасажир сліпого корабля, що мчить назустріч ночі?". Философский и вместе с тем остроэмоциональный срез общечеловеческих проблем, возникших в прошлом веке, а сейчас лишь заострившихся.

В конце 1960-х Евген Сверстюк работает в "Українському ботанічному журналі" ответственным секретарем. Редакция в академическом Институте ботаники становится местом встреч и бесед лиц, далеких от лояльности к режиму. А именно тогда власть попыталась ввести массовое идеологическое образование, но якобы неформальными средствами. В Институте ботаники, как и в других академических учреждениях, проводились семинары по "марксистско-ленинской эстетике". Как-то во время очередного семинара Сверстюк заметил: у Ленина эстетических взглядов не было, что он сам и признавал. Ведь в XIX-XX вв. произошел демонтаж религиозной эстетики - от Чернышевского к большевикам. И в подтверждение привел цитату из... Ленина. Возник переполох, но больше всего ученые испугались за судьбу самого Евгена Александровича.

Как вскоре оказалось, для этого были весомые основания. Репрессии начала 1970-х, зацепив многих порядочных людей, не обошли и его. Честное выступление в кругу ученых было лишь отголоском активной деятельности публициста-диссидента в защиту прав человека в Украине. Ему пришлось провести в "лагерах" (так он называл места политического заключения и ссылку) 12 лет. В последнем слове в суде (1972 г.) он сказал: "Мені випало гірке щастя... спізнати суворість і вагу великих слів: правда, честь, обов'язок; слів, що становлять морально-етичні підвалини мого світогляду. Честь, що оплачується кров'ю, гідність, що є передумовою життя, істина, до якої йдуть з безстрашністю дослідника - без гарантії повернутися".

Евген Сверстюк в заключении

За что и против чего он поднимал голос? За соблюдение Божьих заповедей, против обмана и фарисейства. Тогда, при глухой советчине, все было понятно: с одной стороны - государственно-кагебисткая машина, с другой - несогласные, диссиденты. Неожиданное для многих появление в 1990-х постсоветских монстров, объединяющих в себе искренний патриотизм с трухлявой, ситуативной нравственностью, усложнила проблему выбора. Но если он и ошибался в людях, то сознавался в этом, и свои разочарования достойно переживал... Такая уж историческая миссия интеллигенции: быть в оппозиции к власти, своевременно и мужественно сказать ей "нет!" - без альтернатив, антиномий, всего того, что подсказывает инстинкт самосохранения, но не позволяет совесть.

На юбилейном вечере по случаю 90-летия Евгена Сверстюка о нем вспоминали друзья и единомышленники Николай Горбаль, Иосиф Зисельс, Василий Овсиенко; зачитывали фрагменты из дневников и переписку, которая скоро выйдет отдельным изданием. Важным событием стала презентация книги его дневниковых записей "Вічна туга за справжнім" ("Терен", Луцк, 2018).

Верной помощнице Евгена Александровича, автору предисловия к книге Елене Голуб, благодаря помощи его жены Валерии Андриевской, удалось воссоздать и упорядочить заметки и наблюдения, зафиксированные в более двадцати записных книжках и тетрадях, начиная с 1986-го... За 2014-й есть такая запись: "Найважливішим відкриттям в Україні протягом трьох місяців Майдану було відкриття прихованих сил українського народу - моральних, духовних, людяних.

На Майдані люди зібралися для національного самозахисту, тобто захисту дітей від чужого світу пристосовництва (до безпринципності, байдужості, безликості), від еміграції, від "легкості"... Захисту себе від стадної пасивності і самозневаги...". Это - словно последний аккорд симфонии, у которой еще будет продолжение. А вот - за 2012-й: "Наступ на мову, як наступ на душу, є душогубством… Мова як дар Божий має біблійне закорінення. Згадаймо змішування мов перед падінням Вавилонської вежі... Відома усім євангельська наука проповідувати рідною мовою".

И проповедовал. Христианская газета "Наша віра", главным редактором которой он был до конца жизни, поэтому и не всем нравилась, что в ней были литературоведческие исследования и настоящая публицистика. А не было обтекаемых определений и общих слов. Ни в его исследованиях творчества Гоголя и Довженко, ни в статьях последовательных борцов за объединение украинских церквей в единую Поместную. Кстати, эта тема выразительно прозвучала в сборнике избранных произведений Евгена Сверстюка "На святі надій" ("Наша віра", К., 1999) в разделе "Дорога до Храму". Там же - огромный массив литературоведческих исследований от Сервантеса и Гете до Котляревского и Шевченко и далее - к Симоненко, Светличному, Стусу. В этих эссе, как метко заметил в предисловии Иван Кошеливец, "поле його обсервації куди ширше від літературного факту". Той самой обсервации - обобщений, выводов, за которые еще в 1970-х и даже позднее платили заключением и жизнью.

Перед "Пражской весной" у многих появились особенно большие ожидания. Говорили: "Чехи и словаки научат демократии". Ведь некоторое время наши вольнодумцы еще могли печататься в пряшевском журнале "Дукля". Известно, как этим надеждам и возможностям 21 августа 1968 г. был положен конец.

Репрессии, охватившие "лагерь социализма", имели даже комические черты. Во Львове ретивые "борцы с национализмом" отбили трезубец у статуи Нептуна на площади Рынок. А когда оттуда приезжали в Киев, например, Ирина Стасив-Калинец, Олег Минько и Ярослав Ступак, то "хвост" агентов "в гражданском" сопровождал их с вокзала до самого Крещатика. А в то же время в усадьбе Ивана Гончара люди переписывали (от руки, печатные машинки состояли на учете) произведение Ивана Дзюбы "Інтернаціоналізм чи русифікація?" и несли эти выстраданные копии в народ.

Мое общение с Евгеном Александровичем вначале происходило на расстоянии. Переводил на русский некоторые материалы украинского "самиздата", которые сотрудница Института ботаники Наталья Белицер передавала Сверстюку, а уже он и его друзья - в Россию и на Запад. Вспоминаю, среди них была и статья Валентина Мороза "Космач" - о судьбе карпатского села.

Вместе с Н.Белицер собирали средства в поддержку участников сопротивления. Распространяли уже упомянутое произведение И.Дзюбы, перепечатанное на "нелегальной" машинке... Наше сотрудничество приобрело более конкретное содержание в 1990-х, уже в газете "Наша віра": Евген Александрович поддержал замысел написать книгу о библейских существах, растениях и животных. И первая публикация о растениях Святого Письма вышла в этом всехристианском издании. Его советы, отклики и рецензии до сих пор для меня бесценны, как и продолжительные беседы об истории, литературе, искусстве. Он же пригласил меня к участию во Всеукраинском общественном объединении "Громадянська позиція", где мы вместе с братьями Михаилом и Богданом Горинями, Михайлиной Коцюбинской, Николаем Горбалем, Александром Сугоняко, Олесем Шевченко и многими другими обсуждали события культурной, общественной и политической жизни в Украине. Материалы этих встреч освещались в газете... Главными принципами Евгена Сверстюка, его святыми заповедями всегда были Правда и Совесть - как высочайшие моральные ценности, преданность которым он сохранял безоговорочно.