Современное пространство социокультурного бытия человека наполнено проблемами и противоречиями, с которыми раньше ему не приходилось сталкиваться. В некоторых дискуссиях все списывают на постмодернизм, который якобы становится причиной процессов духовной деградации. Много говорится и об инновационном мышлении.
О проблемах существования человека в современных условиях, сущности «нового человека» пойдет речь в интервью с академиком НАН Украины, президентом Академии педагогических наук, президентом общества «Знание» Украины Василием КремЕнем.
— Одним из наиболее дискуссионных терминов, характеризующих сегодняшний день, является постмодернизм. Обычно его преимущественно критикуют. Можно ли объединить это понятие с понятием инновационной личности, на которую возлагают так много надежд?
— Постмодернизм — это современное общество, пришедшее на смену индустриальному. Компьютеризация, технотронные технологии, сенсационные открытия в науке, медицине, кардинальное изменение информационного пространства качественно изменили все сферы бытия общества. Что, разумеется, требует нового понимания, а оно — изменения стратегии мышления. Постмодернизм, как бы его ни отрицали, — реальность. Одним из основных его понятий является деконструкция — старого бытия, традиционных ценностей, старого мышления и, наконец, догматизма, который всегда мешал прогрессивному развитию. Это эпоха новой духовности, новой культуры, нового образования. Постмодернизм освобождает личность от ограничений предыдущей эпохи, но вместе с тем порождает новые, более сложные и более противоречивые проблемы. Если говорить конкретнее, с позиций теории развития, то на смену диалектике, исходившей из дуальности бытия, мы приходим к его множественности, плюрализму, ведь постмодернизм — это синергетика. Иными словами — переход к новой системе координат культуры мышления. Именно от нового мышления, как правило, зависят «дух и буква» эпохи.
Уже в середине 90-х интеллектуальная инициатива начала переходить к новому поколению — тем, кто стал первопроходцем новых «виртуальных миров». Это — поколение Интернета. Ведь произошло важнейшее событие — глобальная деконструкция мира тоталитаризма. Поколение Интернета предоставило возможность «мертвецам прятаться от своих мертвецов», обратившись к тем новым, фантастическим, постреальным, точнее, постмодернистским объектам, которые оно само могло конструировать.
Основной смысл новой эры — сращивание мозга и вселенной, техники и органики, создание умных машин, работающих атомов и квантов, смыслопроводящих физических полей, доведение всех бытийных процессов до скорости мысли. Время представления о развитии, которое можно осмыслить на уровне механики Ньютона и противоречий на уровне «буржуазия—пролетариат», давно прошло. Мы не можем мыслить на уровне старых консервативных подходов. Действительно, это «конец реальности», о котором так много говорили постмодернисты всех оттенков. Но реальности старой, отжившей, которая своей архаичностью превратилась в тормоз развития.
Наше нынешнее вхождение в компьютерный экран — только выход на бурный берег океана знания.
Помните, как говорил великий Ньютон: «Всю жизнь я занимался наукой, познавал мир. Но теперь, в конце жизни, я кажусь себе маленьким мальчиком, играющим на берегу океана камешками, а бесконечный океан незнания открывается передо мной». Сделав свои эпохальные открытия, ученый предвидел переход от механики к новой науке. Так же и сегодня, если говорить образно, дальнейшее «плавание» в виртуальный мир предполагает исчезновение берега, то есть самого экрана компьютера — и создание новой среды обитания, выходящей за обычные измерения, влияя на все органы ощущений, на сознание и мысль. Это и есть в общих чертах эпоха постмодернизма, осмысление которого возможно только с позиций инновационного подхода.
— Насколько современное образование отвечает этим новым вызовам реальности, которые не так часто услышишь в размышлениях педагогов, психологов, даже социологов?
— Дело в том, что человек привык жить и думать в рамках старых представлений. Например, тот, кто учил философию в советские времена, уверен, что она такой же и осталась — идеологической и ограниченной, а потому ненужной. Бесспорно, АПН в своей деятельности максимально ориентирована на динамику социокультурного бытия. В своих статьях и выступлениях я постоянно акцентирую внимание просвещенцев на необходимости изменений в педагогической сфере, которые должны быть перманентными, системными и концептуальными. Вместе с тем у нас много и рутинных, традиционных, патриархальных, то есть догматических представлений об образовательном процессе. А догматизм основывается на абстракциях, которых у нас очень много. Ими стали, в частности, духовность и гуманизм — главнейшие понятия, которые держали и держат человека на поверхности бытия, оберегают от «тварності» и одичания. Они не должны быть только архетипами, их необходимо постоянно наполнять новым содержанием. Но довольно часто мы видим противоположное. Кажется, что некоторые так и остались в прошлом. А время не стоит на месте. И выдающийся австрийский ученый-экономист Й.Шумпетер свое требование — инноваций — выдвинул в середине ХХ века, когда научно-технический прогресс начал приобретать необратимый характер.
ХХІ век открывает невиданные перспективы. Но для того чтобы их увидеть, нужно думать по-новому — чтобы понять новую духовность, нового человека, новые ценности. Например, проблема изменения способов получения информации. Ученые разрабатывают проекты, согласно которым различные части планеты покроются сюрреалами — как сегодня покрываются сериалами наши телеэкраны. Это уже фрагменты инобытия, обрывки гиперпространства — величиной сначала с ящик, потом комнату, дом, кинозал (виртозал), стадион, город и, наконец, целую страну (виртоленд). Они перцептивно неотделимы от физического мира, хотя и имеют другие законы, точнее, предоставляют возможность их выбора. Инореальность XXI века психофизически достоверна и вместе с тем управляема: нажимаются кнопки уменьшения—увеличения объема, чувственного или зрительного контакта. Сюрреал можно наблюдать, но в нем можно и находиться, как внутри трехмерного кино — голографической, объемно-движущейся картины, которая неотделима от реальности, с той разницей, что ее можно включить и выключить — то есть войти или выйти из нее. Это не фантазия, а то, что в скором времени придет в нашу жизнь. Ведь еще тридцать—сорок лет назад никто не думал, какую роль будет играть в нашей жизни телевидение. И мы в своих образовательных проектах должны учесть эту новую информационную реальность, которая из виртуальной станет материальной.
В этом контексте не менее важной является постмодернистская проблема «смерти автора», или «стирания подписи». На самом деле это не конец авторства, а начало новой эпохи гиперавторства, собственно, творчества. Это размножение авторских и персонажных личностей, путешествующих по виртуальным мирам, находящихся во все более непрямых отношениях со своими биородителями или бионосителями. Это опять же свидетельство новой духовной реальности, рожденной новыми условиями творчества.
— Не слишком ли вы отдаляетесь от обычных духовности и гуманизма, абсолютизируя роль компьютерных и других технологий?
— Меняется время, меняется представление, меняется человек. Все дело в «привычности». Собственно, инновационное мышление является преодолением «привычности» или догматизма и стереотипов, порождающих абстрактного человека, время которого прошло. Мы выходим сегодня за пределы своего биовида — все, что человек создал вокруг себя, сейчас заново интегрируется в него, становится частью его природы. Но означает ли это смерть? А может, это торжество человеческого? Можно ли считать «смертью человека» новый этап очеловечения приборов, орудий и машин, благодаря чему они приобретают человеческие функции движения, вычисления и даже мышления, а человек становится больше человеком, поскольку значительно отдаляется от своей «тварної», по высказыванию Г.Сковороды, природы, чем был когда-либо. Становится всечеловеком.
Напомню, что «всечеловек» — слово, введенное Ф.Достоевским. У него оно означало человека, сочетающего в себе свойства разных людей (включая представителей разных наций, культур, психотипов). «Всечеловек» объединяет в себе высокое и низкое, хорошее и плохое, святое и грешное, ангельское и животное, все полярности человеческого характера и то, что заполняет «пространство» между всем этим. Но в связи с развитием компьютерных и биогенетических технологий понятие «всечеловек» приобретает новый смысл: сегодня он является целостным, природно-искусственным существом, объединяющим в себе свойства универсальной машины и человеческого индивида. Понимать это — означает понимать современность и человека, отходить от «привычности». Мы видим процесс компьютеризации как передачу человеческих функций машине. Но возможно и другое понимание: история цивилизации как процесс очеловечивания машины, от колеса и рычага до компьютера и дальше — до робота человекоподобного, «умеющего» мыслить. Чем больше человеческих функций передается машине, тем больше она очеловечивается. В этом смысле человек не столько исчезает или деградирует, сколько перерастает себя, переходит границы своего биовида, воспринимает и преобразовывает мир в тех диапазонах, куда раньше дано было проникать только машине (микроскопу, видеокамере, ракете и т.д.).
— Социологические и культурологические исследования свидетельствуют, что сегодня люди, особенно молодежь, мало читают. Считается, что это — признак духовной деградации...
— Да, в самом деле, сегодня обеспокоены тем, что молодежь мало читает. Но это означает не только дефицит духовности, это связано с проблемой новых способов получения информации. Чтение, равно как и слушание, писание, говорение, — уже недостаточно эффективный способ получения информации и интеллектуальных сообщений. Все это узкие биоканалы, по которым по капле вынуждены просачиваться целые океаны информации — и, конечно, 99,99% остается вне человеческого сознания. Поэтому молодежь из-за нехватки времени мало читает, а больше привязана к Интернету, компьютеру.
— В прессе и научных изданиях неоднократно выходили ваши публикации, посвященные проблеме человекоцентризма. Как этот концепт вписывается в проблему инновационного человека и инновационного мышления?
— Человекоцентризм — это требование времени. Мы знаем, что невыносимым бременем стали обещания XX века. Современные и грядущие технические инновации также нелегкой ношей лягут на плечи людей, как легли на их плечи социальные и научные революции прошлого века, обернувшиеся тоталитаризмом, геноцидами, угрозой ядерной войны и т.д.
Чем дальше, тем больше жизнь будет усложняться. В современных компьютерных проектах предусматривается, что мозговые сигналы направления будут передаваться по электронным сетям, мысли будут читаться, что в принципе имеет место и сегодня, поэтому нужно быть осторожными не только в словах. Открытое общество может потребовать от всех своих членов такой умственной аскезы, которую ранее достигали только монахи и йоги. Ментальная «корректность», или «гигиена», выработает привычку сурового ментального воздержания, человек с особой радостью будет отдаваться «снам наяву» — интервалам времени, специально отведенным для «анархии» мыслей. Связанной по всем нервам и датчикам личности разрешено будет иногда отключить свой высокоразвитый мозг от сигнальной панели, передающей малейшие нарушения в ее нейронах в центральную диспетчерскую. Но за временем отключения тоже будет следить специальная панель: длительный выход из системы будет считаться неэтичным, а грань между этикой и правом начнет стираться.
Еще одна опасность будущего — «панпсихизм», рост интериоризации мира в историческом процессе, крах категории реальности как таковой. Кстати, теория «панпсихизма» — одна из ведущих в украинской философии ХІХ—ХХ веков. История — это ненасытный водоворот всепобеждающего разума (или сумасшествия — из-за отсутствия реальности их уже не отличить), куда по гегелевской «спирали» мчатся и проваливаются царства, эпохи, объективные законы. Это, как говорит М.Эпштейн, «Эрос как изнанка Танатоса, кратчайший путь все вобрать и стать ничем». Зачем мне работать, искать смысл жизни, единственную любовь, срочно куда-то ехать, не спать ночами, записывать мысли в тетрадь, если психическое всегда со мной и во мне и ждет только какой-нибудь внутривенной инъекции или вливания имиджей с экрана, чтобы сделать меня вполне счастливым?
Это не только личный вопрос, но и вопрос мутации человечества, которое намного раньше, чем ожидалось в некоторых физических теориях сжатия Вселенной, может изжить самое себя. Психическое — черная дыра, притаившаяся в глубине каждого и жадно «высасывающая» внешний мир. Втянется, прилипнет, сольется со мной, и тогда — после меня хоть потоп. Я имею в виду не столько наркотики, сколько видеоманию, виртоманию, нейроманию и клонирование множащихся сходств, каждое из которых может иметь свои сенсорные источники и вместе с тем делиться ими с родителями и друг с другом. Различают как минимум две разновидности такой интериоризации: черная магия химии и белая магия видео, и вторая может быть более опасной, поскольку содержит в себе некоторую видимость объективности и физического здоровья, то дополнительное удовольствие, предоставляемое нам осознанием возможности находить источник наслаждения и обладать им. Защита от этого — в разработке и широком внедрении в жизнь программы человекоцентризма.
— А как же быть в таком случае с тем, что мы называем объективной реальностью, природой? Тем более когда мы сегодня так много говорим об экологии, охране окружающей среды как условии существования человечества?
— Вообще-то объективная реальность давно уже стала субъективной. Но реальности, даже в том плане, о котором я говорил, — сугубо гедонистическом, никогда ничто не заменит. Виртуальная пища остается виртуальной, даже если мозговые картинки будут трехмерными. Мы хотим быть желанными — и потому ощущаем потребность в Другом, столь же волевом и свободном, как и мы сами. В этом смысл классического гуманизма и современного человекоцентризма. Как любой язык является обращением к чужому языку, так желание стремится не к объекту, а к чужому желанию. Никакая виртуальная красавица не заменит обычной, реальной.
Человечество должно активно думать о действенных противовесах двум крайностям нейрокосмоса: полной экстериоризации мозга и интериоризации желания, последствием которых становится тотальный контроль над мыслью и тотальной иллюзорностью наслаждения. Человекоцентризм — один из действенных способов разработки такого противовеса.
Еще один фактор, не способствующий нашему оптимизму или, по крайней мере, жизнерадостному эгоизму, — влияние цивилизации, превращающее даже самых выдающихся из нас в «винтики». Мы вряд ли можем надеяться, что будущее подарит нам великих личностей, подобных титанам эпохи Возрождения или ницшеанских «сверхлюдей». «Законодателем» человеческих типов в XXI веке будут не герои и гении, определяющие ход истории, но и не Л.Толстой с его верой в «простого мужика», и не «прекрасный человек» А.Чехова. Наш век осознает, что будущее принадлежит не великим людям, но и не трудовым массам, а интеллектуальным работникам, индивидам, активно мыслящим, которые сумеют вмонтироваться в более мощные, сверхличностные системы искусственного интеллекта. Вряд ли отдельному человеку будет дано опередить и вести за собой человечество, интеллектуальная сила которого, благодаря вычислительным и умным машинам, будет возрастать в геометрической прогрессии.
Вероятно, компьютерным технологиям будущего будут соответствовать новая философия, новая психология, новая этика и новая педагогика, которые еще предстоит выработать в рамках человекоцентризма.
— Следовательно, гуманистические проекты эпохи Просвещения, то есть эпохи Модерна, превозносившие человека, теперь уже утратили свой смысл?
— Дело немного в другом. Если ответить коротко, то можно сказать, что проект Модерна, то есть Просвещения, сегодня исчерпал себя. Но не исчерпали себя идеи гуманизма, которые нужно переосмыслить и приспособить к новым постоянно меняющегося условиям бытия.
— В таком случае каким вы видите «новый век» или по крайней мере его начало, в чем его отличие от предыдущих инноваций или «начал», которые всегда воспринимались неоднозначно?
— Умонастроение начала XXI века можно определить как «протеизм» (от греч. protos — первый, начальный, ранний, предыдущий). Это спокойное осознание того, что мы живем в самом начале новой цивилизации; что мы прикоснулись к не до конца осознанным источникам силы, энергии, знаний, которое могут в конечном счете нас уничтожить; что все наши знаменитые достижения — это только слабые прообразы, боязливые начала того, что заключается в инфо- и биотехнологиях будущего.
Цивилизация ХХІ века является протоглобальной, поскольку она все еще разделена на языковые, национальные, государственные, культурные и религиозные барьеры, внутри которых и происходит основная жизнь большинства населения. На протяжении большей части истории (99 процентов времени существования нашего вида) люди жили внутри маленьких кочевых племен, которые могли обеспечить выживание не более чем 50% своих членов. Постепенно они начали создавать сообщества побольше, но и сегодня не более чем два-три процента населения земного шара живет «над барьерами», так сказать, в общепланетарной ноосфере — это интеллектуальная и бизнес-элита, некоторые политики, ученые, артисты, журналисты. Со временем земной шар превратится во «всемирное село» — такое же обжитое пространство, как любой населенный пункт, который за час или два можно проехать из конца в конец. Глобальная цивилизация освоит все источники энергии планеты и сумеет регулировать климат, погоду, уровень океанов, вулканические и прочие геологические, биосферные, планетарные процессы. По подсчетам ученых, для перехода на этот уровень цивилизации понадобится несколько сотен лет — а мы только недавно начали понимать, в каком направлении движемся.
Понятно, какая ответственность ложится на образование: его обязанность — вырастить человека, способного ответить на вызовы ХХI века. Это время постоянных безудержных изменений, время формирования нового бытия, к которому человека нужно подготовить.