ПОЧЕМУ У НАС БЫЛА ЗАПРЕЩЕНА ЭТОЛОГИЯ

Народная мудрость утверждает, что «на зерцало неча пенять…», но судьба «зерцал» (пророков) всегда была незавидной. Такая же участь постигла и этологию - правдивую науку о мотивах поведения всех высокоразвитых существ. История ее становления и развития была сложной во многих странах Европы, но особенно - в Советском Союзе.

Если рассматривать этологию (гораздо реже используются также названия «этиология» и «этнография») как свод наблюдений и суждений о поведении и внутривидовых взаимоотношениях развитых существ (животных и людей), то ее нельзя относить к «новым» или «молодым» наукам. Если же, следуя взглядам К.Лоренца и других основателей современной этологии (от греческого ethos - обычай, норма поведения), считать ее экспериментальной (инструментальной) наукой об истинных мотивах поведенческих реакций и действий высокоразвитых живых существ, то ей едва исполнилось полсотни лет. Еще короче тот период, когда этология, совместно с другими молодыми науками о природе жизнедеятельности, ищет ответ на весьма неприятный для многих вопрос: «Когда мы, полагая, что думаем, мыслим в самом деле и насколько именно, а когда всего лишь используем мозг для формального обоснования неосознанных программ и действуем как обычные программируемые автоматы?».

В свои младенческие годы этология и не пыталась доказывать «криворожесть» человека. Она даже некоторое время была миленькой и приятной во всех отношениях молоденькой наукой, интересы которой не превосходили уровня исследования птичек. Едва ли не первым мировое внимание привлек австрийский этолог и будущий нобелевский лауреат Конрад Лоренц открытием явления импринтинга (запечатления) у новорожденных утят. Суть его состоит в пожизненной записи в мозгу утят или иных птиц в первые часы жизни вне скорлупы яйца образа «мамы» (реже - «папы») как первого замеченного крупного и подвижного объекта. В опытах К.Лоренца таким объектом был он сам, поэтому вылупившиеся в инкубаторе и «импринтизированные» утята навсегда запомнили, от кого им нельзя отставать ни на шаг. В кадрах мировой кинохроники тех послевоенных лет операторы запечатлели уморительные сценки, как цепочка утят по пятам следовала за К.Лоренцом - в магазины, кинотеатр и др.

Пока ученый не выходил за пределы орнитологии, его труды переводились и издавались в СССР, где он провел пару послевоенных лет в качестве военнопленного, отстраивая город Калинин. Первые проклятия от коммунистов и западных «леваков» он заслужил тогда, когда, обнаружив различие между нейтральными и эмоциональными реакциями живых существ на факторы окружающей среды, исключительно неудачно назвал последние «агрессией» и исследовал их значение в выживании биологических видов. До сих пор беднягу Лоренца упоминают как апологета войны и ненависти, певца и вдохновителя внутренней агрессивности человека, ученого, оправдавшего насилие на основании его «естественности и полезности для выживания человеческого вида». Если бы в последнем была хоть крупица правды, стоило бы и подискутировать с критиками К.Лоренца. На самом же деле оно содержит сплошные измышления и фантазии, опирающиеся (в лучшем случае) на лексические промахи и неудачные примеры проявления закона эмоциональной реакции. Тем не менее, в лучших обычаях прежних времен, после появления большой монографии К.Лоренца «Агрессия» организаторы советской науки послесталинского периода запретили включать в темы научных работ этологические исследования высших млекопитающих (особенно приматов), поэтому ученые СССР изучали лишь птиц.

Последующие достижения К.Лоренца и его последователей были гораздо серьезнее закона эмоциональной реакции (агрессии), а ненависть идеологов из руководящей верхушки СССР к этологии получала все больше и больше оснований. Оставив более детальное изложение в другие статьи, перечислим эти открытия: невозможность «рая» (из-за исключительно плохой сопротивляемости мозга человека потоку сигналов одного лишь положительного знака), невозможность построения коммунизма из-за противоречий такой общественной организации основным законам работы мозга человека и сущности унаследованных нами программ поведения, наконец - закон природной морали, неопровержимо свидетельствующей о вполне заметной «криворожести» человека.

В сокращенном (и упрощенном) виде последний может быть сформулирован следующим образом: мораль данного развитого биологического вида прямо пропорциональна «вооруженности» каждого его представителя.

Абсолютность оружия однозначно гарантирует абсолютно качественную мораль как полный запрет на использование этого оружия во время сколь угодно жаркой конкуренции за кормовую территорию или благосклонность самки. Слабость или отсутствие смертельного оружия очень ухудшает мораль - вплоть до превращения вида в «аморальный».

В итоге почти идеальной моралью отличаются ядовитые змеи, отлично вооруженные крупные хищники и пр. Почти нет морали в семействе куриных и прочих слабовооруженных птиц, а также среди мелких млекопитающих. Во время драк почти нет правил, а проигравший должен удирать без проволочек, иначе он неминуемо погибнет.

У человека К.Лоренц и его коллеги-этологи отмечали двойственность видовой морали, близкой видам со слабым вооружением особи. В своих объяснениях они исходили из того, что далекими предками современных людей были небольшие стаи мелких существ массой 25-40 кг, без мощных смертоносных клыков и скальпелеподобных длинных когтей. Стычки подобных особей в процессе внутривидовой конкуренции не несли опасности смертельных ран и необратимых увечий, поэтому естественный отбор не был ориентирован на формирование идеальной морали, той, о которой мечтал Иисус Христос и другие светлые наставники и пророки.

Относительно «своих» человеческая мораль имеет заметные положительные аспекты, ибо и без предварительного обучения человек знает, что ударить «своего» - плохой поступок (хотя, в отличие от кобр или «гремучек», не обладает врожденным запретом на негативные действия по отношению к «своим»). Зато весьма плоха мораль по отношению к «чужим». Плохие поступки не только не запрещены генетически, человек еще и похваляется ими перед «своими», а «свои» (предводители стада, племени, народа или «державы») без всяких сомнений провозглашают убийцу «чужих» крупным героем и обвешивают его наградами.

Многих гуманитариев Запада, особенно из франкоязычных стран, где вершинным достижением учения о человеке считаются взгляды и идеи Руссо, весьма шокировали выводы нобелевских лауреатов-экологов из закона природной морали в приложении к человеку. Из этого закона и ряда достижений генетики следовал более чем неприемлемый для гуманитариев с левыми политическими взглядами вывод о том, что новорожденный вовсе не является «чистостраничным ангелочком», а вполне сформировавшимся «павианчиком» с выраженной программой плохого отношения ко всем, кого он относит к «чужим». Наверное, оскорбительные словечки «съянтизм» и «съянтист» были изобретены именно в этот период кем-то из не желающих воспринимать достижения этологии и генетики.

Подобное отношение многих западных гуманитариев (впрочем, это относится и к нашим, хотя они и вовсе незнакомы с достижениями естественных наук и ругают их, так сказать, впрок) к достижениям новых наук о человеке автор считает необоснованным и ошибочным, а главное - неконструктивным. Полное их отрицание сделает невозможным применение этих достижений в воспитании и социумизации молодежи, затруднит борьбу с наркоманией, суицидом и массой других проблем. У нас все еще продолжается если не юридический, то практический запрет на распространение и использование информации из области генетики и этологии человека, отдельных разделов работы мозга (природы эмоций, механизмов памяти и др.). На украинском языке автору данной статьи не приходилось встречать научных работ по рассматриваемой тематике. Нашим педагогам и воспитателям знакомо слово «этнография» (происходит от греческого ethnos - население, народ), но они понятия не имеют об этологии или нейромолекулярных механизмах всех эмоциональных состояний человека.

Подчеркнем, что задачи воспитания и обучения состоят не в заполнении «чистого» листа новорожденной человеческой души правильными каракулями и фразами, а в преодолении (почти «стирании») природных программ и замене на другие, нужные в наше время. Врожденная мораль почти идеально приспособлена для племенного общества, когда мало «своих» и слишком много вокруг «чужих». В нем, и это доказывают наблюдения этнологов, почти нет проблем с воспитанием и социумизацией новых поколений. Современное наше бытие ультимативно требует отнесения к «своим» всех и всяких землян (от шотландцев, имеющих, по некоторым данным, наивысший в мире коэффициент «гениальности», до алеутов и полинезийцев), иначе не будет надежд на выживание людского рода и его стабильное развитие в гармонии с остальной биосферой.

Автор считает, что преодолению природных и национально-патриотических стереотипов в воспитании и обучении, в формировании пригодных для жизни в демократическом обществе комплекса ценностей и стандартов коллективного поведения может весьма способствовать взаимодействие гуманитариев и «человековедов»-естественников. В индивидуальном же плане достижения этологии, наук о мозге, генетики и др. дадут совсем иную - прочную и проверенную - базу для рефлексии, для тактического и стратегического планирования своих действий.

Из изложенного следует, что представителям почти всех гуманитарных наук, а также большинству представителей искусств, не говоря уж о всех родителях, было бы весьма полезно ознакомиться с достижениями этологии, генетики, нейро- и нейромолекулярной биологии и т.п. Например, педагогика будет развиваться и без этих сведений, но медленно и замкнуто, опираясь на свои ограниченные ресурсы и «ползучую эмпирику». Использование данных молодых наук о человеке способно принести несомненную пользу для миллионов потенциальных пользователей.

А может ли автор гарантировать успех в преодолении всех перечисленных (как и неназванных) проблем в случае их обращения и надлежащего использования новой информации о человеке?

Если откровенно - не может. Тем более что уже были случаи более или менее «успешного» провала применения отдельных научных достижений (пример - прикладной психологии к проблемам воспитания в начале XX ст. Впрочем, она лишь частично может быть отнесена к естественным наукам).

Но, в конце концов, лишь практика ставит все по местам и отделяет полезное от ошибочного. Вот уже более 15 лет автор использует известные ему фрагменты «моря» естественнонаучной информации о человеке и ни разу не пожалел об этом, не обнаружил ее бесполезности или избыточности. Особо следует отметить, что она обладает тем методическим преимуществом, что оставляет каждого ее обладателя перед личным выбором - учитывать ее или нет. Убедившись, что речь идет о законах природы, молодежь никогда не отвергает ее, а в меру своих способностей и возможностей использует как базу для рефлексии и действий.

Пока же автор оставляет читателя перед выбором - знакомиться ему с «научным человековедением» или нет. Если ответ положителен - приглашаем к последующим публикациям (и, возможно, дискуссии) в «Зеркале недели».