СТРАТЕГИЯ «ОТЛОЖЕННОГО ЛИБЕРАЛИЗМА»

Вступление страны в этап экономической стабилизации делает особенно актуальным обоснование конструктивной модели послекризисного развития. Рассматривая этот вопрос, необходимо учитывать новую не только экономическую, но и политическую ситуацию, сформировавшуюся после президентских выборов. В отличие от предыдущих лет, когда при определении стратегии экономического развития основная линия противостояния проходила между рыночной и нерыночной идеологией, нынче центр дискуссий переместился в иную плоскость — определения возможных решений в рамках рыночной парадигмы. Это касается не только нас, но и ряда других стран СНГ, в том числе России.

Очень важно понять объективную обусловленность этого обстоятельства. Президентские выборы явились убедительным свидетельством расширения социальной базы реформ. По сути, во всех сферах экономики сформировались серьезные силы, требующие простора для своей деятельности. И это весьма примечательно. Люди, в особенности наиболее активная часть населения, молодежь, не хотят возвращаться к прошлому, они ожидают от политического руководства страны решительных действий, направленных на углубление начатых системных преобразований. В этой связи было бы безумием полагать, что мы можем хоть каким-то образом отступить от избранного курса рыночных реформ, возвратиться на путь директивной экономики.

В то же время не меньшим безумием является проявление «куриной слепоты» — упорное нежелание понять, что модель экономической политики, которую мы пытались реализовать в предшествующий период, себя исчерпала, что она не в состоянии разрешить сформировавшиеся в ходе реформ острейшие противоречия, обеспечить надежный фундамент экономического роста, радикально изменить ситуацию в социальной сфере.

Необходимо учитывать многовариантность логики дальнейших преобразований. Тем не менее выбор ограничивается, по сути, двумя возможными решениями: углубление основных постулатов неолиберальной модели или осуществление осмысленного перехода к институциональной модели рыночных преобразований, основанной на принципах дирижизма, сочетающихся с элементами сильного государственного регулирования. Я отдаю предпочтение второй версии экономической политики.

Речь идет не об отказе от стратегии экономической либерализации вообще, от либерализма как такового. Вопрос о другом: об отказе от радикального либерализма, которому отдельные политики отдают предпочтение, агрессивно толкая нас к идеологии «рыночного фундаментализма», которая, как считает Дж.Сорос, столь же опасна для открытого общества, как и коммунизм, об отказе от «новой чистки», от абстрактных моделей и схем, от механического копирования опыта других стран. Мы должны опираться прежде всего на собственный опыт, на все положительное, созданное в ходе реформ, а не вновь размахивать «революционным знаменем», кичась при этом громкой и никого ничему не обязывающей фразой.

В этой связи мне импонирует строго центристская по своему содержанию логика Послания Президента Украины, которая объединяет в себе как элементы «спокойного» либерализма, так и необходимые атрибуты существенного усиления дееспособности нашего государства, фактически базируется на принципе: «либерализма — сколько возможно, государства — сколько необходимо». Нам очень важно любой ценой сохранить наметившееся в последнее время выстраданное огромной ценой очень хрупкое политическое и экономическое равновесие. Послание Президента ориентирует общество на это.

Почему необходима смена экономической идеологии?

Потери предыдущего периода нередко пытаются объяснить недостаточной радикальностью осуществляемого курса либеральной трансформации: дескать, рецепты были правильными, но «пациент» не придерживался соответствующих рекомендаций. На этой основе сформировалась концепция «возвращения назад». Следует попробовать еще раз, начать все сначала: есть воля, есть парламентское большинство и реформаторское правительство. На этот раз может получиться. Л.Бальцерович определил даже исходную точку — отступить к 1989-му. У меня по этому поводу есть весьма серьезные сомнения. Потеря страной более половины экономического потенциала и еще в больших масштабах — снижение жизненного уровня, серьезные демографические проблемы — все это на «отдельные ошибки» никак не тянет. Нельзя, подчеркнул в своем выступлении в Верховной Раде Л.Кучма, списывать все и на «грехи коммунизма». Речь идет о более серьезном — о проблемах сущностного порядка. Ответственная политика не может игнорировать это.

При рассмотрении поставленных вопросов необходимо учитывать и их глобальные аспекты. Только наивные политики могут не принимать во внимание очень весомые аргументы, содержащиеся во многих исследованиях именитых западных ученых по поводу несостоятельности применяемых рецептов экономических преобразований, приведших к многократному обострению самой серьезной проблемы современности — проблемы бедности и глобального экономического неравенства. По некоторым оценкам, соотношение доходов 20% самых богатых людей планеты (так называемого «золотого миллиарда») к доходам 20% самых бедных составляло 30:1 в 1960 году, 60:1 в 1990-м и 90:1 в 1999-м. За последние 15 лет доходы на душу населения снизились в более чем 100 странах. Сошлюсь в этой связи и на высокий авторитет З.Бжезинского. Богатые страны, писал он еще в 1993 году, были зажиточнее бедных в 60-е годы в 30 раз, а к 90-м годам этот показатель увеличился впятеро — до 150 раз. Глобальное неравенство, считает именитый ученый и политик, по-видимому, станет ключевой проблемой XXI века.

Еще не так давно названная проблема воспринималась нами как боль других государств, проблема стран «третьего мира». Сейчас она пришла и в наш дом, касается каждого из нас, государства в целом. Нельзя об этом не говорить. Сошлюсь опять-таки на авторитетные исследования Всемирного банка. Если в 1990 году средний доход на душу населения в Украине составлял 2760 долл., то в прошлом году этот показатель (ВВП на душу населения по текущему валютному курсу) опустился до 617 долл. Согласно мировой классификации, это уровень бедных стран. Для справки: среднемировой показатель ВВП на душу населения превышает 5 тыс. долл., а в развитых европейских стран — 25 тыс. В 1990 году Украина была богаче двух третей стран мира; сейчас мы в группе государств, названия которых зачастую не просто найти на географической карте. Ранее мы выпускали почти 1,5% мировой промышленной продукции, сейчас — менее 0,5%. Производительность труда по сравнению со среднемировым уровнем ныне составляет менее 40%.

Наше внимание должно акцентироваться не только на количественных аспектах. На выходе предыдущего этапа реформ мы получили не только беспрецедентное по мировым стандартам падение производства и жизненного уровня населения, но и до предела деформированную воспроизводственную структуру, искаженную, мутантную по своему содержанию систему экономических отношений. Речь идет о так называемой виртуальной экономике, значительная часть которой базируется на теневых коррумпированных связях. Такая экономика не имеет механизмов саморазвития. Их следует еще создать. Без этого наиболее вероятен сценарий так называемого депрессивного развития и дальнейшей стагнации жизненного уровня. Общество вряд ли согласится с подобным.

Нельзя спекулировать в этой связи и на позитивных результатах экономической динамики, наблюдаемой в текущем году (5,5% роста ВВП, 10,4% роста в промышленности). У нас нет необходимых предпосылок гарантированной устойчивости такого развития. Но важно учитывать не только это. Позитивные процессы, о которых идет речь, стали результатом целенаправленного воздействия государства на развитие реального сектора экономики, перенесения центра тяжести экономической политики на микроуровень. Это была глубоко осмысленная четкая и принципиальная позиция Президента. После кризисных событий августа 1998 года на финансовых рынках России и не менее драматичных по своему содержанию процессов в нашей экономике и дальше слепо следовать обанкротившимся принципам неолиберализма, ограничивающим сферу экономической политики лишь преобразованиями макроуровня, было бы непростительной ошибкой. Ценой больших потерь пришло не только понимание, но и глубокое убеждение в том, что сама по себе макроэкономическая стабилизация без целенаправленных преобразований на микроуровне не может быть результативной.

В результате политика пассивного невмешательства в происходящие на микроуровне процессы начала постепенно заменяться политикой активного стимулирования экономического роста. Кстати, таким же образом был дан стартовый толчок экономике и в России. Имею в виду проведение соответствующей политики правительством Е.Примакова. Возникшие во второй половине 1999 года коллизии во взаимоотношениях Украины с МВФ объясняются во многом этими обстоятельствами. И тем не менее в своей предвыборной платформе Л.Кучма четко и последовательно отстаивал принципы именно такой, по своей сути, новой экономической политики — политики экономического роста. Экономика начала выходить из многолетнего, казалось бы, безнадежного шокового состояния благодаря воздействиям импульсов развития, базирующимся на этой основе. Думаю, что во многом благодаря именно этому мы получили позитивный для общества в целом и результат президентских выборов.

В контексте межстрановой стратификации

Хочу напомнить читателю о том, что наш выбор в пользу неолиберальной модели не был спонтанным. Не имея на старте реформ ни малейших представлений о логике рыночной трансформации, мы вынуждены были полагаться на принцип заимствования.

С конца 70-х — начала 80-х модель либеральной экономики повсеместно утвердилась в развитых странах Запада. К началу 90-х годов уже существовал положительный опыт рыночных преобразований на основе принципов неолиберализма, накопленный в странах Восточной Европы. Нельзя не учитывать и готовность Запада оказывать нам столь необходимую финансовую помощь исключительно под логику соответствующих преобразований. Для этого Украина должна была следовать рекомендациям МВФ, в основу которых были положены сформировавшиеся еще в начале 80-х годов принципы так называемого Вашингтонского консенсуса, имевшие первоначально четко выраженную латиноамериканскую направленность и лишь впоследствии перенесенные на страны с переходной экономикой, в том числе и на государства постсоветского пространства.

Основной смысл этих принципов сводился к ряду считающихся основополагающими в логике реформ позиций: 1) устранение государства из экономики; 2) ускоренная приватизация; 3) открытость экономики; 4) либеральное ценообразование; 5) приоритетность макроэкономической стабилизации и форсированное сжатие денежной массы как основы подавления инфляции; 6) ставка на внешние заимствования как главный инструмент политики экономического роста. Нетрудно заметить, что именно эти позиции полностью соответствуют логике неолиберальной идеологии в ее революционно- радикальной версии. Можно спорить по поводу того, насколько последовательными мы были в отдельных деталях, касающихся реализации указанной логики, но то, что она определяла сердцевину осуществляемых у нас преобразований, — бесспорно.

Но главное даже не в самом содержании преобразований — многое в нем достаточно приемлемо. Радикальные либералы пытаются бежать впереди паровоза, требуя быстрых реформ. «Быстрые реформы — основа успеха» — все осуществляемое рассматривается лишь в контексте этой формулы. Вспомним в этой связи, с чего мы начинали: стремительная либерализация цен — при сохранении государственной монополии, приватизация без минимального наличия национального капитала, полная открытость — при отсутствии национальной денежной единицы и многое другое. Сейчас, когда вдумываешься во все это, становится просто не по себе. Эволюционный принцип трансформации, противоположный предписанному, предполагает сохранение всего позитивного от прежней системы, революционный — полное разрушение старого. Вся суть возникших коллизий, вероятнее всего, кроется в этой противоположности.

Важно учитывать и внешнюю ориентированность соответствующих рекомендаций. Основные постулаты Вашингтонского консенсуса по своей сути определяли принципы интеграции сначала латиноамериканских стран, а затем и государств с переходной экономикой в мировое экономическое пространство, их приобщения к современным процессам глобализации. Это полностью совпадало и с стратегическими целями Украины. Однако проблема состояла в другом. За кадром остался вопрос: в качестве кого возможна подобная интеграция.

Мы все время пытались убедить себя и общество в том, что нам предписывается статус равноправного члена мирового сообщества. Внешне все действительно представляется таким образом, но если отбросить политическую оболочку, то легко обнаружить и нечто иное: в действительности за ширмой глобализации скрывается новая стратификация государств. Этот феномен еще достаточным образом не исследован в научной литературе, но уже сейчас очень четко видны его основные очертания. Речь идет о трехуровневом размежевании межстрановой иерархией: первый уровень — развивающиеся на основе постиндустриальной модели страны цивилизационного центра; второй уровень — периферийная зона — страны с традиционной индустриальной технологией и массовым производством. Эти страны импортируют высокие технологии, специализируются на экспорте, имеют низкую покупательную способность населения и узкий внутренний рынок; третий уровень — находящиеся за пределами периферийной зоны страны доиндустриального развития.

Важно видеть и другое: в системе межгосударственных экономических отношений целенаправленно формируются механизмы консервации подобной стратификации. Эти механизмы, по сути, исключают возможность вертикальной миграции стран с нижнего уровня на более высокий. И это объяснимо: постиндустриальный мир не стремится распространять свои ценности на другие государства. Формируется (или уже сформирована) его функциональная замкнутость. Нарастающее в последнее десятилетие неравенство между богатыми и бедными странами является подтверждением этого.

Проблема с особой силой обострилась в связи с тем, что в последние годы к числу бедных стран присоединились постсоветcкие государства, прочно закрепившиеся в периферийной зоне. Это хорошо видно на соотношении экономических потенциалов США и России. Если в глобальном масштабе на долю США приходится примерно 4,5% населения и в то же время 21% ВВП, и примерно половина мирового рынка финансовых капиталов, то на долю Российской Федерации — 2% населения, только 1,6% ВВП и менее 0,1% капитализации рынка.

В одной из своих публикаций на страницах «ЗН» (25 марта с. г.) я цитировал позицию одной из многочисленных групп работающих в Украине иностранных экспертов по поводу Послания Президента, в которой в весьма доброжелательном тоне выражается сомнение, «должна ли Украина с небольшим уровнем доходов быть представлена в высокотехнологических отраслях, в которых главными агентами являются высокоразвитые страны». Истинный смысл этой рекомендации можно понять опять-таки только в контексте межстрановой стратификации.

Не может не беспокоить и такое: как свидетельствует анализ, экономический разрыв между постсоветскими странами, в том числе Украиной, и странами ЕС в последние годы не только не сократился, но и увеличился. В этом смысле наши возможности быстрой интеграции в функциональные структуры мирового сообщества пока еще весьма иллюзорны. Выступая в Киеве, нобелевский лауреат Роберт Манделл отметил: «Некоторые люди считают, что Украине для вступления в ЕС потребуется лет сто, но мне представляется, что вы сможете достичь этого и за 20 лет». Трудно судить о реальности этого прогноза. Во всяком случае известно, что в официально одобренном графике на ближайшие 10 лет вступления отдельных стран в ЕС Украина не значится. В этой связи полагаю, что основные акценты политики нового периода должны сосредотачиваться на исправлении допущенных в прошлые годы деформаций. На это нацеливает нас и Послание Президента, где названная проблема является ключевой.

Основные направления изменений

Еще раз подчеркиваю: я не являюсь противником идеологии либерализма как явления западной цивилизации, адекватного ее современной стадии. Не исключаю и того, что по мере стабилизации экономической ситуации и исправления допущенных деформаций значимость чисто либеральных принципов будет возрастать и у нас. В этой связи корректней всего говорить о нынешней стратегии как о стратегии «отложенной либерализации». Нашей ошибкой было стремление интегрироваться в западноевропейскую цивилизацию через американские ворота. Европейская (рейнская) модель рыночной экономики нам намного ближе. Она намного социальней англосаксонской. Да и значимость государственного регулирования здесь принципиально иная.

Нам необходимо в первую очередь восстановить дееспособность государства, которое строго в соответствии с предписываемыми рецептами разрушалось «до основания». Не принималось во внимание, что максимальное ограничение экономических функций государства стало возможным только тогда, когда в странах Запада сформировались базовые структуры гражданского общества и экономической демократии, ставшие логическим продолжением рыночных саморегуляторов. До этого почти полстолетия западная экономика развивалась (да и во многом развивается сейчас) на основе максимальной опоры на силу государства. Все ведь хорошо знают: оборона (а это самые современные технологии), космос, информатика и телекоммуникации, Интернет, как, кстати, и аграрный сектор, — все это и сейчас развивается с помощью государства.

В Послании Президента решение поставленной проблемы не сводится к либеральной доктрине, ограничивающей роль государства лишь «выработкой правил игры и контролем над их соблюдением». Речь идет о значительно большем — об активном воздействии государства, с одной стороны, на трансфомационные процессы, с другой — на реализацию стратегии роста и повышение жизненного уровня людей.

Должна смениться и иерархия экономических приоритетов. В минувшие годы она выглядела следующим образом: на первом месте — рыночные реформы; на втором — макроэкономическая стабилизация; на третьем — экономический рост и повышение уровня жизни. Это опять-таки в полной мере соответствовало неолиберальной идеологии, идеологии развитого рыночного хозяйства, где проблемы реальной экономики фактически выносятся за пределы государственной политики — они должны решаться на основе рыночных саморегуляторов. В этой связи третий уровень приоритетов в большей степени лишь декларировался; основные же усилия были направлены на достижение первых двух. Одновременно задачи экономического роста были принесены в жертву макроэкономической стабилизации.

Мы имели возможность убедиться в несостоятельности и этой идеологической конструкции. Уроки прежних лет доказывают, что нельзя достичь надежной макроэкономической стабилизации, действуя лишь «сверху» с помощью монетарных инструментов. Переходная экономика еще не имеет достаточной гибкости, чтобы эффективно реагировать на макроэкономические сигналы. Поэтому в Послании логика приоритетов выстроена в обратном порядке: экономический рост и повышение уровня жизни; макроэкономическая стабилизация; институциональные реформы. Все это всецело подчинено достижению устойчивых темпов экономического роста 6—7% ВВП в среднегодовом исчислении.

Соответственно следует перестроить и логику макроэкономической, в том числе финансовой, стабилизации, которая должна базироваться на основе приоритетного решения задач первого уровня. При этом предполагается, что принцип предельной жесткости эмиссионной политики останется незыблемым. Стабильная гривня — это основа инвестиционной привлекательности национальной экономики.

Обозначенные подходы не вписываются в основные постулаты неолиберальной логики реформ. Нам говорят, что мы не должны изобретать в экономической политике «украинское колесо», а и дальше безропотно следовать накатанным мировой цивилизацией принципам. Я мог бы с этим согласиться, но не знаю ни одной из наработанных мировым опытом матриц, которая учитывала бы возможность соединения в одной экономике (как это имеет место у нас) средней заработной платы на уровне 35 долл. (не в час, а за месяц) и в то же время одного из самых высоких (даже по европейским стандартам) образовательного уровня населения (в 1998 году в странах ЕС имели возможность получить высшее образование 42% населения соответствующего возраста, у нас — 46%). Заработная плата на уровне 35 долл. не соизмеряется и с другим — производством самых классных в мире ракетоносителей, самолетов, авиадвигателей, многих образцов военной техники, энергетического оборудования, изделий тяжелого машиностроения и другого.

Подобные коллизии возникают и при рассмотрении принципов социальной политики. Они также не вписываются в стандартные схемы. За чертой бедности у нас не 15—20% населения, а более 70%. Среди них и «новые бедные» — лица с дипломом о высшем образовании. В этот разряд попадают и многие из моих коллег — университетская профессура. Или такой пример: мы имеем достаточно приличный закон о банкротстве, но он не может применяться, т.к. банкротов в экономике не 5—7% (как это имеет место опять-таки в стандартной экономике), а целые отрасли, каждое второе предприятие в промышленности и более 80% (по итогам прошлого года) в сельском хозяйстве. Такого рода иллюстрации можно продолжить. Наша экономика сплошь пронизана подобными противоречиями, и исправлять их нужно, строго руководствуясь не стандартными схемами, а здравым смыслом, опытом, приобретенным в течение почти десятилетнего периода реформ. Необходимо смело исправлять допущенные ошибки, опираясь при этом на собственный интеллект, строго руководствоваться национальными интересами. Убежден, что в этом случае, результат будет на порядок выше.

***

Недавно в издательстве «Основы» опубликована книга американского экономиста Дугласа Норта «Институции, институциональные изменения и функционирование экономики», удостоенная в 1996 году Нобелевской премии. В книге на широком историческом материале доказывается особая значимость для каждой реформирующейся страны прежде всего специфических условий развития, существование в каждой экономике «строго определенного набора формальных и неформальных иституциональных ограничений». Реформы, считает Д.Норт, не могут не учитывать этих ограничений. Проводя их, нельзя абстрагироваться от прошлого, от всего того, к чему люди привыкли, независимо от того, как относятся к этим реалиям реформаторы.

В этой связи мне весьма импонируют слова нового руководителя МВФ Хорста Келлера, отметившего: «Никто пока еще не располагает секретом того, как без сучка и задоринки трансформировать централизованную экономику в рыночную». И далее: «Реформы нельзя купить за предоставленные кредиты, и мы должны с этим считаться». С этим должны считаться и доморощенные радикалы.