Кризис экономизма

Украинские реалии порождают множество аналогий с процессами и тенденциями, имевшими место в глобализированной части мира в середине 70-х годов прошлого века. Тогда тоже нехватка продовольствия и бешеный рост цен на энергоносители в результате войны на Ближнем Востоке привели к серьезным инфляционным процессам, актуализировав сакраментальное — что делать?

Рекомендации экономистов средней руки оказались вполне прогнозируемыми. Тогда они предложили кардинально снизить уровень общественного потребления, свести к минимуму социальные расходы и в целом пересмотреть социальные стандарты в сторону их «реалистичности».

В свою очередь, представители «высшей лиги» в области экономики — нобелевские лауреаты — по этому поводу остроумно заметили, что лучше всего с рекомендациями «затянуть пояс» справился кампучийский режим Пол Пота: избавиться от инфляции он сумел оригинальным методом отмены денег, а уровень общественного потребления сократил столь существенно, что это привело к вымиранию в течение нескольких лет половины населения страны.

Использованный метод горькой иронии привел к появлению неологизма «экономический фашизм» и позволил общественному мнению понять главное: социально-экономическая сфера современного общества — слишком полиаспектное явление, чтобы при решении его сложных проблем полагаться на рекомендации лишь посредственных экономистов. Обидно, но по разным причинам Украина не усвоила эти прописные истины, поэтому сегодня она старательно выдумывает велосипед, который еще треть столетия назад был апробирован в различных экстремальных условиях.

В конце концов, неумение своевременно усвоить уроки истории — только драма, а вот что по-настоящему фатально и трагично — так это отсутствие тех интеллектуалов, которые смогли бы, подобно Фридриху Хайеку, преодолеть ограниченность линейных экономических подходов и способствовали бы выявлению сути проблемы и перспектив ее решения максимально выпукло, исчерпывающе.

В развитых странах современная экономическая наука острие своего внимания направляет на необходимость создания своеобразной теории относительности для экономики, поскольку стандартные модели уже не могут объяснить, почему, например, наличие высокой конкуренции не гарантирует высоких результатов. Зато украинские экономисты продолжают блуждать в дебрях мрачного средневековья, вообще не считая монополизм проблемой или, по крайней мере, не предавая эту опасность должной общественной огласке.

Если лауреат Нобелевской премии Томас Шеллинг в деталях разъяснил непродуктивность гонки ядерных вооружений и нерациональность природы homo eсonomus (человека, стремящегося к сиюминутной выгоде, игнорируя длительную перспективу), то в хоре украинских экономистов солируют голоса, настаивающие на сакральности критериев ВВП и на отношении к инфляции как к классовому врагу.

Никто не отрицает: ВВП — базовый концепт современной экономики, однако еще в 30-х годах прошлого века один государственный деятель вполне справедливо заметил, что «ВВП на хлеб не намажешь». Это следует понимать так: в недемократических и коррумпированных странах ВВП является отчужденной от жизненных реалий абстракцией, поэтому в подобных случаях, несмотря на повышение показателей ВВП, реальные черты приобретает алогичное с точки зрения классической экономической теории снижение уровня жизни большинства слоев общества.

С чем-то подобным Украина уже сталкивалась несколько лет назад, когда мы были свидетелями, казалось бы, несовместимых реалий: с одной стороны, прирост ВВП, измеряемый двузначным числом, а с другой — снижение уровня благосостояния едва ли не двух третей населения.

Дабы подвести черту под мифологемой ВВП, отметим: этот показатель приобретает признаки критериального ориентира лишь в условиях, когда в обществе: а) искоренены рецидивы коррупции, б) проведено разграничение бизнеса и власти, в) достигнут консенсус управленческого менеджмента по поводу принципов использования преимуществ экономического роста.

Если приведенные требования не соблюдены, то оперировать индексом ВВП неуместно, поскольку в таких случаях это не имеет ничего общего с экономической действительностью, однако используется в пропагандистских целях с целью политического, идеологического и межличностного противостояния.

Отношение к инфляции также требует значительных демифологизационных усилий — прежде всего в экспертной среде и СМИ. Бесспорно, кто обжегся на молоке, тот еще долгое время будет дуть на воду: если страна 15 лет назад пережила гиперинфляцию в размере более 10000%, то у взрослой части ее населения любое упоминание об инфляционной составляющей и сегодня будет вызывать крайне неприятные ассоциации. Между прочим, политические оппоненты нынешнего правительства используют эту особенность хоть и излишне тенденциозно, но довольно эффективно.

Сложности со взвешенной, непредвзятой оценкой положения дел с инфляцией обусловлены тем, что этот социальный индекс является результатом не только экономической, но и социально-политической, управленческой и многих других сфер. Начнем с сугубо экономических аспектов, призванных существенно снизить уровень неоправданных фобий.

Вам наверняка приходилось слышать сравнение денег с кровеносной системой социума: мол, так же, как и кровь, деньги должны осуществлять интенсивную циркуляцию, иначе органы не будут получать необходимой подпитки, а значит — будут находиться в недееспособном состоянии.

Впрочем, не менее корректным окажется сравнение с кровообращением инфляционного фактора общества: некоторый уровень инфляции крайне желателен для экономического роста, поэтому истории экономической науки известно немало случаев, когда инфляцию сознательно стимулировали, чтобы таким образом обеспечить более высокий уровень экономической активности, «разогреть» экономику.

Объективный вывод заключается в том, что ни отсутствие инфляции не является общественно-экономической панацеей, ни инфляция как таковая не является воплощением абсолютного зла. Если, например, инфляция в размере 10% обеспечивает прирост ВВП в 10% и повышает реальные доходы населения на 30%, то суммарно для страны это намного лучше, чем 0% инфляции, 0% прироста ВВП и 0% роста доходов граждан. В конце концов, инфляция — это только один из многих показателей экономической жизни, поэтому его объективная, корректная оценка возможна лишь при условии комплексного анализа всех показателей.

Самый простой способ сформировать искаженное представление о причинно-следственной связи в инфляционных тенденциях — это ограничиться констатацией чисто цифровых показателей и экономических аспектов этого явления. На самом же деле инфляция является производной от влияний многих институционально-управленческих, политических, психологических, административных и даже межличностных факторов. Эта особенность тем более характерна для так называемых переходных, транзитных обществ, к которым относится и современная Украина.

Трудно понять, почему оппозиция, секретариат президента и большинство СМИ стыдливо умалчивают о факте существования экономически-ценовой инерции — так называемого инерционного лага инфляционных процессов длиной в четыре-шесть месяцев. Иными словами, если инфляционные показатели сентября—декабря прошлого года составляли порядка 30% в годовом измерении, то с какой же стати они должны коренным образом измениться 1 января 2008 года? Конечно, этот вопрос — риторический. И если кто-то не считает его таковым, то пусть сформулирует убедительный ответ.

Также невозможно понять, почему глава государства, довольно профессионально владеющий аспектами зависимости инфляции от валютно-курсовой динамики, не говорит о том, что в результате жесткой привязки гривни к фиксированному курсу доллара Украина фактически импортировала более 10% инфляции в течение предыдущего полугодия, ведь именно на такой процентный уровень упал курс доллара к другим ведущим валютам мира.

Могло ли правительство откорректировать валютно-курсовую составляющую инфляции? Статья 99 Конституции Украины утверждает: не могло и не может в принципе. Согласно букве закона, президент и его секретариат тоже не в состоянии административно влиять на формирование валютно-курсовой политики, но постараемся быть откровенными: если бы глава государства не транжирил свой аналитический запал на то, чтобы цепляться к правительству по поводу любой мнимой опасности, а вместо этого своевременно апеллировал бы к Нацбанку по поводу вполне реальных угроз, которые подстегивают инфляционные перспективы в случае сюрреалистической привязки гривни к доллару и игнорирования падения денежной единицы США к корзине основных мировых валют, то можно не сомневаться: сегодня мы бы констатировали значительно более низкий уровень инфляции.

Почему лишь спорадически звучат упоминания о еще одной существенной внешней составляющей украинской инфляции — беспрецедентном росте цен на продукты питания и нефть во всем мире? Ведь дошло до того, что впервые за время существования «большой семерки», а со временем и «большой восьмерки» накануне заседания в Японии была пересмотрена повестка дня: вместо рассмотрения проблем глобализации и изменения климата сейчас на обсуждение выносится именно аспект подорожания нефти и продуктов питания. Напомню: в отличие от Северной Кореи, Украина является неотъемлемой составляющей мировой экономики. И если в течение предыдущего полугодия мясо и зерно во всем мире подорожали на 35—60%, то наша страна не может быть исключением из общего правила.

Еще одна важнейшая инфляционная составляющая — психологический фактор, в разных случаях «обеспечивающий» от 5 до 25% номинальной инфляции. Это упрек в адрес тех, кто вместо действенных предложений, направленных на борьбу с инфляционными тенденциями, подогревает их безответственными публичными заявлениями о «неотвратимости очередных инфляционных волн».

К сожалению, в отличие от волн океанских, волны инфляционные существенно зависят от панических разговоров о них государственных мужей. Если этим мужам не известна такая прописная истина экономической науки, то им стоит поискать лучшее применение своим возможностям. Если же это не новость для них, то в таком случае тем более напрашивается вопрос: а государственные ли они мужи?

Административную составляющую инфляции также не стоит сбрасывать со счетов — особенно в украинских условиях, где торговая надбавка и в целом правила ведения торговли в регионах значительно зависят от местных органов власти. Поэтому если кто-то из губернаторов инфантильно разводит руками — дескать, от меня тут мало что зависит, то ему стоит поинтересоваться опытом своих соседей, у которых уже имеют место процессы дефляции.

В конце концов, тут тоже есть альтернатива: можно либо написать заявление по собственному желанию, либо аргументированно доказать, что облгосадминистрации не в состоянии влиять на процессы ценообразования. Тогда возникнут основания для упразднения этой балластной властной горизонтали, а значит — будут сэкономлены значительные бюджетные средства. Но что-то мне подсказывает, что в случае постановки вопроса таким образом руководство областей начнет наперебой доказывать, что лучше их никто с инфляцией не справится.

Итак, экономисты часто воспринимают социально-экономические реалии слишком абстрактно, а политики — слишком тенденциозно. Так что же все-таки делать? Вывод лежит на поверхности: необходимо вспомнить, что свет не сошелся клином на экономистах и политиках — есть еще экспертная среда, гражданское общество и средства массовой информации, не разучившиеся думать и не утратившие чувство гражданской ответственности. Обеспечить интенсивный диалог в этом треугольнике — дело не только чести, но и перспектив Украины на будущее. Ведь, как говорили в Древнем Риме, не так страшна ложь, как не вся правда.