МАЛЫЕ РЕКИ — БОЛЬШИЕ ЗАБОТЫ СУЛУ, ВОРСКЛУ, РОСЬ, ПСЕЛ, ЛАТОРИЦУ... МЫ ДОЛЖНЫ СОХРАНИТЬ ДЛЯ ВНУКОВ И ПРАВНУКОВ

Моя первая встреча с этой сказочно красивой рекой состоялась лет десять назад. На окраине маленького провинциального городка Великая Богачка на Полтавщине я увидел девственно чистый берег, вдоль которого можно было пройти километр и не встретить ни души. Увы, сейчас полевыми дорогами колесят десятки машин. Сюда, в глубинку, уже добрались даже престижные иномарки. Местные жители (а может, и гости из других краев) на берегу, у самой воды пьют, гуляют, жгут костры. После их посещения остаются разбитые бутылки, консервные банки, тряпки, обрывки бумаги и даже использованные резиновые изделия, которыми медики советуют защищаться от СПИДа... Да, волшебный Псел давно уже не «терра инкогнито». К счастью, сама река за последние годы не сделалась более грязной. А вот что касается рыбы... Уловы дачников становятся все более и более скромными. Впрочем, понимаю, что это вовсе не показатель. Но и сами жители Великой Богачки, прекрасно знающие повадки местных щук и судаков, в последние годы тоже не могут похвалиться добычей. А ларчик открывается просто. На малых реках Украины свирепствуют — иначе не скажешь — электроловцы.

В начале 90-х годов многие предприятия военно-промышленного комплекса приказали долго жить. И специалисты-электронщики, оставшись без работы, переключились на снасти, вернее, орудия лова. Сегодня электроудочка — настоящий бич небольших водоемов, хотя схемы такого лова впервые были опубликованы еще в
50-х годах в книге «Промышленное рыболовство» и других изданиях. Дело в том, что подобный метод вполне законно использовался на ряде водохранилищ (в частности, в прудах-охладителях), где специально выращивали карпа или толстолобика. Понятно, данную продукцию нужно было получить достаточно быстро и эффективно. К слову, толстолобика другим способом выловить вообще трудно: он хорошо видит и в сеть не идет. Поэтому для отдельных участков некоторых водоемов разрешения (с очень многими оговорками) дают и сегодня. Главное условие — чтобы тот, кто ловит, сам и выращивал живую продукцию.

Однако браконьерам чье-либо согласие не требуется. Удачливый электроудочник во время нереста за час-другой вполне может взять — слово «поймать» тут вообще не подходит — несколько центнеров. Чем крупнее особь, тем она больше подвержена воздействию тока. Причем рыба после такой обработки начисто утрачивает способность к размножению — перестает нереститься. Браконьеры выбивают маточное поголовье. Запасы малых рек тают как снег на солнце. Впрочем, все постигается в сравнении. Электроудочка — еще цветочки. Такой способ рядом с «бомблением» выглядит просто детской забавой.

— Недавно в составе украинского отряда международной экспедиции по трансграничным рекам бассейна Днепра, в которой, кроме Украины, участвуют Россия и Белорусия, мне довелось побывать на Волыни и в Ривненской области, — рассказал заместитель директора Института гидробиологии НАН Украины, заведующий лабораторией гидробиологии речных систем, кандидат биологических наук Сергей Афанасьев. — Тут протекает Стырь — речка с весьма своенравным характером. На ней множество перекатов, чередующихся с плесами и омутами, глубина которых достигает семи и более метров. В таких ямах ближе к зиме скапливается достаточно крупная рыба. Так вот, местные жители ее «бомбят» — глушат с помощью самодельной взрывчатки, в состав которой входят селитра, алюминиевая пудра и другие компоненты. Причем делают это совершенно открыто, не таясь. Более того, охотно рассказывают о своих «подвигах».

Рыба нам требовалась для анализа, в частности, чтобы определить, сколько в ней тяжелых металлов и радионуклидов, — продолжает Сергей Александрович. — Обычно мы покупаем щук и окуней у населения. А тут взрослые дяди вполне серьезно, без тени смущения сообщали: «Сегодня еще не бомбили. Приходите завтра». «Люди добрые, — говорю им, — что вы делаете? Это же дикость! Ваши дети и внуки рыбы в Стыре вообще не увидят!». Взрывы убивают все живое, даже мелких беспозвоночных — кормовую базу обитателей здешних вод. И нарушение звеньев пищевой цепочки происходит во всей речной долине. Ведь многие виды живности, обитающей в воде, являются кормом, скажем, для камышевок и уток...

— Чем же объяснить подобное варварство? — спрашиваю у гидроэколога. — Мы ведь, слава Богу, живем не в военное время, когда рыбу глушили, чтобы не умереть с голоду. Наконец, у народа существуют обычаи, предписывающие беречь природу. Такие заповеди должны передаваться из поколения в поколение, а вот поди ж ты...

— Обсуждать политическое положение страны не входит в мою компетенцию, — ответил Сергей Афанасьев. — Беспредел на малых (да и крупных) реках в большой степени обусловлен состоянием экономики. Люди в очень трудной ситуации стараются выжить. С другой стороны, сказывается отсутствие четких законов относительно рыбы и вообще водопользования. Да и кому бороться с браконьерами, если один-два инспектора приходятся у нас на регион, насчитывающий десятки рек и сотни озер. Спрашивается, как два по уши загруженных работой, задерганных нашей нескучной действительностью рыбинспектора могут проконтролировать, скажем, всю Закарпатскую область? Да никак! Учтите еще, что зарплата у них, как выразился в свое время популярный советский сатирик, хорошая, но маленькая...

К сказанному ученым остается добавить, что во многих городах и весях милиция считает борьбу с браконьерами делом второстепенным, не входящим в ее обязанности. У стражей порядка забот, и впрямь, невпроворот. Представителям экологической инспекции сражаться с каждым браконьером тоже, вроде бы, недосуг, хотя с рыбинспекцией их задачи в какой-то степени переплетаются. Куда важнее не допустить, считают они, чтобы какое-то предприятие не сбросило в ту же реку сточные воды: вред будет большим, чем от нескольких десятков губителей природы. Конечно, одним карающим мечом все проблемы не решить. Но в столь важном вопросе функции разных организаций должны непременно пересекаться.

В последнее посещение городка на Псле за три недели я ни разу не встретил представителей природоохранных организаций, а вот браконьеров — неоднократно. Их сети безжалостно утюжат малые реки и озера Украины. О том, что остается там после электроудочек и «бомбления», можно, пожалуй, не говорить — и так все ясно. Но вот ведь что возмущает. Губители природы во многих местах (не только на речке Стырь!) не скрываются и даже не стесняются. Они действуют нагло, открыто, как будто так и положено. Проезжая через наши провинциальные городки, я не раз видел на их улицах автомобили, на крышах которых — на багажниках — были уложены сети. И это, судя по всему, никого особенно не шокировало. Мне могут сказать, что подобные орудия лова, как и мусор да кострища на берегах Псла, — естественные издержки урбанистической цивилизации. Полноте! На окраине отнюдь не страдающего перенаселением провинциального городка? Не слишком ли часто и легко мы оправдываем такими «издержками» собственное разгильдяйство и по-дикарскому наплевательское отношение к природе. Сегодня ни один представитель самого первобытного народа, затерянного в дебрях Амазонки, не станет подчистую истреблять животных, которыми питаются его соплеменники. Он, в отличие от нас, непременно подумает и о завтрашнем дне...

В начале нынешнего года
один из коллег Сергея Афанасьева рассказал журналистам о парадоксальном (во всяком случае, на первый взгляд) факте. Судите сами. Сегодня многие заводы еще стоят, водный транспорт работает в пол- (если не в четверть) накала. Значит, Днепр, Десна, Днестр, по логике вещей, должны становиться чище. А они не становятся. Многие очистные сооружения стареют и приходят в негодность. Денег на их содержание у предприятий нет. Ну а новые установки просто не строят. Боюсь, то же самое мы увидим сейчас на подавляющем большинстве малых рек. Коммунально-бытовые стоки сплошь и рядом сбрасываются в них вообще без всякой очистки. К этому в сельской местности следует добавить выпас скота на берегу и распашку земли до самого уреза воды. А вот еще проблема. Много вы видели коровников или свиноводческих комплексов, стоки которых прежде, чем попасть в ближайшие речку или озеро, подвергались бы очистке? То-то и оно.

И все же Псел, Уж, Стырь, Рось и другие малые реки, если их не добивать химическими сбросами, с подобными вещами еще с горем пополам справятся. Но когда на берегу появляется сахарный завод, дело принимает и вовсе скверный оборот. А ведь и его стоки по сравнению с тем, что сбрасывает в реку, скажем, химкомбинат либо предприятие с жестким химическим профилем, — просто божья роса. Это хорошо видно на примере Западного Буга. В его бассейне есть великолепная речка Луга — редкой красоты, глубокая, с чистой, прозрачной водой, роскошными пойменными лугами и вполне приличным количеством рыбы. Но столь идиллическую картину можно наблюдать только до Владимира-Волынского, где очистные сооружения оставляют желать много лучшего. Дальше Луга преображается. Красавица на глазах превращается в заурядную дурнушку.

Подобная ситуация особенно четко отслеживается на горных реках. Течет себе Латорица, не ведая проблем, до первого городка. А дальше уже «пенится и шумит» с изрядной дозой всяческой пакости. Как объяснил руководитель лаборатории гидробиологии речных систем, в этом можно убедиться как по качеству воды, так и по тем организмам, которые живут в данной речке. Заметим, что некоей степенью «учености» обладают сейчас и хозяйственники. Узнав о прибытии очередной комиссии, они закрывают заслонку. Сброс прекращается. Отобранные пробы свидетельствуют: вода вроде бы достаточно чистая. А через день-два, как в сказке про белого бычка, все начинается снова. Но существует метод, помогающий разоблачить самого хитрющего из всех хитрых. Этот способ называется биоиндикацией. О состоянии реки красноречиво (и главное совершенно честно) способны рассказать живущие в ней организмы. Да, вода действительно может быть то чистой, то грязной. Но они-то обитают в ней постоянно. К великому сожалению, в наши водоемы сбрасывают все что угодно, начиная с хозяйственно-бытовых стоков и заканчивая насыщенными скипидаром отходами деревообрабатывающей промышленности. Об их вредности часто судят по химическим показателям. Однако эту оценку можно сравнить с моментальным снимком. Вы взяли пробу сейчас, а что было пять минут назад, — неизвестно. Та вода и в прямом, и в переносном смысле уже утекла.

С другой стороны, совершенно очевидно, что если в данном месте живет моллюск, который требует относительно чистой среды обитания, и ему отпущено природой три года, то речка весь этот период была более-менее незагрязненной. Или более-менее грязной, если в ней обитают другие виды, например трубочники. Иными словами, существуют и биопоказатели загрязненной воды. Тут нелишне заметить, что биоиндикация обходится дешевле химических анализов, не требует особого оборудования и реактивов. Правда, специалист, умеющий пользоваться подобным «дешевым» методом, должен предварительно закончить университет. Следует также заметить, что единственное научное учреждение Украины, сотрудники которого способны квалифицированно применить биоиндикацию, — Институт гидробиологии НАНУ.

— Качество воды — один из важных аспектов состояния экосистемы, — растолковывал мне Сергей Афанасьев. — Но если мы хотим увидеть картину в целом, химические анализы не помогут. А вот биологические методы поистине незаменимы. Это, слава Богу, уже поняли в Европе и пошли дальше нас, хотя Украина в свое время занимала в данном направлении передовые позиции. Сейчас во Франции, Бельгии и ряде других стран биотические индексы введены в нормативы. Наши чиновники подобную методику подчас просто не воспринимают: она трудно поддается формализации. А коль так, то и финансируется с большим скрипом. Когда у вас наряд на пять или десять часов, это ясно. Но, предположим, вы работали над статьей пять лет. Как ее оплатить?

Итак, сегодня гидроэкологам не приходится гадать на кофейной гуще. Они могут довольно четко определить, какие из малых рек пребывают в относительно нормальном состоянии, а какие — в плохом. А что дальше, каковы действия государства? Какие меры принимают местные власти? Часто все заканчивается лишь констатацией фактов. К сожалению, грязные речки не становятся чище. Зато наоборот — это бывает. Правда, есть немногочисленные исключения из общего правила. Как сообщили в Институте гидробиологии, они связаны с получением международных грантов. Речь идет, в частности, о трансграничном переносе загрязнений. Сейчас кое-где финансируются работы, направленные на улучшение очистных сооружений. Инвестиции идут и в оснащение лабораторий экологических инспекций — чтобы они были способны вовремя отслеживать появление загрязнений. В этом плане, полагает Сергей Александрович, особенно показательна история с Тисой. После того как в нее попали цианиды из Румынии, Закарпатская область получила деньги на улучшение службы контроля. Но произойди авария где-то на территории Украины, все меры ограничились бы снятием с поста руководителя провинившегося предприятия. Однако трансграничный перенос загрязнений — дело серьезное.

Но если малая река не интересует власти соседнего государства, и всякая гадость, попадающая сюда из наших сел и городов, не выходит зримо и осязаемо за пределы Украины, пребывать такой речке в грязнулях до скончания века. Как ни печально, грязных рек в Украине много, считают гидроэкологи. Куда трудней обнаружить чистую. По мнению руководителя лаборатории гидробиологии речных систем, здесь скорее следует говорить об отдельных участках некоторых наших водоемов, например, верховьях Латорицы, Ужа, их притоках. Из равнинных рек можно назвать (опять же частично) Ворсклу, Псел, ряд малых рек бассейнов Припяти и Десны (выше Чернигова).

— Считать чистой какую-то нашу реку целиком просто не могу, — говорит Сергей Александрович. — В первую очередь следует обращать внимание на состояние поймы. Если видим развитую систему пойменных водоемов, а речная долина не распахана, еще на что-то можно надеяться.

Когда-то древнерусские воины, разгоряченные битвой, пили воду прямо из речки, пользуясь вместо чаш «шеломами». Что сегодня стало бы со смельчаком, утолившим жажду водицей, зачерпнутой, к примеру, из Сулы? В лучшем случае он отделался бы расстройством желудка, считает ученый. А вообще не рекомендовал бы пить даже из очень чистой реки, если температура воды в ней выше 12 градусов. Правда, рыбаки под Новый год пьют днепровскую воду прямо из лунок на территории Киева. И ничего — живы-здоровы. Но зимой в ней практически отсутствует бактериальная составляющая, а концентрацию химических элементов можно считать неопасной. По крайней мере сразу их воздействие не ощущается, но со временем... Только кто же станет раскладывать по полочкам постепенное ухудшение своего здоровья? А вообще оно связано с чистотой наших рек самым что ни есть непосредственным образом. Как и здоровье всей украинской природы.

Здесь очень уместна аналогия с кровеносной системой человека, утверждает Сергей Александрович. Сердце не может работать нормально, если в плохом состоянии концевые сосуды. Малые реки — сосуды земли и гидросферы. При наплевательском отношении к ним мы доведем свою землю до инфаркта. Столь же прямая аналогия между запруживанием малых рек и тромбами в кровеносной системе. Что делал колхоз (а потом КСП), когда требовалось полить огороды? Прежде всего начинал строить запруду на местной речке. Ведь на ручейке насос не поставишь. Кроме всего прочего, в ставке можно разводить рыбу, купаться. В конечном итоге, речка превращается в систему прудов. Наиболее зарегулирован в подобном отношении бассейн Южного Буга. У этой реки нет практически ни одного притока без различного рода ставков и всяческих водохранилищ.

— Малые реки испокон веку были связаны с досугом — купаньем, летней и зимней рыбалкой. Но отдых на воде не должен сопровождаться хищническим изъятием природных ресурсов, — подчеркивает гидроэколог. — У нас кое-где уже добрались даже до крупных моллюсков. Их жарят и едят, называя «мидиями». Конечно, на вкус и цвет товарищей нет. Тем не менее и экологическая безграмотность должна иметь какой-то предел. Такие моллюски фильтруют всю ту грязь, которая попадает в реки. Благодаря им вода остается более-менее чистой. Зато в «мидиях» накапливаются и радионуклиды, и тяжелые металлы, и другие, столь же съедобные вещества.

Наверно, у многих после
всего, что изложено выше, возникнет один и тот же вопрос: мы довели свои малые реки, что называется, до ручки или еще есть какой-то шанс их спасти? Специалисты, с которыми я беседовал, настроены умеренно-оптимистически. Шанс есть, говорят они, но дело не только в деньгах. Смешно думать, что стоит им появиться, и все решится само собой. Нам нужно основательно изменить сознание народа, которое подобно малым рекам, подверглось в прошлом веке значительному загрязнению.

В Германии существует интересная программа ренатурализации рек. Их кое-где как бы вписывают в уже существующий городской ландшафт. Строятся искусственные пороги, появляются новые плесы и омуты. Иначе говоря, из натуральных материалов создается то русло, которое в свое время было уничтожено. И по городу течет живая река. Бедная (в материальном смысле) Украина, понятное дело, не может позволить себе подобных расходов, но мы, дружно взявшись, еще способны изменить общественное сознание. Несколько десятилетий назад Рейн называли сточной канавой Европы. Сегодня тут встретите такую прихотливую рыбу, как лосось. Чем же мы хуже немцев? Разве наша страна не способна выполнить программу глобального экологического фонда ООН «Оздоровление бассейна Днепра»? Но для этого каждый должен четко осознавать: «На мне жизнь не кончается!». Неповторимо прекрасную украинскую природу мы обязаны сохранить для внуков и правнуков.