«Знову наснилось дитинство». Как в Украине выросла «Мамина вишня»

В феврале 2008-го исполнилось бы 70 лет композитору Анатолию Пашкевичу (а не стало его три года назад — в январе). Это был истинно народный украинский композитор. Во всяком случае, две его самые популярные песни — «Мамина вишня» и «Степом, степом» — некоторые слушатели искренне считали народными. Эти песни знали в каждом доме. Знали и пели. В редакцию музыкальных программ Украинского радио поступали мешки писем — люди снова и снова желали услышать эти песни в эфире. Собственно, родилась «Мамина вишня» 30 лет тому — автор стихов поэт Дмытро Луценко. Песню в свое время с блеском исполняли солистки Черкасского народного хора Ольга Павловская и Евгения Крикун. Но неимоверной славы «Мамина вишня» достигла, когда в свой репертуар ее включила Раиса Кириченко. Песню подхватил весь украинский народ. Василь Юхимович тогда заметил: «Это настоящая новейшая украинско-соборная песня!.. » Говорят, что «Вишня» была одной из любимых песен и матери Владимира Васильевича Щербицкого, и он лично позаботился о звании для одной из исполнительниц.

В память о композиторе Анатолии Пашкевиче, в память о юбилее самой «Маминої вишні» — эти воспоминания…

Пожалуй, стоит начать с самих песенных строк...

Знову наснилось дитинство

Тепле, як гарна весна.

Вишня вдяглася в намисто,

Мама щаслива й сумна.

Там за село проводжала

Долю мою молоду….

Щедро мені щебетала

Мамина вишня в саду.

Вдаль голубими вітрами

Весни за обрій пливли.

Раннім туманом у мами

Коси, мов дим, зацвіли.

Мати в тривогах вінчала

Щастя жадане й біду...

Радо мене зустрічала

Мамина вишня в саду.

Здавна близьке й сокровенне

Все там, аж терпне душа.

Начебто й мама до мене

Стежкою в сад поспіша.

Знов, як бувало, до столу

Кличе, лиш в хату зайду...

Ронить зацвіток додолу

Мамина вишня в саду.

Пісня любові дитинства

В серці бринить, як струна.

Наче священна молитва

З рідного краю луна.

Та не порадує літо

Душу мою молоду….

Плаче тепер білим цвітом

Мамина вишня в саду.

Сейчас трудно выстроить всю хронологическую цепочку создания «Маминої вишні». По воспоминаниям и документальным источникам, первые очертания песни начали вырисовываться тогда, когда Пашкевич после взлета возглавляемого им Черкасского народного хора и нескольких лет работы с заслуженным ансамблем «Дарничанка» в Киеве «пошел», как говорят артисты, в Луцк, реанимировать, а точнее — создавать заново Волынский народный хор.

Уже к тому времени, где бы ни работал известный композитор, автор украинского реквиема «Степом, степом», к нему тянулись певцы и музыканты со всей Украины. Вслед за своим хоровым «отцом» из города в город, из хора в хор переезжали семьи артистов, чтобы работать только в его коллективах.

…Живя и работая в разных городах, артисты общались в географическом треугольнике Киев – Луцк — Черкассы. Но дышали одной идеей.

— Это было примерно в 1978 году... Припоминаю, как позвонил Дмытро Омельянович Луценко. Рассказал о маминых тюльпанах, о вишне, о том, как умирала мама, — делился воспоминаниями с автором этих строк Анатолий Пашкевич (в 1988—1998 годах он работал с Черниговским народным хором). Разговор наш очень взволновал поэта. А через несколько дней Дмытро Омельянович привез несколько строк будущей песни... Дмытра, кстати, любили и уважали! Сколько друзей у него было! Например, в драмтеатре выйдет сказать слово перед зрителями и артистами, а аплодисменты минут десять не стихают: и концерт не начинается, и он слова не может вставить, чтобы поблагодарить... А сколько мы спорили в творческих муках во время работы над песней. Он всегда говорил, что нужно найти «зернинку», из которой бы проросла песня. И вот начались творческие поиски этой «зернинки». Дмытро закрылся в комнате, а я с баяном — на кухне. Музицировал. Искал музыкальный оборот, который высветил бы образ матери у дома, двор, садик, детство. И вдруг появляется: «...плаче тепер білим цвітом мамина вишня в саду». Я бегу в комнату и кричу: «Дмытро Омельянович, есть песня — «Мамина вишня»!

Дмытро Омельянович слушал мою импровизацию, и я заметил в его печальных глазах далекие огоньки, которые отсвечивали невыносимую боль, затаившуюся в его сердце еще тогда, когда хоронил свою дочь Ларису, ей было всего семнадцать лет...

Держа в руке бумагу, он взял стул, пошел в конец комнаты, сел лицом в угол — и начал писать... Его плечи вздрагивали. Я тихонько вышел на кухню, сидел тихонько, курил. Из комнаты доносились поэтические строки. Я слушал, как Дмытро Омельянович дрожащим голосом искал ту «зернинку», из которой и прорастает песня...

Я чувствовал, что поэт унесся воспоминаниями в свое дет­ство, в родную Березовую Рудку на Полтавщине... К могиле мамы, провожавшей его молодую долю за село...

(Авторская запись в Чернигове, май 1996 г.)

***

У каждого из авторов и исполнителей было, бесспорно, немало воспоминаний, связанных с «вишней» детства. Все они ложились в фундамент песни и, в конце концов, помогли ей подняться над другими мелодиями.

Из воспоминаний народной артистки Раисы Кириченко (запись — октябрь 1996 года):
— Припоминаю, как Дмытро Луценко в который раз наведался в Черкассы. Бродя улицами города, он спросил меня: «Рая, а какую песню ты еще хотела бы спеть?» Я ответила, что петь хорошую песню всегда приятно. А тем более, если она написана для меня. Хотелось бы очень красивую песню о маме...

И вот однажды вечером я хлопотала на кухне. Телефон разрывался. Я подбежала.

— Добрый вечер, Раечка, слушай, — и сразу начал читать стихи. Я замерла! И под конец уже плакала, как ребенок. Он спросил: «Ну как?» А я не могла сразу ответить, а через несколько минут говорю: «Это оно, у меня даже сердце замерло!» — «Ну хорошо, — говорит, — музыку напишет Толя Пашкевич».

Прошло время, Анатолий Пашкевич уже работал на Волыни, а я оставалась в Черкасском хоре, где руководителем стал Евгений Кухарец.

В один из очередных звонков Дмытро Омельянович сообщил мне, что песня готова. И тут — о, удача! — мы едем на гастроли в Луцк. С надеждой получить наконец песню, как на крыльях лечу скорее к Анатолию Пашкевичу... Опоздала. Песня была готова, но не для меня... Стало больно... Композитор распорядился по-другому... Дмытро Омельянович тоже волновался. Он посвятил мне стихи о маминой вишне, а «Мамину вишню» пели без меня.

Успокоил меня поэт. Попросил, чтобы я тоже ее исполняла. И не сомневалась, что это песня — для меня. И я пела...

В декабре 1995-го в канадском городе Торонто проходили мои сольные концерты. На каждом из них я исполняла «Вишню». Зрители всегда встречали ее аплодисментами. А потом кричали: «Хату мою, білу хату»... И я пела по их просьбе и эту песню. И так во всех залах.

***

А вот что вспоминает заслуженный артист Украины Мыкола Кириченко (запись — ноябрь 2005 г.)

— Хочу сказать о таком деликатном обстоятельстве. Поэт Дмытро Луценко относился к нам с Раей, как к своим детям. Его дочь, очень талантливая и красивая девушка Лариса, которая рано умерла, была чем-то похожа на Раю... И эти эмоции и ассоциативные воспоминания так переплелись, что они не могли не повлиять на атмосферу, в которой рождалась песня.

Еще когда в Черкассах обсуждалась идея «Вишні», Рая, конечно же, о своей маме рассказала, о родном доме на родной Полтавщине. Поэт написал первый вариант, приехал, показал... Он стихи раза три переписывал, потому что Рая к текстам придирчиво относилась. Пашкевич в основном в Луцке работал над песней, а в Киеве они с Луценко ее завершали. Поначалу песню хотели исполнять солистки Черкасского хора Оля Павловская и Женя Крикун. Неплохой дуэт был, но дуэтом того не выразишь, что сделает солистка, концентрируя эмоции, характер и настроение песни в одном лице. Это как исполнение «Степом, степом» после Павловской — песню нельзя даже представить в дуэте.

Ну а со временем «Вишня» прижилась в исполнении Раи, хотя каждый вариант, конечно, имеет право на жизнь. Записали мы песню с «Росавой» в Черкассах, и с «Чураивной» в Полтаве.

Но едва ли не самые яркие впечатления от причастности к завершению песни остались у жены поэта Дмытра Луценко Тамары Ивановны.

— Ревет и стонет звонкоголосый рояль, а наш дом такой, что на все шестнадцать этажей слышно... Уже далеко за полночь, а чуткий к малейшей неточности музыкант все еще не удовлетворен своим творением. Как на мой взгляд, то большего совершенства не может уже и быть. Намекну ему на это, а он нервно:

— Нет, Тамара Ивановна, вот здесь, слышите, слишком высоко, это же для народного хора. А вот здесь нужно аккомпанемент музыкально развить, а здесь мелодию обогатить. Не отвлекайте меня, прошу!

Через некоторое время: «Стойте!» И, ухватившись за что-то навеянное народной мудростью, начал обыгрывать, поворачивая и так и сяк.

А тогда уже выплеснул нам такой реквием-рефрен по дорогим утраченным мамам, которых никогда не вернуть, что слезы на глазах выступили.

Та не порадує літо

Душу мою молоду…

Плаче тепер білим цвітом

Мамина вишня в саду.

Дмытро написал первый вариант под влиянием рассказа Анатолия, как накануне смерти его мама сказала, что отойдет в мир иной, когда зацветут ее тюльпаны. И вот спешил музыкант домой, чтобы увидеть, обнять неньку... Подходит к тропинке, ведущей к дому. А по обеим сторонам ее — пышные, густые красные тюльпаны, и расцвели за одну ночь. И ударило в грудь резко и больно!.. Обожгли его душу раскаленным углем эти любимые мамины цветы... Умирала мама... Торжественно пылали тюльпаны, провожая в последний путь дорогую неньку...

Поэт рассказывал, что в их селе на Полтавщине говорили: вареники не «с вишнями», а «с ягодами». Пожалуй, из уважения к этому красивому дереву — украшению каждого сада. Вырастила и мама его не одну вишню... Любила их.

— А ты знаешь, — отметил Пашкевич, — мне кажется, что и вишенка как символ маминой любви к нам, ее детям, сама выросла над могилой ее на Байковом кладбище, и весной роняет душистые лепестки, будто плачет за ней. О, боже!.. Находка!..

— Плаче тепер білим цвітом мамина вишня в саду! — выкрикнул и перенес в свое стихотворение. — Это слова, которых мне не хватало!..

...Песня очень быстро разлетелась по всей Украине и за ее пределами. Более шестнадцати тысяч писем в те годы получило Украинское радио с просьбой прислать ноты и слова или исполнить песню в день рождения мамы.

Помню, однажды звонит Анатолий Мокренко автору стихов:

— Дорогой Дмытро Омельянович, только что прослушал по радио «Мамину вишню». Она меня так тронула... Такие чувства накатили, которых уже давно не переживал со времени «Пісні про рушник» Майбороды и Малышко. Спасибо...

***

О тогдашних событиях вспоминает последняя из легендарной тройки солисток Черкасского народного хора, одна из первых исполнительниц «Маминої вишні», заслуженная артистка Украины Евгения Крикун (запись — октябрь 2007 г.)

— Во времена, когда Пашкевич был руководителем Черкасского хора, я никогда не пела с Ольгой Павловской дуэтом. Но позже стали петь вместе много песен. Пашкевич однажды увидел нас и выкрикнул удивленно: «Ну, никогда бы не подумал, что Крикунша с Павловской будет дуэтом петь!» И вот в 1978 году, когда Пашкевич уже жил в Луцке, мы приехали туда с Черкасским хором на гастроли. «Мамина вишня» была написана…И мы слышали, что предназначалась она Рае. Но по приезде в Луцк Анатолий Максимович пригласил меня и предложил поработать над «Вишней»... Чтобы петь ее в дуэте с Павловской. Подготовили мы с Ольгой эту песню, и в некоторых местах так сливались тембрально, что у нас терция очень красиво звучала, и не только в «Маминій вишні». Позже Пашкевича пригласили в Черкассы из Луцка подготовить наш хор к какому-то ответственному концерту с участием лучших коллективов области. И тогда мы впервые во Дворце дружбы народов и исполнили «Мамину вишню» с Ольгой Павловской.

Номер прошел на ура. Потом еще пели не раз, но преимущественно песня прописалась в репертуаре Раи Кириченко, которая сперва обиделась, что мы ее будто бы «перехватили»...

Резонанс от «Маминої вишні» был невероятный. Помню, как на какой-то юбилей Корсунь-Шевченковской битвы приехал Владимир Щербицкий. А мы поем с Ольгой «Мамину вишню» — любимую, как оказалось, песню матери Щербицкого... Владимир Васильевич заслушался, потом поинтересовался у кого-то из начальства: «А как же так, что одна певица «народная», а другая еще только «заслуженная»?» К тому времени такие слова означали прямое руководство к действию. А мы тогда из гастролей не вылезали! Не так, как теперь... С детьми приходилось часто расставаться. Не обходилось без споров в семье. Выкручивались как могли — а что поделаешь? Видите, Оле и Рае Бог детей не дал... А у меня двое, за ними нужно было присматривать. Вот так я и не стала «народной», несмотря на ходатайство Щербицкого... Вспоминаю и Пашкевича: прибавило ли бы что-то к такому таланту высшее образование? Сейчас уже нет таких, как Анатолий Максимович. Ну, кто нынче пишет настоящие украинские песни? Нет таких, одни шаровары, простите, залоснившиеся...

***

Работая над тем или иным произведением, Пашкевич невольно создавал вокруг себя определенную творческую интригу, поскольку не думал, кому и как больше угодить, а проникался только тем, как сделать песню самой лучшей, совершенной. Он был доступный и открытый. Он придумывал, бывало, десятки мелодичных ходов, ритмических рисунков, готов был с автором без конца шлифовать каждое поэтическое слово, чтобы намертво подогнать его к мелодии. И пробовал новое произведение с разными, а не договоренными заранее исполнителями. Это был непредсказуемый, стихийный, а не академически выверенный процесс. Возможно, с точки зрения творческой этики, такие обстоятельства сотрудничества не были в равной степени благоприятными для обоих партнеров. Впрочем, никто и никогда не обижался на композитора, потому что прежде всего ценил неординарный талант этого уникального самородка.

В следующем номере — история еще одной легендарной песни Анатолия Пашкевича «Степом, степом».