Заключенный в клетке собственного «Я»

Если фест перешагивает пятилетие, появляются основания говорить о его жизнеспособности. В Киеве прошел VІ Международный фестиваль моноспектаклей «Вiдлуння», который опять собрал вокруг себя любителей жанра моноискусства.

Прежними остались соучредители хорошо понимающие важность поддержки такого своеобразного фестиваля-лаборатории, — Швейцарская культурная программа — Украина, Фонд содействия развитию искусств, Росзарубежцентр, представительство в Украине, Театр «Колесо». Прежним было и место его проведения — сцена уютного Театра «Колесо», сумевшего очаровать иностранных гостей красотой своего месторасположения на Андреевском спуске. Новой стала лишь театральная программа, состоящая в этом году из 12 спектаклей, представивших искусство девяти стран.

Свидетельство возрастающего интереса теоретиков театра к исследованиям в области моножанра проявилось в организации совместно с Государственным центром театрального искусства им.Л.Курбаса круглого стола «Состояние и проблемы современного монотеатра». Театроведы и актеры, представлявшие свои «одинокие» театры, попытались как-то «нащупать» в определениях, что же это такое — монотеатр.

Несмотря на разность позиций, все сошлись в одном: актер, выходящий на сцену и избравший способом самовыражения моноискусство, должен быть харизматической личностью, человеком, который хочет и может сказать нечто важное сидящим в зале. В какой-то мере такой смелый выход один на один можно считать творческим подвигом. И если в результате духовного поединка актер «завоюет» зрителя, это становится для него высшей наградой.

В моноспектакле действует традиционная для любого театрального зрелища триада: текст — режиссер — актер. С той разницей, что в большинстве случаев все составляющие этой триады — один человек. И каждый спектакль становится разговором с самим собой. Представляете, какие тонны искренности, сценической правды, органики актер должен вынести на подмостки, чтобы разговор наедине с собой стал интересен еще кому-нибудь?

Будучи полностью авторским либо привлекая к своему монологу единомышленников — режиссера и драматурга, спектакль театра одного актера постоянно работает над изобретением повествовательных моделей сценического действа. Существуют даже определенные их классификации: традиционный рассказ персонажа, литературная интерпретация, спектакль в спектакле, актер, как второе «я» героя, спектакль-эмоция, спектакль-отстранение, спектакль-воспоминание. Этот список можно продолжать, ибо каждый лицедей — отдельная вселенная с возможностью создавать свой, не похожий ни на что другое, мир.

Моноискусство с каждым годом привлекает к себе внимание, и все больше актеров становятся под знамена искренней исповедальности одиночества. Одиночества — как высшей ступени самопознания.

В размышлениях по поводу монолога в «Відлунні»-2005 приняло участие 12 актеров. Это было 12 разных представлений о жизни, 12 разных обращений к темам, разных способов сценического воплощения, разных оценок и темпераментов. Жюри во главе с В.Хазановым (Москва) хорошо «расслышало» только пятерых. Приятно, что среди из трех представленных украинских спектаклей — «Метель» (Музыкальный театр для детей и юношества), «Бал Господень…» (Национальный театр им.Леси Украинки), «Чудо Пиаф» (Театр «Колесо») — дипломы получили два. Ольга Гаврилюк была отмечена в номинации «За режиссуру», Ирина Клищевская — «За женскую роль».

Искренность распахнутой души в образе Эдит Пиаф решается И.Клищевской всеобъемлюще. Она сама и «парижский воробышек», и рассказчица, повествующая об этой взрывной судьбе, и персонажи, героиню окружающие. Отказавшись от соблазна внешнего сходства, актриса пытается создать в образе Пиаф своеобразное обобщение образа творца, сжигающего себя в огне страстей, питающих искусство. Пройдя пунктиром по всем любовным историям малышки Эдит, актриса подводит к эмоциональному выводу, каким она была чудом. Подтверждая волшебную природу этого удивительного явления — Эдит Пиаф, звучит ее голос, от которого мурашки по коже…

На биографической основе реальной судьбы поставлен и спектакль «Бал Господень…» в исполнении Е.Лунченко (реж. О.Гаврилюк, партия рояля — Н.Сазоненко). Атмосфера спектакля восхитительно поэтична, эмоциональна. Актером найдено четкое соотношение сходства со своим героем — Александром Вертинским — и собственного отношения к его судьбе. Часто грань актер—персонаж стирается, и перед зрителем предстает печальный Пьеро с глазами Вертинского, слушающий сладкие переборы гавайской гитары и целующий женские, тонкие пальцы, «пахнущие ладаном». В режиссерском решении спектакля найден баланс непосредственного творчества артиста, его стихов, песен и жизненных коллизий. Одна линия логично подхватывается другой, переплетается, захлестывается, звучит эхом — и Вертинский появляется во всей многогранности своей неординарной личности. Такой талантливый тандем (режиссер—актер) позволяет подойти на максимально близкое расстояние к пониманию внутреннего космоса этого творца.

Дипломом «За мужскую роль» отметили Вячеслава Рыбникова (Эстония) в спектакле «Семен Захарыч» Международного театрального проекта — Ф.Достоевский «Преступление и наказание.Мармеладовы». Работа актера подкупает органикой и искренностью, в спектакле он продолжает близкую для себя тему «маленького человека». Жалкий пьяница Семен Мармеладов попрошайничает на улице, но при этом ему не важно подаяние. Он задыхается от желания высказать людям свое горе, быть ими услышанным.

Примером авторского спектакля стал монолог немецкого актера Феликса Кама «Где лучше» (реж.А.Критенко). Немцем Ф.Кама считается, правда, лишь по месту проживания, на самом же деле он — наследный принц Камеруна. В национальной одежде своего народа, большой и обаятельный негр поведал историю своего перелета из Африки в Германию. Рассказ его напоминал увлекательное заседание клуба путешественников, с подкупающими подробностями жизни племен, их национальными традициями, отношениями между родственниками. Остроумный, ироничный по отношению к себе рассказ Ф.Кама, чувствующего себя неуютно в прелестях европейской цивилизации, сумел убедить лучше всего там, где уютно и комфортно твоей душе, где чувствуешь себя своим среди родных и доброжелательных людей. Дать почувствовать близость к африканским народам, Ф.Кама решил, угостив изысканным национальным кушаньем — улитками. Прибывшие с актером из Страсбурга эти брюхоногие существа были с удовольствием съедены зрителями согласно ритуалу.

Гоголевские «Записки сумасшедшего» — любимейшее произведение для актеров, работающих в моноискусстве. Этот материал — просто клад для интерпретаций собственного видения мира, демонстрации актерских данных. Заключенная в нем философия имеет ответы на вопросы вневременные и важные всегда, заложенная драматургия дает возможность режиссерам делать неожиданные ходы, решать самым невероятным образом сценическое пространство. Македонский актер Байруш Мьяку получил диплом «За воплощение русской классики» в спектакле «Записки сумасшедшего» в постановке известного режиссера, ученика П.Фоменко, македонца Ивана Поповски.

Гоголевская фантасмагория о мелком чиновнике Поприщине, торопливо борющемся со своим затухающим сознанием и пишущем записки, представляется режиссером исследованием природы сознания как такового. Б.Мьяку не похож на худосочного бледного чиновника. Вид огромного толстяка раблезианского типа, с всклокоченными седыми волосами, зычным голосом не предвещает никаких психических аномалий. Он мирно кропает свои записки изысканным павлиньим пером, мечтает о любви. Актер наглядно демонстрирует процесс надвигающегося безумия. Сценическое пространство ограничено натянутыми белыми канатами. Они образуют клетку, внутри которой находится Поприщин. По мере того, как безумие начинает овладевать им, он прикрепляет ко всем пальцам рук отточенные перья. Взмахи его рук становятся похожими на взмахи крыльев. Он мечется как птица в клетке собственного безумия, но из этой темноты выхода нет.

Условность решения, найденная И.Поповски, поражает образностью. Герой Б.Мьяку клокочет страстями, словно разбуженный вулкан. Все предметы становятся его партнерами, он одушевляет их, меняет смысл их предназначения. Ему удается «взять» самую высокую ноту трагизма в сцене провозглашения себя испанским королем. Поднятый Поприщиным-Мьяку над головой стол, перевернутый изогнутыми ножками вверх, контуром напоминает силуэт короны. Пик безумия достигнут… И уже нет выхода из этой замкнутой клетки, перья беспорядочно разбросаны по полу… Словно это перья мертвой птицы, разбившейся о прутья своего заточения.

Пустая сцена… На ней один актер. Мир внешний и мир внутренний слились в его взгляде в одно целое. Он слышит биение собственного сердца. Он доступен и отстранен, общителен и замкнут, щедр и скуп. Он сам себе — Отец, Сын и Дух святой. Чувство властелина переполняет его. Это опьяняющее ощущение свободы не сравнимо ни с чем. Разве что с отрезвляющим ощущением ответственности. Перед тем, к кому он обращается.