Вне очереди. Режиссер Дмитрий Богомазов: «Столичные репертуарные театры замкнулись на своей бизнес-составляющей»

Дмитрия Богомазова называют одним из самых ярких современных украинских режиссеров «поисковой волны». Он — ученик Эдуарда Митницкого. В Театре драмы и комедии поставил такие заметные спектакли как «Немного вина…» (с Виталием Линецким и Александром Гетманским), «Обманутая» (с Адой Роговцевой), «Смерть Тарелкина», «Двенадцатая ночь». Впоследствии создал свой театр «Вільна сцена». Ставил в Национальном театре имени Леси Украинки («Сон в летнюю ночь»), в Одессе, в Черкассах.

Недавно Дмитрий Богомазов представил в Театре драмы и комедии премьеру спектакля «Очередь» (по пьесе одесского драматурга Александра Марданя) и готовится к очередному международному фестивалю «Театральная платформа». Еще постановщик надеется на то, что рано или поздно на Троещине возведут новое театральное здание, поскольку муниципальный театр «Вільна сцена» (им руководимый) почти пять лет без своего помещения (что неудивительно). В интервью «ЗН» один из самых интересных украинских режиссеров признался, что в отечественном театре никакими «революционными» методами ничего не изменишь: нужно просто последовательно созидать.

— Дмитрий, как все-таки обстоят дела со строительством нового театрального здания на Троещине — для вашей «Вільної сцени»? Давно об этом говорится. Но вы успели даже отремонтировать свой репетиционный зальчик на ул.Гончара, 71 и начали играть спектакли здесь?

— За пять лет мы устали скитаться по чужим площадкам. Поэтому открыли хоть и маленькую, но свою студийную сцену. Надеемся, что в следующем году нас отсюда не выгонят.

— Место хорошее: центр города.

— На самом деле мы готовы переехать. Но только, если получим подходящее помещение. Что касается Троещины — здания там пока нет. Но будет. Большую помощь оказывает А.Быструшкин. Эскизный проект готов — с архитектором Славой Казимирским я сотрудничаю уже больше года. Все работы финансировал город, и в планах развития района наш театр есть. Сейчас вопрос за отводом земли под застройку.

— Где, согласно проекту, он должен располагаться?

— Возле кинотеатра «Флоренция». Это будет большой современный театр с двумя залами, художественной галереей. Предусмотрено также помещение под джаз-клуб. То есть публике должно быть комфортно. Я хочу, чтобы это был не обычный театр, а центр современного искусства. Рассчитываю работать с художниками, музыкантами, артистами, хочу на его базе проводить фестиваль…

— Речь, полагаю, о «Театральной платформе»? Получается, до того как будет построен ваш «центр искусств», «Платформа» отменяется?

— Нет, конечно. В этом году мы ее обязательно проведем. Опыт двух предыдущих фестивалей показал, что западные профессионалы готовы приезжать смотреть наши спектакли (многие даже за свои деньги). Но, соответственно, от Украины ожидают приличной театральной продукции. Их интересует театральный эксперимент, современный театр. Причем, естественно, по уровню не отличающийся от европейского. Проблема в том, что таких постановок у нас пока немного. Кроме того, возвращаясь к разговору о Троещине, — фестивали очень сложно проводить без своей площадки. Я думал даже изменить формат на «Фестиваль современного искусства». И делать программу не только с участием театров, но и художников, литераторов, музыкантов. А в качестве гостей приглашали бы театры из Польши, Литвы и т.д. Подобный фест был бы действительно акцией. Пока это мечты, конечно. Но не без оснований.

— Много ли сегодня можно найти в Украине экспериментальных театров европейского уровня? Только конкретно…

— Не хочу примеров. Чтобы никого не обидеть! Сегодня в Украине есть уникальные современные художники, музыканты и замечательные литераторы вроде Жадана, у нас классные актеры. В культуре все взаимосвязано. Значит, со временем и с театром ситуация изменится. Да она и получше, чем даже два года назад. Что-то делать пытаются отдельные люди — и в Одессе, и в Черкассах, и в Харькове. И действительно прилагают усилия большие, нежели иногда мы в Киеве. Но в каких условиях живут провинциальные театры и актеры… Боюсь, если ничего не менять, долго этот прорыв не продержится.

— Что и как вы предлагаете изменить?

— Чтобы нормально работать, мне как режиссеру нужны минимум две составляющие — площадка и финансирование. Актеры замечательные и, слава богу, появляются не менее замечательные молодые ребята. Сохранившаяся с советских времен система госфинансирования, по моему мнению, тоже плюс. Театр — во всем мире — предприятие. Но при этом, мне кажется, наши киевские репертуарные театры несколько «замкнулись» на своей бизнес-составляющей. Некоторые боятся рисковать, чтобы не потерять кассу. Хорошо, что известные киевские театры как бы брэнды. Проблема только в том, что, прийдя в такой «брэнд», ты уже заранее знаешь, что там увидишь. Тотальная предсказуемость, уверен, — главная проблема театра в Киеве. Чего катастрофически не хватает сегодня для развития театра — новых театральных площадок. Совсем не обязательно, чтобы помещения были большими… На самом деле театральную площадку можно сделать из любого помещения с высоким потолком. Вот, например, в Польше — масса площадок открыта в бывших ангарах, цехах, спортзалах, подвалах. В них нет хрустальных люстр, позолоты и бархата. Но есть театр! Лучше, чтобы это были «свободные» площадки — без труппы и художественного руководителя. Только интендант и техническая группа. А режиссеры и актеры — приглашенные. Содержание таких площадок не потребует больших финансов, и там не боялись бы экспериментировать — финансовые риски не велики. Все, что я бы предложил изменить на сегодня, — создать такие театральные площадки и еще ввести систему получения грантов на постановки… Мы все время говорим о том, что нет сегодня в Украине перспективных режиссеров, молодых театральных художников, большая проблема с современной драматургией… Но откуда им взяться, если поля для поиска «своего» театра у молодых нет? Свободная площадка исключает традиции и «форматы» — значит, именно она оказывается наиболее благоприятным полем для театральных поисков! Только с появлением таких «майданчиков» театральная ситуация изменится. А то позитивное, что будет накоплено на этой «свободной территории искусства», обязательно будет принято к сведению и использовано репертуарными театрами.

— Украина — страна неимоверно талантливых людей. Если дать им хоть какую-то возможность проявить себя… Но годы идут — и многие просто «перегорают». Это как найти золото — и закопать обратно! Обидно… Неужели для того, чтобы реализоваться творчески, нужно всего-то ничего — не здесь репетировать, а просто эмигрировать из страны?..

— Я считаю, что эмиграция — это попросту неразумное распоряжение своей жизнью. Состояние эмигранта редко у кого синонимично творческой продуктивности. Ставить спектакли за границей, на Западе? Это мне тоже предлагали. Но сейчас, если я уеду даже на время, что будет с моими актерами, за которых несу моральную ответственность? В общем, отказался.

— Если вспомнить старую формулу об «архаистах и новаторах», вы, согласитесь, отнюдь не «архаист». «Новаторы» же, как правило, достаточно эпатажны и профессионально-провокативны. Что заодно очень хорошо и для популяризации их светлого имени в массах. Не буду вспоминать Маринетти — давно это было. Но вот, скажем, уехавший от нас Жолдак совершенно четко (и, полагаю, осознанно) вписывался в парадигму. Вы — напротив, как выяснилось, «вне спектакля» до неприличия не провокатор. В этом я усматриваю противоречие. Так в чем дело?

— Эпатаж — это некое апеллирование к порогу чувствительности. Но я ведь сейчас разговариваю с умным человеком?.. Вопрос не в том, что нужно что-то «разрушать». Украинский театр сегодня занимает то место, которое и может занимать в силу сложившихся исторических обстоятельств — именно в нынешнем виде он органичен для Украины! Революционными методами ничего не улучшишь, поэтому я — принципиальный противник «революций» в театре. И — «революций» на словах, соответственно. Нужно строить. И пусть все произойдет не так быстро, как хотелось бы, но, действуя шаг за шагом, мы точно изменим что-то к лучшему.

— Меня давным-давно интересует: ставя спектакли, на чей метод вы ориентируетесь? Всегда подозревала, что театр Богомазова вполне осознанно «равняется» на традиции русского авангарда первой трети ХХ в.

— Все методы современного театра так или иначе имеют отношение к 1920-м годам. Все «-измы» начинались там, дальше них никто так и не пошел. Термин «авангард 1920-х» разве сегодня не выглядит несколько странно? Прошлое, которое все равно «впереди»?

— Давайте говорить — «левое искусство»…

— Я для себя никогда не определял точно — «равняюсь», «не равняюсь»... С другой стороны, тот же Гурджиев «зарядился» именно в это время. А он для меня — до сих пор актуален. И Гротовский, и Брук пользовались Гурджиевым…

— Мне всегда казалось, что вы, в отличие от большинства украинских коллег, как раз очень настойчиво и целеустремленно «обыгрываете» театр 1920-х.

— Конечно, мне очень интересно было, скажем, прочесть стенограммы репетиций Мейерхольда. Но воспользоваться чем-либо из этого сегодня невозможно. Это — другое время, другой «контекст», что очень сильно ощущается… Вообще Мейерхольд был изобретателем не одного, а миллиона «методов». Он всю жизнь искал театр. Мейерхольд был игроком, обманщиком, идеальным «человеком театра». Что тут сказать?..

— Театральный режиссер — это, по-вашему, обманщик?

— Плут! Игра связана с плутовством. Театр в принципе не может быть честным. Потому, что честно — это, в данном случае, прямолинейно и уже потому бессмысленно. Сейчас мне кажется, что вопрос не в том, что сказать. Моя задача — чтобы человек, зритель, перестал мыслить клише. Пускай он сам думает! А я могу вообще ничего не говорить. Или, к примеру, усомниться в том, что зритель что-либо знает или что связывает одно с другим автоматически. Кстати, и Гурджиев писал именно об этом. Момент автоматизма, присоединенности трех центров в жизни человека только усиливается. Нужно разрушить привычные связи, чтобы в образовавшуюся щель вошло хоть что-то новое. Пусть эти мысли окажутся наивными и слишком простыми. Но, по крайней мере, человек будет уверен, что это — его, а не рассказанное ему по телевизору. Или теми, кто «ретранслирует» тот же телевизор. Его чувства, собственные ощущения. То есть речь — о возвращении чувствительности. Это и есть задача искусства. Но так я думаю только на данный момент! Может, скоро буду думать совсем по-другому? Суть современного искусства на том же Западе — перестать навязывать «общие» мысли. Каждый, кто сидит в зале, — полноправный творец, зритель — тоже автор. Каждый видит свое. Но чтобы так было, необходимо создавать особые формы спектакля.

— Кажется, от «левого» искусства мы перешли сразу к постмодернистской теории. «Автор умер», «мертвая рука», «интерпретатор как соавтор»…

— «Критик как художник» — для меня это идея Оскара Уайльда, а вовсе не теоретиков постмодерна.

— Но сегодня чаще на первый план выходят повествовательность, «сюжетные» спектакли, книги и фильмы, психологизм и прочее «разумное, доброе». Вы, получается, снова идете «не в ногу»?

— Я потратил много времени, чтобы найти нормальную пьесу. Хорошую современную «стори» современного же автора... Честно говоря, слегка надоело заниматься инсценированием. Ставил Томаса Манна, Гофмана, Булгакова, Стефаника. Но «готовая» современная пьеса, содержащая хорошую историю, и одновременно сценичная — это то, что сегодня нужно! Кстати, одну я действительно нашел. Не скажу пока какую.

— Это не Мардань, случаем? Но ведь его пьесу «Очередь» в Театре драмы и комедии вы снова сделали в экспериментальном ключе?

— Любая режиссерская работа в театре — каждый раз эксперимент, поиск. Просто в театре мне кажется очень важным не тащить одни и те же принципы постановки в каждый спектакль, а наоборот, в каждом конкретном случае искать поход к тому типу текста, с которым работаешь. И каждый раз изобретать что-то новое. Подмена, конформизм не могут привести ни к каким художественным открытиям, понимаешь? Мардань для меня действительно совершенно новый тип текста: таких я прежде не ставил. Пьеса — современная, сатирическая, социальная. И мне было интересно попробовать что-то новое. Главное — найти в этом театр! (Продолжает после короткой паузы.) Да, главное — найти театр. Театр в случае «Очереди» возникает из актера. Для меня этот спектакль — очень новый, достаточно сложный опыт. Но легких путей я никогда и не ищу. «Очередь» — некий поворотный момент. Сейчас я наконец-то работал не с инсценировкой — с высказыванием, в связи с чем испытал массу новых ощущений. А главное — работал с актерами, а не заменял драматурга. Может, пригласить в штат театра драматурга? Драматургия, конечно, — «внутри» самого современного театра, но, по-моему, это будет интересный опыт. Надо хорошо обдумать… Мы, кажется, говорили об «Очереди»?

— Есть мнение, мол, ваша «Очередь» — фактически два спектакля. Есть очень «экспериментальное» первое действие. И достаточно традиционное второе. Смотреть их, якобы, стоит по отдельности.

— Вот и хорошо! За один билет — два разных впечатления! (Смеется.) Но на самом деле мы, как всегда, просто «искали театр». Сделать что-то можно только в том случае, если ты любишь то, что делаешь. Вот и я в каждую свою работу стараюсь влюбиться: в актеров, в пьесу. Команда, с которой мы делали «Очередь», была традиционной — хореограф Лариса Венедиктова, художник Александр Друганов, композитор Александр Кохановский, звукорежиссер Александр Курий, художник по свету Татьяна Кислицкая. Плюс — отличные актеры, плюс — умение находить позитив. И я влюбился в «Очередь».

— И в драматургию?

— Да!

— Если вам снова предложат ставить его очередную пьесу? Вы…

— Соглашусь. Я вообще люблю работать. К тому же в нашей стране не так уж много возможностей для работы. Если есть шанс сделать очередной шаг — почему нет? Главное — найти ключ, как все сделать правильно. То есть вопрос, наверное, в осознанном отношении к происходящему.