Владимир Соловьев: «ЧЕЛОВЕК — СУЩЕСТВО СМЕЮЩЕЕСЯ»

24 ноября 1874 г. в Петербурге юноша бледный со взором горящим и стиляжной гривой волос 21-летний Владимир Соловьев выступил с защитой своей магистерской диссертации «Кризис западной философии (против позитивистов)». Что это было! Один из присутствующих на защите профессоров виднейший историк К.Бестужев-Рюмин воскликнул: «Россию можно поздравить с гениальным человеком!..»

Полутора месяцев не дожил до первого триумфа своего гениального ученика профессор Московского университета Памфил Данилович Юркевич. Впрочем, кажется, что наставником такого мыслителя, как Соловьев, мог быть только сам господь Бог.

Владимир Соловьев был студентом П.Юркевича, слушал его лекции, тесно общался и дружил с ним, обменивался мыслями и планами и, безусловно, был руководим профессором в последние два года его жизни в работе над магистерской.

За полгода до своей кончины ординарный (и крупнейший в то время в России) профессор П.Юркевич вошел в историко-филологический факультет Московского университета с «предложением»: «Долгом считаю обратить внимание факультета на молодого ученого, кандидата факультета Владимира Соловьева, оказавшего столь быстрые и основательные успехи в изучении философии, что как интересы науки, так и справедливость одинаково побуждают меня ходатайствовать о принятии надлежащих мер к приобретению кандидата В.Соловьева для Московского университета…

Долгом считаю присовокупить, что в приготовляющемуся к магистерскому экзамену и в предлагаемом кандидате Соловьеве и сообразуясь с интересом занимаемой мною философской кафедры, - я надеюсь приобрести преподавателей, к чести университета и преуспеванию нашей науки».

После смерти жены Памфил Данилович тяжело заболел. Кто же будет читать его лекции? Профессор просит своего ученика-студента взойти на его кафедру. «Дело в том, что Юркевич, не будучи в состоянии читать лекции, просил меня взять это на себя во второе полугодие», - пишет в письме Соловьев.

Пораженный безнадежным недугом, П.Юркевич скончался. Его преемником в Московском университете стал молодой магистр В.Соловьев. «Я занял кафедру покойного Памфила Даниловича Юркевича и на днях начну читать лекции в его духе и направлении, несмотря на совершенное различие наших характеров».

Сразу после смерти учителя Владимир Соловьев написал статью «О философских трудах П.Д.Юркевича», в дальнейшем посвятил ему очерк в «Трех характеристиках». Это лучшее, что написано о Юркевиче с любовью и уважением. Еще важнее, что можно говорить и о влиянии учителя, и о следовании его философским постулатам. Кем? Самим Владимиром Соловьевым.

Как это понимают видные философы нашего века? В.Зеньковский: «П.Юркевич, конечно, был далеко выше своего времени и недаром он имел влияние на Вл.Соловьева». А.Лосев: «Влияние П.Юркевича на Вл.Соловьева можно считать несомненным, и его надо бы исследовать»…

Наше скромное участие в исследовании такого влияния выдающегося философа и учителя на выдающегося мыслителя и ученика может быть показано, в частности, на том же примере знаменитой защиты Вл.Соловьева с его работой «Против позитивистов». Тот же А.Лосев справедливо отмечает, что учитель «тоже боролся с позитивистами и материалистами». И мы уже писали, во что обошлась эта борьба Памфилу Юркевичу и как далеко видел наш земляк и проницательнейший мыслитель.

Однако же ни П.Юркевич, ни его ученик Вл.Соловьев не были ни чистыми идеалистами, ни упорными борцами с бетонным материализмом. Они были и настоящими материалистами и идеалистами одновременно. Соединение веры и науки было их знаменем. Философия сердца и изощренная логика были присущи и учителю, и ученику.

И Юркевич, и Соловьев - ярчайшие представители нашей религиозной философии, сильнейшие представители которой впоследствии будут связаны и с Киевом.

Вл.Соловьев - человек-аккорд (философ, поэт, журналист, лектор, критик) - и все это в блестящем звучании разнородных звуков рыцаря Всеединства и Софийной мудрости. Его могучее познание триедино: эмпирическое, рациональное и мистическое.

Мистика переходила иногда и в увлечение спиритизмом. И тогда он желал разговора с учителем. И это совершалось «путем личного опыта, причем ночной столик говорит ни больше, ни меньше как от имени самого Юркевича»…

И мы хотели бы поговорить с философом Владимиром Соловьевым…

Хрипло звучит сочиненная самим Соловьевым эпитафия:

Владимир Соловьев

лежит на месте этом

Сперва был философ,

а ныне стал шкелетом.

Иным любезен был,

он многим был и враг,

Но, без ума любив,

сам ввергнулся в овраг…

- Мы хотели вас спросить о смысле жизни, философии, искусстве, а вы шутить изволите…

- А я и определял человека как существо смеющееся. Человек рассматривает факт и если этот факт не соответствует его идеальным представлениям, он смеется. Здесь же корень поэзии и метафизики. Так как они свойственны только одному человеку, то он и есть существо поэтизирующее и метафизирующее. Поэзия вовсе не есть воспроизведение действительности - она есть насмешка над действительностью.

- Владимир Сергеевич, а не вспомните ли случая, когда в ваших земных галлюцинациях сама бесовщина пыталась насмехаться над вами?

- Извольте. Помню в первый день Пасхи увидел в своей комнате на постели демона в виде мохнатого зверя. Спросил у него в шутливом тоне: «А ты знаешь, что Христос воскрес?..» На это демон закричал: «Воскрес-то он воскрес, а тебя я все-таки доконаю!» - и кинулся на меня. Кончилась сия история моим обмороком. Но я человек привычный. Очнулся. Всю жизнь пытался сражаться со злом.

- Владимир Сергеевич, за краткостью нашего сеанса и огромностью вашего учения о Всеединстве коснемся лишь социально-исторического аспекта ваших исследований. Вы часто оперировали понятием «социализм», которое и поныне будоражит народы. «Экономика - главная политика» - в этот лозунг одного из наших вождей и сейчас верят…

- Это двойная ошибка при определении целеполагания социализма. Для конкретного человека… Социализм является устроением только одной экономической жизни с исключением всех прочих ее сторон. Социализм ставит нравственное совершенство общества в прямую зависимость от его экономического строя и хочет достигнуть нравственного преобразования путем экономической революции…

- Но что плохого в том, что неимущие станут жить зажиточнее?

- Главный грех социалистического учения не столько в том, что оно требует для рабочих классов слишком много, сколько в том, что в области высших интересов оно требует для неимущих классов слишком малого и, стремясь возвеличить рабочего, ограничивает и унижает человека. Нелепо считать высшей целью человеческой жизни одну экономику.

- Но ведь экономическая потребность человека и общества все- таки и сегодня существует.

- Не надо абсолютизировать ни экономику, ни что другое. Если в основе человеческой жизни лежит только одна экономическая потребность, то зарождается и разная степень экономического развития, богатые и бедные, разделение на классы…

- Знаете, Владимир Сергеевич, очень у вас несвоевременные мысли. Сейчас все кричат: обогащайтесь! Но это же и лозунг капитализма? Частного предпринимательства!..

- Экономический социализм только доводит мещанскую жизнь до ее логического конца - такой социализм, буржуазная идеология и мещанство есть одно и то же…

- Значит, и экономический социализм, и капитализм - для вас одинаково неприглядны, Владимир Сергеевич?

- Безнравственна не индивидуальная собственность, не разделение труда и капитала - отвратительно извращение общественного порядка, когда превращение низшей и служебной по существу своему области, именно экономической, - в высшую и господствующую, которой все остальное должно служить средством и орудием. Ни абсолютизированный социализм, ни такой же капитализм не имеют никакого права на построение справедливого общественного правопорядка.

- Однако, как же его строить?

- Мне кажется, наша беседа не совсем на философскую тему подходит к концу - поэтому отвечу кратко, как думаю и сейчас… Высшие принципы, дающие возможность строить справедливое общество, я понимаю религиозно. Здесь исключаю малейший намек на превосходство одного человека над другим - тем более благодаря богатству. А высшей целью есть отнюдь не экономика, а справедливость, заставляющая меня уважать чужие права, и правда, то есть осуществление всех прав, осуществление справедливости… Если у вас сейчас переиздают мои труды, можете найти в них об этом поподробнее…

- Владимир Сергеевич, вас теперь много переиздают (не то, что после революции), но сказать откровенно: и сама философия, и интерес к ней угасают. А вот политология, социология и даже «паблик рилейшн» бурно наступают…

- Очень не советую философию, как искание истины, заменять политикой. Ведь вы сами знаете приспособление философии для политики привело и к нацизму, и к большевизму, к этой самой «марксистско-ленинской идеологии».

- Ваше первое слово по национальному вопросу?

- Оно спокойно. Разные народности есть разными органами в целом теле человечества. Я вижу связь между естественным, как дыхание, национальным самосознанием и участью национального самоуничтожения. Патриотизм может оказаться смертельно опасным.

Национальное самообожание, деяние идеологов «народа-богоносца» определяют агрессии, катастрофы, безумство… Забыли? - просмотрите газеты моего времени: «Константинополь должен быть наш, завоеван нами, русскими, у турок». Все стояли за войну и насильственный захват Константинополя (Стамбула) - даже Достоевский и Тютчев. «И своды древние Софии (В возобновленной Византии). Вновь осенят Христов алтарь (Пади пред ним, о царь России). И встань как всеславянский царь». Правда, Достоевский не хотел делиться Константинополем ни с какими другими славянами, «если Россия им не равна во всех отношениях».

Я просто спросил. «С чем, во имя чего можем мы вступить в Константинополь? Что можем мы принести туда, кроме языческой идеи абсолютного государства?..» Затем последовали два патриотических урока: в Севастополе… в Берлине…

- В конце тысячелетия мы все больше начинаем верить в пророчества. Что вы нам сказали бы о нашем будущем?

- Я сам отдал дань любви к пророчествам. В конце своего -ХIХ века - я писал о том, что двадцатый век - век великих войн, потрясений и междоусобиц. Что касается двадцать первого… Европа представляет собой союз более-менее демократических государств. Успехи внешней культуры идут на ускорение, а предметы внутреннего сознания - вопросы о жизни и смерти, об окончательной судьбе мира и человека - остаются по-прежнему без разрешения. Выясняется только один отрицательный результат: решительное падение теоретического материализма. Человечество навсегда перерастает эту ступень философского младенчества. Но ясно становится с другой стороны, что оно также переросло и младенческую способность наивной веры.

- Владимир Сергеевич, в конце сеанса связи с вами, - может быть, наивный, но мучительный вопрос: «Долго ли устоит неправда и зло в мире?»

- До практического осуществления христианства в жизни пока еще далеко… У меня к вам маленькая просьба. Не считайте меня всезнающим пророком. Я не западник и не славянофил, не материалист, не идеалист. Я и сейчас только постоянный искатель истины.

Светает. Разговор закончен стихами В.Соловьева:

Смерть и время царят на земле, -

Ты владыками их не зови,

Все, кружась, исчезает во мгле,

Неподвижно лишь солнце любви…