Владимир Козловский, «Немного вечера на пляжном песке». Издательство «Криниця»

О «нехватке урбанизма» в украинской литературе в последние годы говорить перестали. Молодая литература оказалась прочно связанной с городскими улицами, витринами, клубами и тесными квартирками. Которые настолько органично сплетаются с повествованием, что перестают быть декорациями и становятся живыми участниками событий. Иногда создается впечатление, что писатель специально строит событие так, чтобы лучше очертить место, которое в результате и оказывается главным героем. В книге Владимира Козловского это место — Киев. Отнюдь не привычный нам мифический Киев древних холмов, величественных храмов и могучего Днепра, через который редкая птица и т.д. Это Киев, открытый прямому, немного отстраненному взгляду современника — пробки, давка в метро, сумятица в помещениях и душах... В общем, это мог быть любой мегаполис, но необязательно даже искать, листая страницы, топонимы, чтобы узнать Киев. То ли в интонациях дело, то ли в выражении лиц.

Персонажи Козловского производят впечатление этюдов, набросанных прямо с натуры — несколько быстрых штрихов, сделанных в аудитории посреди лекции, в поезде метро, на лавочке в сквере — и перед читателем проходит галерея образов, дополняющих друг друга в неком обобщенном портрете нашего современника. Молодой человек, делающий первые в своей жизни серьезные поступки, первый серьезный выбор, сталкивается лицом к лицу со своим страхом. И оказывается в большинстве случаев до странности несостоятельным. Поскольку действует в мире, лишенном четких ориентиров — моральных, в первую очередь. Лишенном привязанностей, более глубоких, чем те, что заключаются во фразе «моя девушка». Лишенном авторитетов более весомых, чем сердитый начальник — вершитель судьбы. Сама цель поступков и мотивировка в выборе кажется читателю парадоксальными, если не просто абсурдными из-за своей несоразмерности — как на картинках-шаржах или гротескных рисунках, в которых чувство перспективы разрушено то ли намеренно, то ли под влиянием болезни.

При этом, однако, повествование лишено неприкрытого морализаторства — даже просто «положительного примера», любимого приема соцреализма. Новеллы Козловского — констатация пустоты без надрыва, ее фантомы не имеют демонических черт, самые жуткие поступки лишены малоаппетитных подробностей. Ничего страшнее человека.

Сила автора оказывается именно в том, что он не дает ответов — только очерчивает некие универсальные проблемы, с которыми живет современный молодой человек в современном городе. Он осторожно пробует разные сюжеты и жанры, но в главном остается верен своей теме и своему многоликому герою. Чья обреченность определена первыми же строками повествования — неважно, окажется оно сатирическим, мистическим или сухо — до репортажности — реалистическим. Не будет надуманного психологизма, старательно нагнетаемого саспенса — все будет максимально просто. Герой нашего времени — человек простых решений. Но они-то, как правило, и оказываются самыми страшными.

Молодому автору, несмотря на уже завоеванный интерес — и читателя, и издателя, — еще предстоит большой путь. В первую очередь это касается работы над стилем и языком. Минима­листическая, склонная к условности манера письма требует очень точного подбора слова, чему Владимиру Козловскому еще надлежит научиться.

Также автору предстоит повзрослеть вместе со своим героем и сюжетом. А это сопряжено с некоторыми опасностями. Моло­дость героя и автора — одно из достоинств текста, которому в связи с этим дозволено быть и серьезным, и наивным, и волнующим одновременно. Однако некоторые примеры укрсучлита убеждают нас также в том, что эти «молодые» упорно не желают взрослеть и не позволяют взрослеть своим героям, превращая их в вечных паяцев, до седин играющих один и тот же спектакль. Сможет ли Козловский, сумевший «нащупать» и своего героя, и собственный творческий метод, избежать этой угрозы? Как он, его герои и сюжеты будут взрослеть? Найдут в себе силы измениться? Сумеет ли автор найти иные углы зрения, иные метафоры, иные ходы? Окажется ли достаточно смелым, чтобы пройти иными сюжетными и жанровыми дорогами и показать своего героя в зрелости?

На этот вопрос ответят новые книги. А у читателя есть все основания для нетерпения.