ВКУС СЫРА И ВОЙНЫ НА ТАРЕЛКЕ ЕВРОПЕЙСКИХ СТРАНСТВИЙ

Недавно произошло неординарное международное событие: впервые после падения Берлинской стены вместе собрались сто три писателя из матушки Европы да и отправились в необыкновенные полуторамесячные странствия. «Литературный экспресс Европа-2000» — это звучит достаточно престижно, не правда ли? Так что можно, пусть и с натяжкой, сказать: вся Европа промелькнула за окнами этого спецпоезда. Остановки — в девятнадцати городах, начиная с Барселоны. Украину представляли Юрий Андрухович, Андрей Бондарь и Николай Рябчук. Про себя ропщу — ну ни одной писательницы!

Мы жаждем в Европу, мы рвемся в Европу, ощущая себя (что говорить...) психологически отлученными от нее. Подальше от Азиопы (или от Евразии — кто как хочет). Пытаемся поспевать за новинками Большого литпроцесса, того, в частности, что творится в Париже или в Белграде. И все- таки, какая она, европейская литература? И как вписывается в современный европейский контекст украинское писательство?

Андрей Бондарь:

— Главнейшим результатом Экспресса для меня как участника было дотронуться к культурным границам современной Европы, выяснить вавилонскую полифонию голосов различных национальных литератур, игравших в объединенном оркестре каждая свою партию. И потому, мне кажется, современная европейская литература — это, скорее, Шнитке или Гарбарек, чем Моцарт или Прокофьев. Не стройная гармония голосов, а непобедимая языково-эстетическая какофония. Здесь — «каждому свое» (хотя поезд «Герлиц» — это не кацет Авшвиц), и принцип, по которому ты делишь Европу, меняется чуть ли не каждый день. Ты делишь ее на соц- и каплагерь; на Варшавский Договор и НАТО; на католиков, протестантов, православных и мусульман; на членов, кандидатов и соперников ЕС; на ГУУАМ, СНГ и бывшую Югославию; на Священную Римскую империю, Речь Посполиту и «вещь в себе» еt сеtега. Но потом понимаешь, что ты всего-навсего хочешь быть Европе другом, хочешь быть в Европе другом других европ. Наиболее убедительный путь найти друзей — забыть о разделах европ и заглянуть друг другу в глаза, спасти от диабетической комы или подать руку при выходе из вагона. Что- то незримое свело однажды трех поэтов — эстонского, венгерского и финского — они тепло улыбались друг другу и обнимались. Больше я вместе их не видел, и лишь со временем постиг настоящий смысл «аркодужного перевисания к народам» — общая языковая семья! И неудивительно, что мне наиболее комфортно было общаться с поляками, литовцами, грузинами и почему-то с азербайджанцем и шведом. Сейчас, по крайней мере, самый полный раздел Европы для меня — на друзей и просто добрых приятелей. А остальное все — литература, как писал старый Верлен.

Кстати, литература в Европе есть. У каждого своя. Культурные бонзы Старого Света — англичане, французы, немцы — уединились и изолировались. Им не нужен никто, кроме их самих. Ну разве что россияне, по старой толстовской памяти. И в самом деле, нужна ли Франции, которая выдает в год миллионы наименований поэтических книг, какая-то Македония или Эстония? А еще и перевести проблема... У молодых литератур — славянских, балтийских, финно-угорских — сейчас появился серьезный шанс. Именно по причине открытости, нерастраченности культурных гормонов и отсутствия снобизма. Надобно только отыскать ключик к миру. Пример Милорада Павича, Томаса Венцловы и Збигнева Герберта, что не говорите, вдохновляет. И шанс украинской литературы — это найти свой крохотный, родной-своеобразный, но очень европейский по эстетическому качеству и мастерскому исполнению ключик-код. Иначе не перейти нам через плетень и всегда наступать на грабли за сараем (или, вернее, за Хутором Михайловским).

А еще приятно было ощутить Европу на прикосновение и запах, особенно запах. Если ты — украинский писатель — видел голубую плитку на лиссабонских домах, пробовал фламандского слоноподобного кабана и вдыхал цинамонно-кардамонный аромат марокканских кнайп в Брюсселе, то съездил ты не зря.

А как чувствовал себя украинский писатель в многоязычной, насыщенной творческими амбициями среде? Впрочем, рабочими языками Экспресса были три: английский, немецкий и французский. Наши литераторы свободно общались на первом, а Юрий Андрухович, полагаю, не обошелся без языка любимого Рильке. Вот его впечатления и наблюдения:

— Для сохранения внутреннего тонуса следует, по крайней мере, помнить, что ты являешься прежде всего представителем самого себя, а не какого-то государства, страны, народа, нации или даже национальной культуры. Пусть государство представляет президент, а национальную культуру — ее, культуры, министр. Нет ничего более убогого, пустого и скучного во время подобных акций, чем общение на уровне «привет, мистер Словения!», «доброе утро, мадам Нидерланды!» К сожалению, грандиозность проекта фактически не позволяла всем и со всеми общаться на более глубоком уровне. Поэтому возникали количественно маленькие группы и группки, внутри которых и происходило нечто интимное, интересное, живое.

Украинский случай в течение значительной части путешествия усложнялся и абсурдировался тем, что западные европейцы не идентифицируют нас, посему каждый из нас был для них даже не «госпожа/господин Украина», а, скорее, «товарищ бывший Советский Союз» или «сударь эсэнгэ». Я считаю, нужны ужасно напряженные, радикальные усилия еще не одного поколения украинских художников и интеллектуалов, дабы в сознании Запада нам вырваться наружу, выйти из российской «культурной территории», перестать ассоциироваться с «великим и могучим».

Вот так и нам удалось достичь определенного перелома лишь после Москвы, где мы начали собирать подписи под открытым письмом к Путину по поводу геноцида в Чечне. Авторство письма принадлежит Николаю Рябчуку. Это спровоцировало открытый конфликт с коллегами-россиянами (кстати, представителями наиболее консервативной, патриотически-националистической части российской интеллигенции, чем мы не могли не воспользоваться).

Вскоре это стало кулуарной темой номер один всего путешествия вплоть до его завершения. Неожиданно для самих себя «западники» прозрели (большинство из них подписалось под нашим письмом), заметив в конце концов нечто абсолютно отличное от России с Беларусью (поведение в этой ситуации белорусов — особая и довольно трагикомическая тема). Убедительным последствием этой, на первый взгляд, сугубо политической акции стало заявление руководителя проекта Томаса Вольфарта на пресс-конференции в Варшаве: «Сегодня я иначе вижу культурную карту Европы. Сегодня для меня Западная Европа — это и Польша, и Украина».

Это, конечно, аванс — и не нужно себя обманывать. Но нам, украинской культуре, и впрямь жизненно нужна активизация, радикализация, нужна гипертрофия западного вектора, нужны агенты влияния, нужен «выход из СНГ» — иначе безнадежно потеряем еще не один десяток лет, окончательно потеряем Европу, потеряем самих себя.

Заинтригованная уже не литературой, а «политикой», расспрашиваю Николая Рябчука, как возникла идея написать письмо Путину.

— Когда мы находились в Петербурге, купил «Литературную газету» с вкладышем «Петербург». В ней как раз были напечатаны материалы «круглого стола» с участием известных российских интеллектуалов. Обсуждались проблемы войны в Чечне. Оказалось: два участника того «стола» — участники и нашего Экспресса, два российских писателя. Один из них, прозаик Варламов, выступил там с довольно категоричными, жесткими заявлениями. Он, в частности, сказал, что эта война нужна для подъема национальной гордости россиян, которая пострадала во время первой чеченской войны. «Россия не может не отомстить чеченцам», — вот буквальные слова. «Нужно применить силу, и никаких переговоров — только силовое решение», — настаивал Варламов. Это не могло у нас, украинской делегации, не вызвать негодование. Так возникла инициатива написать письмо на имя российского президента со своими соображениями и призывом остановить агрессию, прекратить жестокость. Кстати, подписи начали собирать в Москве, собрали их шестьдесят две. Не такие мы наивные: уверенности у нас нет, нашло ли наше обращение адресата. Но мы должны были это сделать.

К сожалению, подтвердилось известное: Запад есть Запад, Восток есть Восток. Большинство западных писателей в Экспрессе — представители левых взглядов. Они и нынче смотрят на Россию со смешанным чувством: это и страх, но и восторг. Экзотика. Но мы, бывшие «колонии», знаем: деятели российской культуры, к сожалению, и сегодня поддерживают имперские амбиции. Следовательно, и они несут ответственность за агрессивные действия своего государства. Еще в начале нашего путешествия, в Мадриде, я сказала тому же Варламову, что российская культура не только внесла вклад в разрушение Берлинской стены (на чем он весьма настаивал), но и оказывала содействие постройке этой же стены. Да и не только ее.

Все это очень печально и тревожно. Между тем, что отметили бы приятного и... вкусного в своем странствии участники программы?

— Сразу на ум приходит: Франция, Бордо, музей Мориака. А еще — море вина и сыра.