Виктюк love, Сталин live. Скандальный режиссер пересказал сон Гафта об усатом горце

Наш земляк Роман Виктюк — частый гость украинской столицы, несмотря на свою вечную московскую занятость. Вот и в начале лета, 17—18 июня, на сцене Русской драмы режиссер презентует свой последний по времени спектакль, премьера которого намедни прогремела на сцене культового Театра «Современник». Название представления нестандартное — «Сон Гафта, пересказанный Виктюком». Гафту приснился Сталин, а Виктюк этот сон разукрасил своими сценическими фокусами. В тандеме с Валентином Иосифовичем — сам Александр Филиппенко. А негласный «куратор» проекта — опять-таки Сама Галина Борисовна Волчек… Которую, кстати, очень многие отговаривали от такой рискованной затеи: мол, зачем опять на сцене «про Сталина»? И только шторм, который разразился после первых показов — а были и восторги, были и обиды (в частности, обиделись на Гафта Зюганов и Радзинский), — подтвердил очевидное: это все-таки не «про Сталина». А «про нас» нынешних. Ведь до сих пор «внутри» уже не одного поколения по-прежнему властвует фантом «отца народов». Понятное дело, беседа с Романом Григорьевичем вышла далеко за рамки его недавней успешной постановки. Вы же прекрасно понимаете: Виктюк!

— Роман Григорьевич, что такое театр — уже с высоты прожитых вами лет?

— Театр — молитва. Если это молитва во спасение тебя лично, если зрители попадают в энергетический купол между залом и сценой, и между сценой и залом образуется некий светящийся по полу круг, и организмы зрителей и артистов начинают вибрировать и светиться, тогда аплодируют зрители в конце не артистам, а се-бе!

— Но как работать, если у многих актеров, погрязших в сериалах, нет уже ни света в душе, ни вдохновения?

Именно сегодня это очень важно. Потому что в России выбирают Человека страны (проект телеканала «Россия» — «Имя России») и оказывается, что Россия выбирает среди главных имен — Сталина! Те, кто о нем говорит, путаются: одни только за уничтожение, другие только за прославление.

Но почему мог возникнуть этот сталинский феномен!?

Как мог он завладеть всей страной!? И он опять вознамерится овладеть миром! Масенький, с шестью пальцами на ногах, не умеющий говорить… Он сам понимал, что его считали дурачком в самом начале, когда пришли к власти…

И вот на Валентина Гафта свыше, во сне, пришло то, что он и записал! А я только расшифровываю те значки, которые вылились у него на бумагу. А место действия этого «Сна» — вроде музей, в котором собраны все материалы сталинского периода истории…

— А вообще не страшно режиссеру иметь дело с духом коварного Иосифа Виссарионовича?

— Важен вопрос: как защититься, чтоб потом сопротивляться? Сталин — начало дьявольское, он делал такие ходы, которые людьми вообще не постигнуты.

Но в истории не один Сталин был таков. Вся история доказала, что человечество ХОЧЕТ принимать эти явления «внутрь» себя и подчиняться этой зловещей силе.

А как же! Что ты смотришь сегодня в Украине по телевидению? Вот это все и происходит: ведьмы, оборотни, мартышки... И люди радостно принимают все их ужимки! Радуются!

Эдик Радзинский двенадцать лет назад написал книгу о Сталине, он долго в сталинском архиве работал. Эдик мне рассказывал: иногда ему казалось, что он — это Сталин, что не он пишет, а его рукой водит сам Иосиф Виссарионович… И когда сегодня он, Иосиф Виссарионович, выходит на лидирующие позиции общественного мнения и олицетворяет большую страну, знаешь, как это страшно?

Именно сейчас…

Время угроз, агрессии, ненависти. Когда освобождаются люди рядом, которые были всегда вместе, в одной этой связке. И раб не хочет быть рабом. И в это же время голосуют за Сталина!

Поэтому только театр, своими средствами, не идеологией, не политикой, и может этому противостоять.

Еще может этому противостоять такой человек, как Валя Гафт. Последний великий артист! По-след-ний! Поверь мне! Зритель моментально попадает в его ауру.

— Но тогда и артист, играющий «про Сталина», должен обладать светлой душой?

— А как же! Но все вокруг мешает этому! Вот те сериалы (которые сокращаются уже, к счастью), они же убивают в человеке свет! Потому что фантом денег не требует на очищение человеческой души. Наоборот: зашлакованный человек и нужен сериалам. Не очищенный человек. Потому что очищенному это мерзко. А зашлакованному совершенно все равно, что произносить, главное — показать лицо. И все лица тогда — на один манер. Я этих артисток и артистов в сериалах уже не различаю! Я когда их вижу, и они здороваются так, как будто я их должен знать, то думаю: «Я, наверное, уже в маразме!» Потому что я его или ее никогда не видел, а мне говорят: «Это звезда сериала!» Как-то мы пришли с Татьяной Самойловой на передачу к Андрюше Малахову, и я спрашиваю: «Андрюша, а куда мы попали?» Мне отвечают: «Это же передача про сериал «Татьянин день»! Двести серий! А это звезды этого сериала!»

Вот они такие все ходят «известные», а я у Танечки спрашиваю: «Ты хоть кого-нибудь знаешь?» Она в ужасе: «Никого!» Кошмар какой-то!

И тут же на параллельной съемочной площадке веселятся участники другого сериала… Одно и то же! Они могли бы поменяться местами — ничего бы не изменилось. Это самое грустное…

— Как вы, спустя годы, трактуете Достоевского — «Красота спасет мир»?

— Этой фразой пользуются, вырвав ее из контекста. Достоевский говорит о Мадонне. О том, каким должен быть идеал красоты. А он — в Христе! И он только в святости. Это не о внешних знаках: это не о модельерах, не о моделях, о визажистах. Это тот свет, который несет в себе идеал Мадонны. Свет, который создает в человеке внутреннюю красоту, а не внешнюю оболочку, которая дается при рождении от папы и мамы.

— Талант дается свыше… А может Бог… отобрать талант?

— Может! Если человек предает себя… Моментально это и произойдет! Если человек борется за власть, за деньги, то энергетика идет по совершенно другим каналам, которые разрушают главный канал, соединяющий человека и то, что над нами.

— А вам попадались люди, которые не выдержали испытания талантом, гением?

— Конечно. И тогда мы сразу же расстаемся, если я вижу начало этого разрушения.

— А человек может сам о себе понять, что он уже лишен таланта?

— Иногда может… 99 процентов — нет. Это еще страшнее, потому что пустота рано или поздно, ничем не заполняемая, поглощает весь организм. Когда некоторые артистки кричат: «Боже, какая я стала уродливая!», это первые сигналы тревоги тех метастазов души, которые в них происходят, и остановить уже ничего нельзя.

Никакое хирургическое вмешательство, никакая пластическая операция им не поможет. И чем чаще делают они изменения в лице в желании возвратить себя прежнюю, метастазы духа моментально исправляют личико в худшую сторону. И тогда не двигаются губы или не закрываются веки, и личико настолько натянуто, как пергамент, что нельзя уже улыбаться и выразить эмоции. Человеческое лицо — загадка! И потому когда эту загадку насилуют, то загадка исчезает. Исчезает тайна лица. А глаза — это мозг наружу. Это единственная частичка в нашем облике, которая говорит о том, на чем держится весь человек…

— А вам-то удается обходиться без разочарований в жизни?

— Нет! Этого не может быть. Потому что разочарования — это и есть путь к утверждению своего «Я». Дьявол нашептывает каждый день в одно ухо, Бог — в другое. Мы, к сожалению, чаще слышим Дьявола.

А текст, который говорит Бог, не хотим слышать. Потому что на коленях ползти под звуки барабанов легче, нежели, как говорил Кант, «поднять глаза и увидеть звездное небо». Это гораздо сложнее. Пустые глаза небу НЕ НУЖ-НЫ. И не нужны тогда человеку звезды. И тогда некоторые сами о себе говорят: «мы — звезды». Поэтому у нас количество звезд в кавычках массовое! Она один раз где-то промелькнула, и она уже «звезда». Она сыграла милиционершу, и она — «звезда». Она сыграла убийцу, и пожа-а-алуйста, она — «звезда».

Этого не может быть!!! Даже в том, голливудском, кино этого нет! Потому что, когда была Грета Гарбо, то при всей ее замкнутости, при всей этой внешней вибрации красоты лица у нее был фантастически сильный дух! Играя «Даму с камелиями» она поражала не любованием собой, не голосовыми данными, а внутренним светом.

А Роберт Тейлор! Наверное, это был единственный любовник в мировом кино. Подлинный. А Марлен Дитрих!.. Это те люди, свет которых остался по сей день. И он никуда не исчезает.

И никто сегодня не понимает, что вольты лампочки, фальшивого фонаря не могут быть светом звезды настоящей. А все сегодняшние «звездочки» — это все мишура. Пена. Когда пена осядет, то будет видно, что там нет глубины.

— Вы углублялись в роман «Мастер и Маргарита» Булгакова. Ставили три раза спектакль по этому произведению. Там есть эпизод: Воланд отдает Мастеру его сожженный роман. И этим эпизодом Булгаков якобы объясняет, что рукописи…

— Что рукописи не горят! И все записано заранее. Свыше посылаются шифры. И только чистый организм способен их считать и воспроизвести. Поэтому СЛУЖЕНИЕ в искусстве на первом месте. И если ты СЛУЖИШЬ, то ты способен свое «Я» растворить в величайшем «Я» вечного Разума. Это очень не просто. Потому что тогда не должно быть гордыни, «звездности» и ощущения себя великим. И это великие все — знали.

Вот Фаина Раневская в подтверждение моих слов — человек уникальный! Потому что она, при всей своей невостребованности, сама была Театром. Одна! Когда я пытался поставить с ней спектакль в Театре имени Моссовета, то другая артистка, которая была женой художественного руководителя, категорически сказала: «Нет! Никогда!», потому что она взяла на себя функцию идеологическую.

А Фаина не могла быть носителем идеологии. Она все это ниспровергала. У нее были глаза, которые просвечивали человека насквозь. Она смотрела и мгновенно понимала фальшь, тогда ей становилось скучно, и она не общалась. У нее под стеклом была маска Пушкина, с ним она постоянно вела невероятный, незримый диалог. Через глаза Фаины Георгиевны проговаривался высший разум. Как через глаза иконы. Если бы Фаина была другой национальности, ее бы канонизировали. Поверь мне! Она имеет на это полное право.

Потому что в этой Системе прожить столько лет, не будучи ей подчиненной и в себя не впуская ее, она не сыграла для этой Системы ни одной роли. Ни одной! И ни разу не выступила на трибуне.

А когда ей дали не нужный ей орден Ленина, то она отнеслась к нему, как к игрушке. Она даже не знала, что с этим делать! Когда ее спрашивали, где дома хранится этот орден, она отвечала: «Ищите! Ищите!»

Она единственная в театре, как родных детей, голубила и оберегала Гену Бортникова (которого ненавидели в театре) и Риту Терехову. Защищала их, упаси Бог не на собраниях. Она открыла им свою душу и два крылышка, и они знали всю жизнь, что она их сохранила. «Фуфа» называли ее… Она не любила, когда к ней обращались по имени-отчеству… Ну вот как в искусстве прожить, как эта святая женщина из Таганрога?

— У вас есть на Земле любимое место, где вы отдыхаете и набираетесь энергии?

— Конечно! Это святые места Иерусалима. Я люблю туда приходить, когда нет туристов. Когда вечер. Поздно. И только те служители, которые там работают. Но они к тебе с разговорами не пристают… Думаю, это самое великое место на Земле.

— А кто ваш любимый литературный герой?

— У меня был любимый литературный герой — Олег Кошевой. Но я книжки «Молодая гвардия» не читал — фильм видел. Я знал монолог Олега, обращенный к матери: «Я помню руки твои с того мгновения…» Это было, как утверждала жена Александра Фадеева, актриса Ангелина Осиповна Степанова, единственное, что в этом романе имеет ценность.

С монологом Кошевого я приехал в Москву поступать во ВГИК. Толпы абитуриентов! Тысяча человек на место. Все подготовлены, с альбомами, все одеты-расфуфырены. Кошмар какой-то! А на мне рубашка китайская в клеточку, такие же штаны ужасающие, тапочки. И горящие глаза — ничего больше.

Я вошел в аудиторию на экзамен… Я не знал, что в приемной комиссии будет сидеть Тамара Макарова. А она для меня (по фильму Сергея Герасимова) — мама Олега Кошевого! А я — Олег Кошевой. И я без перехода начал говорить монолог Олега и плакать. А она стала меня обнимать и говорить: «Сыночек, успокойся. Все будет хорошо — мы тебя обязательно возьмем! Я тебя так люблю». А я реву. Она ревет. Ее глаза, голос!.. Вот это со мной навсегда!

Макарова мне сказала: «Завтра срочно иди, пиши письменную работу с киноведами». А я ей говорю: «У меня нет шпаргалки». Она отвечает: «Я принесу». И я пришел. Сидят киноведы. Умные. А я — какой-то пацаненок. Входит Макарова с листочками. Сочинение было на тему о месте поэта и поэзии в творчестве Маяковского. Я и сегодня не знаю, что это такое.

Макарова мне сказала все списать слово в слово, со всеми знаками препинания, ничего не добавляя. Я быстро переписал, получил «пять». И поехал в ГИТИС (документы подавали тогда, да и сейчас, параллельно в несколько театральных и киновузов).

А дождь шел проливной в Москве. Я мокрый, в китайском плаще, влетаю в здание ГИТИСа, где идет последний экзаменационный тур, и слышу, что меня вызывают по фамилии: «Виктюк! Где Виктюк?!». Меня буквально вталкивают в приемную комиссию, в которой сидит Алла Тарасова.

А у меня второй монолог, который мне дорог, монолог Незнамова (пьеса А.Островского «Без вины виноватые») «Эти сувениры жгут грудь…». И передо мной Тарасова — мама Незнамова. Я бросился к ней и кричу: «Не может быть! Там Макарова — мама! Вы — мама!..» Вдруг слышу, как сквозь сон, в комиссии кто-то говорит: «Десятый». И я понял, что моя судьба решена. Поэтому, когда меня попросили прочитать басню, я уже знал, что я «десятый». «А «Волк и Ягненок» можешь?» — мне говорят. А я и готовил эту басню! Только у меня Волк был очень добрый, а Ягненок агрессивный. Все в комиссии так хохотали! Меня приняли. Я дал во Львов телеграмму моей учительнице по пионерскому театру с вопросом, что мне выбрать «кіно чи театр?».

Она присылает ответ: «Кіно — це халтура. Театр!» И больше я к Тамаре Федоровне не пошел.

И вот учусь я уже в ГИТИСе. Иду как-то по Собиновскому переулку, и рядом со мной останавливается машина. За рулем — Герасимов, рядом — Макарова. Она без паузы говорит: «Почему ты не пришел? Я тебя столько времени жду». А я отвечаю: «А моя учительница во Львове сказала, что кино — это халтура. А театр — это святое». Она повернулась к Герасимову и говорит ему: «А его учительница права: кино это — халтура».

— А что такое… счастье!?

— Вот слушай. Счастье — это передышка, пауза между двумя несчастьями: в прошлом и в будущем. Нужно ничего не ждать. Ничего не требовать. Не обрекать себя на борьбу. Потому что борьба убивает человека. Нужно только знать: несчастье — в прошлом, и будет впереди. Когда человек это знает, будущее и прошлое объединяются и говорят: «Дадим человеку передышку». И тогда счастье моментально к тебе приходит. А если ты его кличешь, думаешь: устрою себе счастье, то будущее и прошлое его поглощают. И все исчезает.