ВЕЧЕР ПАМЯТИ

На вечере в Театре русской драмы, посвященном 115-летию со дня рождения художественного руководителя и духовного отца театра — Константина Павловича Хохлова, Михаил Резникович назвал его представителем «уходящей расы», расы русских интеллигентов, с «иной, чем ныне, шкалой нравственных ценностей» и иным отношением к своему призванию, своей профессии. В самом деле, судя по воспоминаниям очевидцев — выступавших на вечере актеров театра, которым посчастливилось играть в спектаклях Хохлова, во всем, что делал Константин Павлович, была некая возвышенная серьезность, серьезность «уходящей расы», не позволявшая превращать театральное священнодействие в игры более или менее профессиональные, но на значительность не претендующие.

Общаясь с Хохловым, не трудно было поверить, что театр — это всерьез, и проникнуться пылом конфирманта. Именно это высокое воодушевление помогало театру долгие годы держаться на высоте, а актерам, получившим крохотные роли, присутствовать на тех репетициях, в которых они не были заняты, с одной только целью — понаблюдать за мэтром.

Выступавшие на вечере «питомцы» Хохлова — Людмила Ивановна Джигуль, Анатолий Георгиевич Решетников, Анна Тимофеевна Николаева, Александра Захаровна Смолярова, Николай Николаевич Рушковский, Мальвина Зиновьевна Швидлер — рассказывали не просто о художественном руководителе и режиссере, а о мэтре, со всеми его привычками и причудами, о мэтре суровом, но не беспощадном, вспыльчивом, но справедливом, ироничном, но чутком. Красавец, денди, настоящий интеллигент, редкий талант, проницательный педагог, наконец, неотразимый мужчина — все эти комплименты произносились выступавшими как бы между делом и обрамляли главную характеристику Хохлова, которая состояла в том, что именно он являлся «практическим основателем» Театра имени Леси Украинки.

На вечере много говорили о Театре Хохлова — вернее, он был воскрешен на время и предстал перед собравшимися неким назидательным примером того, как это было и на какой, ныне недоступной, высоте. Вспоминали уже ставшую легендарной постановку «Каменного властелина» 1939 года, когда все было продумано до мельчайших деталей — от длинного, на полсцены, шлейфа ханжи и злюки донны Консепьсон, приставленной к овдовевшей донне Анне, до аристократичных манер Дон Жуана, которого часто изображают этаким свободным художником, а не родовитым испанским грандом. Анатолий Георгиевич Решетников, игравший Дон Жуана, рассказал о том, как Хохлов шлифовал его роль, отпуская при этом хлесткие светские остроты, действовавшие лучше любых внушений.

Вообще все выступавшие — от Людмилы Ивановны Джигуль до Мальвины Зиновьевны Швидлер — с удовольствием копировали мэтра, его манеру говорить, слушать, поправлять волосы, и с неменьшим восторгом, чем в студенческие или дебютантские годы. Видно было, что ореол Хохлова не потускнел с годами, а пыл его обожателей даже возрос. «Репетиции Хохлова без преувеличения можно назвать сказочными, — пишет в своих воспоминаниях Александра Захаровна Смолярова. — В чем это заключалось? Прежде всего, Константин Павлович ничего артистам не показывал, ничего сам не играл. Но по поводу каждой сцены или характера он так много фантазировал вокруг... А артисты, переработав, пытались эти фантазии воплотить».

Анатолий Георгиевич Решетников, в свою очередь, приводит такую фразу Хохлова: «Для меня неважно, откуда актер выходит, а важно то, с чем и для чего он выходит, чего он будет добиваться на сцене, как воплощать мысль автора». Благие принципы, не правда ли? Но тем не менее сейчас они отвергнуты многими «авангардными» режиссерами, для которых мысль автора вообще не имеет значения, а главное не то, с чем выходит актер, а откуда он выходит. Расточая похвалы формалистическому театру, мы как-то забыли и о мысли автора, и об идейно-философской подоплеке спектаклей. Вечер, посвященный 115-летию со дня рождения Хохлова, помог о многом вспомнить. Например, о тех золотых днях, когда не киевляне ломились посмотреть на московских гастролеров, а московские актеры приезжали в Киев, чтобы работать у Хохлова.

Закрывая вечер, Михаил Резникович сказал, что он не понимает и никогда не поймет тех молодых актеров театра, которые так и не явились на вечер. Очевидно, чествование К.П.Хохлова носило и педагогический характер. Рассказы о прошлом окрыляют. Особенно если духовным отцом и вдохновителем этого прошлого был такой человек, как Константин Павлович Хохлов: интеллигент самой высокой пробы или «князь Мышкин от театра, чуткий, доверчивый». Не знаю, как других, а меня чуть не до слез растрогала последняя фраза Мальвины Зиновьевны Швидлер: «Я забрала домой его (Константина Павловича) большой портрет, который висел в театре. Я каждый вечер прощаюсь с ним и каждое утро здороваюсь». К такому признанию трудно что-то добавить — оно действует без комментариев.