УТРАЧЕННАЯ ПАМЯТЬ

К 100-летию Черниговского исторического музея имени В.В.Тарновского

- Я в «Запорожцах...» имел идею.

Голос экскурсовода немного монотонен и потому выверенные, часто повторяемые слова кажутся стеклянными.

- Я в «Запорожцах...» имел идею.

Можно себе представить, как это говаривал Илья Ефимович.

«До сих пор не мог ответить Вам, Владимир Васильевич, а всему виноваты запорожцы, ну и народец же! Где тут писать, голова кругом идет от их шуму и гаму... веселый народ... Недаром про них Гоголь писал, все это правда! Чертовский народ!»

- От идеи, подарившей Репину столько «шуму и гаму», о которых он написал Стасову, до последнего мазка в картине «Запорожцы, сочиняющие письмо турецкому султану», минуло тринадцать лет.

«Удалые силы... основали равноправное братство на защиту лучших своих принципов... в то время, когда целыми тысячами славяне уводились в рабство мусульманами, когда была поругана религия, честь и свобода, это была страшно животрепещущая идея. И вот эта горсть удальцов (это интеллигенция своего времени, они большею частью получали образование) усиливается до того, что не только защищает Европу от восточных хищников, но грозит даже их сильной тогда цивилизации и от души хохочет над их восточным высокомерием».

Вот оно - застывшее мгновение того безудержно заразительного веселья...

Ба! Знакомые все лица!

Как же не узнать их в героях полотна?

Яворницкий, Кузнецов, Ционглинский, Алексеев... В этой захватывающей галерее смеха - неожиданно наталкиваешься на серьезный, сосредоточенный, углубленный в себя взгляд еще одного героя полотна. Срисован он с черниговского помещика Василия Васильевича Тарновского.

Есть в черниговском архиве один странный документ.

«Препровождаю при этом выписку из духовного завещания статского советника Василия Васильевича Тарновского, утвержденного к исполнению определением Киевского окружного суда от 6 минувшего июля».

Завещание Василия Васильевича Тарновского.

Знаем его семью по письмам, сохранившимся в архиве («я не виноват, милый друг Вася, что опоздал высылкой денег на Тарасовы рисунки... К сумме, назначенной Григорием Павловичем, прикладываю своих 90 рублей. Это приобретение будет для тебя подарок на новый год», - писал отец сыну. «Вероятно, милый друг Вася, ты пробудешь все лето в Качановке. Прежде всего прошу тебя заботиться о спокойствии дорогой тети Эмилии». И так далее, в таком же духе доброжелательства и искреннего родственного чувства проникнуты все письма Тарновских), знаем и удивляемся непонятному обстоятельству. В завещании, составленном за два года до смерти, как-то вскользь говорится о прямых наследниках - дочери и двух сыновьях, и куда подробнее о том, как распорядиться громадной коллекцией древностей. Громадной и по тем, и по нашим временам: оценивалась она тогда в 400 тысяч рублей.

Вот что завещал сделать с этим богатством черниговский помещик Василий Васильевич Тарновский.

«1897 года, октября 25 дня по приглашению прибыл я Николай Александрович Воробьев, Киевский нотариус из конторы моей, находящейся Дворцового участка на Крещатике в доме Мацока №9 в дом №32А по Большой Владимирской улице в г. Киеве, где жительствующий в том же доме лично мне известный к совершению актов законную правоспособность имеющий статский советник Василий Васильевич Тарновский... находясь в здравом уме, сделал следующее распоряжение: ...коллекцию мою малороссийской древности, состоящую из оригинальных портретов и копий, древних картин, оружия, старопечатных книг, архива, библиотеки книг, относящихся к Малороссии, и прочих старинных вещей, а также собрание вещей, бумаг, книг и всего касающегося памяти поэта Шевченко я завещаю в собственность Черниговскому Губернскому земству без права отчуждения из г. Чернигова, с тем, чтобы музей назывался моим именем, если не встретится со стороны Правительства препятствия».

Препятствия не встретились.

Когда читаешь документы, внимательно и углубленно, а иначе их и читать-то нельзя, настолько это захватывающе интересно, ошеломляют некоторые обстоятельства: оперативность решения всего, что связано с судьбой коллекции Тарновского, отсутствие пустословия, краткость, лаконичность и - дело.

Вот смета на ремонт здания.

Вот распоряжение: «Ассигновать на расходы по принятию и первоначальному устройству музея в распоряжение Управы 2000 рублей и высказать готовность производить ежегодные ассигнования на содержание музея».

И далее:

«Выразить благодарность Василию Васильевичу за его намерение принести ценный дар Черниговскому земству».

И еще.

«Присвоить имя Тарновского после принятия музея».

И короткое резюме, как удар печати: «Имею честь сообщить Земской управе, что на проведение в исполнение постановления Черниговского очередного Губернского Земского собрания 24 минувшего февраля по заявлению землевладельца Василия Васильевича Тарновского о желании его передать в собственность и заведование Губернского земства музей местных древностей, - препятствий с моей стороны не встречается. Губернатор Андриевский».

Итак, что же это была за коллекция, о которой так много знали современники Тарновского («Восхищался коллекцией и с тревогой думал о ее будущем» Александр Лазаревский; «спасено множество вещей, которые обречены были на вечное забвение и гибель» В.П.Горленко; «ся колекцiя є величезним нацiональним українським скарбом. Iсторик, поет, маляр, скульптор, драматичний артист, схотiвши працювати на теми з тих часiв, не можуть обминути сього музею i знайдуть там надзвичайно багатий матерiал задля своєї потреби» Б.Д.Грiнченко). Собирал ее Тарновский сорок лет. И, поверьте, одного энтузиазма для такого увлечения было маловато. Напомним:

«Былая жизнь малороссийского края с одной стороны земледельческая и простая, с другой боевая, исполненная превратностей и катастроф, оставила не так уж много вещественных памятников, как у народов, жизнь которых проходила в условиях более нормальных» («Исторический вестник», август 1899 г.).

Есть документы и свидетельства о его участии в экспедициях вместе с Яворницким, в раскопках, поездках по холоду и бездорожью - зачастую в болезненном состоянии. А далее - аукционы, поиски, переписка. Письма, письма, письма.

«Кулиш посылает тебе какую-то древнюю стрелку, какой еще не бывало, описание он тебе пришлет после. Просто кусочек железа на конце позолоченный».

«В Москве побывай у художника Пукирева, известного исторического живописца и портретиста в том случае, когда ты не оставишь мысли сделать копии с портретов гетманов».

«На днях получил письмо от П.А.Кулиша, в котором он писал, что Шевченко в Нижнем Новгороде и что прислал свои рисунки, чтобы разыграть в лотерею или продать. Они стоят 250 рублей; так что дорого купить все. Если Вы можете, то купите для меня часть. Это будет вместе с драгоценным приобретением и помощь Тарасу».

«Жаль мне, что мы не застали Тараса Григ. Шевченко. Напиши мне, видишься ли ты с ним. Он поехал в Малороссию с тем, чтобы там жениться».

«Друг мой милый Васючок. Посылаю тебе письма Шевченки. Шевченко тебя очень полюбил, но жалеет, что мало с тобой пробыл. Я переписываю для тебя его стихи, которые он нам дал, целую книжечку».

«Друг мой милый Вася, вчера был у нас Шевченко и просил написать к тебе и напомнить об обещании твоем прислать ему какую-то книгу очень ему нужную, а также повести Каменецкого. Сколько продано Кобзарей им нужно для своих расчетов».

«Посылаю тебе, друг мой Вася, портрет и биографию Шевченко».

«Я к тебе писала по просьбе Шевченка, спрашивала об его Кобзаре сколько продал ты экземпляров? Но ты мне не ответил».

Эти листочки старинной бумаги доносят нам облик давно ушедших дней.

Правдиво и честно.

«Я не могу выносить разлада своих убеждений с жизнью, т.е.: думать и чувствовать одно, а делать другое - я посвящал свою жизнь не мечтам о благе народа, а деятельно стремился к тому, переносил много лишений и неприятностей, и хотел быть верным себе... Я уверен, что найду сочувствие в твоей благородной душе и не останусь совершенно одиноким среди окружающего нас разврата».

Так писал Тарновский-старший своему сыну. А вот строчки из ответа сына отцу. Василий Васильевич пишет:

«Скажу еще, что народ Вас ждет с большим нетерпением, не только свои но даже и окрестных сел. Вы пользуетесь завидной популярностью и популярность не между дворянством, а в народе. Все говорят, что пан Тарновский приїде i привезе нам волю. Каково!»

Если иметь богатое воображение, а под рукой вот такие пачки писем, несложно нарисовать себе облик этого человека. Худощавый, высокого роста, тонкие черты лица, умные проницательные глаза, как бы смотрящие внутрь себя... Постойте, постойте, не стоит уж так кичиться богатством своего воображения, лучше взгляните еще разик на картину Ильи Ефимовича Репина...

Это был тот случай, когда не было разлада между убеждениями и жизнью, внешностью и делами.

Василий Васильевич Тарновский сделал то, что ни до него, ни после него сделать никто не смог.

В основе музея Шевченко в Киеве - собрание В.В.Тарновского, начало которому положили вот те первые полученные им 21 августа 1859 года несколько листов офортов. По каталогу 1893 года коллекция, посвященная Шевченко, насчитывала у Тарновского уже 758 экземпляров. И среди них - 18 оригинальных писем поэта к разным лицам, дневник... Б.Д.Гринченко считал, что в этой единственной в своем роде коллекции изобразительное наследие Шевченко представляет исключительную ценность. Эта часть собрания дала возможность изучить творчество художника, о котором не знали толком даже его почитатели, не говоря уже о широкой публике.

«Одно из самых ценных и интересных во всей коллекции - это альбомы рисунков, а между ними - два альбома и отдельное собрание рисунков Шевченко» (из письма В.П.Горленко 4.09.1885 г.).

Василий Васильевич выкупил все имущество, оставшееся после смерти Тараса Григорьевича: мольберт, муштабель, палитру, живописные и гравировальные принадлежности, табурет, баклажку, сорочку, маску, снятую на смертном одре, перстень с его волосами, вещи, связанные с перевозкой тела поэта на Каневскую гору. И огромный чугунный крест на могиле Кобзаря тоже установлен был заботами Тарновского.

248 книг - произведений Шевченко и о Шевченко насчитывалось в библиотеке Василия Васильевича. Тут же и альбомы поэта, которые издавались на деньги черниговского помещика, преследующего одну-единственную цель: чтобы как можно больше людей знали о творчестве гения.

Полистаем каталог экспонатов этой коллекции, оставленной нам, и согласимся со словами «Киевской старины»: «Много нужно было иметь любви к предмету, много труда и энергии затратить для того, чтобы сложить это описание в Каталоге, настолько многочисленное, что само по себе представляет некоторым образом Шевченковский музей».

За одно это заслуживает Тарновский вечной памяти и уважения.

А ведь названа далеко не основная часть того, что нам завещал собиратель и хранитель древностей. Но прежде, чем продолжить наш разговор, скажем несколько слов о вечной памяти и уважении, коль они легли в строку. Напомним последние слова последней воли, которые уже цитировали: «...а также собрание вещей, бумаг, книг и всего касающегося памяти поэта Шевченко я завещаю в собственность Черниговскому Губернскому земству без права отчуждения из г. Чернигова с тем, чтобы музей называли моим именем, если не встретится со стороны Правительства препятствия».

Препятствия тогда не встретились, как мы уже заметили. Это потом, когда растаскивали, разгребали, разворовывали все богатство, оставленное на память своему народу Тарновским, часть его оказалась далеко-далеко, а часть - поблизости, в Киеве. Оно понятно, что без коллекции Тарновского в музее Шевченко останутся одни только ковровые дорожки на лестницах. Но вот как быть с последней волей, завещанием...

Впрочем, если бы случилось только такое, право, не засели бы мы за эту статью.

Луки, налучи, колчаны, стрелы, пики, сабли, пушки, крепостные ружья, пистолеты...

Седла, конская сбруя, военные принадлежности...

Утварь: металлическая, фаянсовая, глиняная, стеклянная, деревянная... Предметы домашнего обихода...

Мужская и женская одежда...

Шитье на полотне...

Украшения... Подчас - бесценные.

По всем меркам - уникальный материал для изучения, скажем, ткачества, шелкоткачества, ручного шитья, ювелирного искусства, гравировальных работ по рогу и металлу, чеканки и инкрустации. Недаром же приезжал в Качановку, поместье Тарновских, Илья Ефимович Репин прежде, чем засесть за своих «Запорожцев...»

Одну минуточку! Запорожцы, Качановка, Репин... Да, да - из трех периодов коллекции Тарновского: доисторического, великокняжеского, казацкого, самым любимым у него был казацкий. Только в Качановке мог увидеть Репин необходимое для его картины! Этого он не мог найти нигде: коллекцию предметов запорожской старины, лучшую и единственно существующую в таком виде - раздел каталога «Казацкий период» содержал описание более девятисот предметов. Такой коллекции смело можно предсказать самое светлое будущее, ведь с каждым годом, десятилетием, столетием не уменьшается цена того, что уже никогда не повторится.

Но все сложилось иначе.

Музейные работники - народ дотошный даже в мелочах и в основном, за редким исключением, очень послушный. О том, чтобы нарушить правило, переходящее в главный принцип, не могло быть и речи. А правило это гласило: одна треть всей площади музея должна быть посвящена экспозициям, рассказывающим о дореволюционном периоде, остальное - революционном и послереволюционном. В указанной трети предусматривался обязательный набор тем. Что имеется в виду? Скажем, независимо от того, имело ли восстание Пугачева отношение к Черниговщине или не имело, - соответствующее внимание, отражение в экспозициях должно было иметь место.

А места этого каторжно не хватало. Ютился Черниговский исторический музей в маленьком помещении, о выставке казацкого периода коллекции Тарновского не могло быть и речи - это крепко попахивало национализмом (подробности можно узнать у ныне здравствующих черниговских партийных работников, они защищали кандидатские с докторскими, как правило, на исторические темы).

Войдем в положение музейных работников, рассматривая каталоги предметов доисторических времен. Куда это было все деть? Тем более, что собрание экспонатов доисторических времен и княжеского периода не входило в намерение Василия Васильевича и вызвано было случайностью. Молодой ученый, этнограф, искусствовед, исследователь материальной культуры Украины Н.Ф.Беляшевский предложил В.В.Тарновскому взять на себя финансирование раскопок на Княжьей горе - береговом возвышении над Днепром в районе Канева.

Воспоминания В.Горленко:

«В моей памяти и сейчас встает такая картина: ярко-солнечный июльский день. На самом гребне Княжьей горы лежим маленькой группкой из четырех лиц. Буйный ветер развевает черный плащ Василия Васильевича, застегнутый старинной пряжкой. Внизу синеет Днепр, а с нашего откоса виднеется панорама береговых гор, до Канева. Рабочие копают землю и, время от времени, приносят черепки, заржавевшие крестики, удочки, колечки, находимые в ней... Добывание этих сокровищ продолжалось подряд, кажется, три лета, но зато дало и богатые результаты».

Дало полторы тысячи предметов. Вот они в каталоге с приложением шестнадцати таблиц, снимков. Всего же здесь 2991 наименование. Это каталог N1. А есть еще каталог N2, составленный Б.Гринченко уже после такого известия: «Смерть застигла Василия Васильевича Тарновского почти внезапно. Он умер в семь дней - за месяц до Археологического съезда, на котором ему предстояло играть столь видную роль».

Каталог Б.Гринченко «Музей украинских древностей В.В.Тарновского» т. 2, (издание Черниговского Губернского земства, Чернигов 1903 г.) зарегистрировал 3343 предмета. Записи, архивы, документы писателей, ученых, композиторов...

Куда прикажете все это деть?

До поры до времени место определилось в подвалах, именуемых запасниками. Потом постепенно кое-что стало находить новых хозяев. Один рабочий из черниговских реставрационных мастерских рассказывал, как его командировали в Киев ремонтировать квартиру черниговскому номенклатурщику, получившему повышение и жилплощадь в столице. На этой жилплощади и увидел рабочий некоторые предметы, принадлежавшие В.В.Тарновскому...

Тарновский имел еще и очень большую библиотеку, в том числе старопечатных книг.

А живописная коллекция вообще стоит особых слов. Это наиболее ценное с научной точки зрения собрание. Портреты исторических лиц в оригиналах и копиях, картины, гравюры, рисунки, а также карты, планы, фотографии - всего 1539 единиц, выражаясь словами музееведов. Одних только «Малороссийских портретов» 345; портрет-картина «Богдан с полками», все украинские гетманы, Петр Могила, Семен Палий, Иван Гонта, Максим Железняк, Кочубей, Мазепа, Полуботок, Полуботчиха, Разумовский, Скоропадский...

Куда все делось?

Взвесьте этот леденящий душу вопрос, оценив нижеследующее: собрание портретов знаменитых деятелей украинской истории и культуры было единственным источником для изучения одного из самых значительных достижений украинского искусства - украинской портретной живописи XVII-XVIII столетий.

Для сохранения от разрушения таких ценностей возможны два способа: или коллекция делается достоянием общественности и хранится в особом помещении, общественном музее; или с вещественных образчиков делаются рисунки, копии в значительном количестве экземпляров.

Не повезло собранию Тарновского. Не стала его коллекция достоянием общественности. Не делали с оригиналов никаких копий, ни в каких количествах. Более того, в наборе обязательных музейных тем коллекция В.В. Тарновского оказалась необязательной. Не будем говорить о тех далеких временах, когда черниговский краеведческий музей как-то сам по себе, без какого-либо указа сверху перестал носить его имя. Лишь вскользь скажем и о войне. Война есть война. Тем более такая - как Великая Отечественная. Она многое списала. В том числе и значительную часть коллекции Тарновского. Тогда стали вывозить все ценное, а коллекция таковой не считалась: вот и грузили только золотые и серебряные вещи. Картины были оставлены в подвалах музея. Их потом немцы частично вывезли, некоторые сожгли, кое-что разошлось по рукам местных жителей, как мы уже говорили. Вывезенные ценные вещи вернулись на родину уже безадресными, были утеряны какие-либо указания на их принадлежность к коллекции Тарновского.

Но опять повторим: война есть война.

А после?

Нет, не послевоенные годы, когда люди отдавали последнее, чтобы восстановить разрушенное. А те, до которых, кажется, и рукой-то дотянуться, - никаких проблем, они рядышком.

В 1988 году на «Укртелефильме» мы начали съемки «Дня поминовения» - документального фильма о В.В.Тарновском. В большом здании Черниговского исторического музея, отпраздновавшего новоселье на древнем Валу, хотелось уловить интонацию вечности и несуетности. Тихое и негромкое настроение дома Тарновских, где в самые трудные времена, когда материальное положение вначале изменилось, а потом настолько пошатнулось, что довелось продать имение, милую сердцам хозяев Качановку, никто и словом не обмолвился о возможности расстаться с коллекцией. Она уже не воспринималась, как достояние семьи, а только как собственность украинского народа.

Из музея мы вышли обогащенные знаниями о камвольно-суконном производстве, синтетике, производителях пианино на местной фабрике имени Постышева и - озадаченные: почему имени Постышева, если Постышев никогда не играл на рояле, и почему коллекции Тарновского уготована такая участь.

Густо осыпанная осенними листьями уводила аллейка к старинному особняку, где располагается громадный и уникальный архив. Где-то там в формулярах спроса документов остались наши фамилии - режиссера картины Михаила Павлова, сценариста Владимира Фоменко, писателя Ильи Хоменко. Кроме нас, документами о Тарновских, Лизогубах, Галаганах почти никто не интересовался. И от этого было горько. Любовь Тарновского к Украине была скромной и величественной. Возведенная в ранг государственной политики любовь к Украине не подарила Тарновскому даже любопытства земляков, не говоря уже о тех, для кого это чувство стало профессией. Ошибся Б.Д.Гринченко, уверяя, что «Iсторик, поет, маляр, скульптор, драматичний артист, схотiвши працювати на теми з тих часiв, не можуть обминути сього музею i знайдуть там надзвичайно багатий матерiал задля своєї потреби».

Думали мы в той картине сопоставить две величины, на наш взгляд, сопоставимые: Третьякова и Тарновского. А оно не сопоставилось. Уж больно разные судьбы.