У КАЖДОЙ ПРИНЦЕССЫ СВОИ ПРИЧУДЫ

Поздравляю вас с появлением украинского произведения, глубже Баха американского, книгосфернее Борхеса латиноамериканского, сложнее Мураками японского, легче Исигуро неяпонского (или британского), лукавее суфийского шаха Идриса, карпатскее Прохасько станиславско-феноменального, острее и ироничнее киевской Матиос, или даже «андруховичнее» господина Андруховича, просто культового литератора...

Прошлогодняя книга-притча Софии Андрухович «Літо Мілени» являлась твердой заявкой на весьма золотоносный участок. А застолбив этот свой клондайк, двадцатилетняя автор не спеша (но и неожиданно быстро), скромно (но и небывало уверенно) издала уже вторую свою сюрновеллу «Старі люди». Это новое произведение исполнено настолько талантливо, что на его фоне даже детальное аналитическое предисловие от самого Издрыка вместе с аннотацией от самого Прохасько вдруг теряются и не являются такими уж большими достоинствами книжки Софии. Более того, тексты упомянутых авторов аннотации и предисловия несколько смешные ввиду безысходности и растерянности мэтров-классиков перед ее тайной. Перед этой «прозою без індексу: не жіночою, не чоловічою, не юнацькою, не старечою, не ускладненою, не спрощеною, не фантастичною, не побутовою, не любовною, не пригодницькою». И в общем — перед удивительной «еволюцією Софіїного світу».

«Старые люди...» — такой, в изложении буковинского «спящего будды» Александра Бойченко, якобы была подсказка «латиноамериканского бога» по поводу манеры письма будущему автору «Ста лет одиночества». «Отже, старі люди: вони все бачили, все пережили, вони й без Гоголя знають, що з людиною може трапитися все. Так і розказують: без пафосу, без афектів, з легкою іронічною посмішкою, мовляв, наше діло — говорити, а ви собі — як хочете: можете й не вірити».

Итак, старики. У Софьи Андрухович это какие-то странные существа, которые оказываются живее и человечнее всех нас. Именно в этом их, стариков, мудрость — точнее, мудрость их автора-волшебницы, сотворившей подобное с дедушками и бабушками... Написал я три последних слова и ощутил беспокойство, ложность своих определений: ведь никакие эти герои не бабушки и не дедушки! Они только кажутся старыми людьми, а на самом деле являются спящими красавицами и красавцами, заколдованными на сто лет одиночества, но разбуженные Софьиным словом. Это пробуждающее слово — эдакий поцелуй принцессы (что-то вроде гендерной вариации на темы Шарля Перро). При этом внешне выглядит, словно главная героиня Софии Марта начинает проявлять свою сущность только с появлением главного героя Луки. Однако если внимательно присмотреться, понимаешь, что Марта такой же была и до начала событий повести — это, скорее, Лука начинает улавливать сущность бытия только вместе с Мартой. То есть тут у нас имеется второй поцелуй женщины, уже не автора, а ее героини. Более того, это поцелуй спящей красавицы, оживляющей якобы неспящего принца (что-то вроде Шарля Перро наоборот).

Фантомная «старость» Софийкиных людей заключается разве что в том, что свои сто лет одиночества они уже отбыли. Ой, да что там эти сто лет?.. Так, мелочевка, ребячество!.. Важно, что после этих ста лет обязательно наступает новое детство, а за ней и новая молодость — вечера на хуторе близ Яремчи, странная смесь Макондо, Макдональдса, Маккартни, Макаровых телят, мака, макарон и прочей макабры. Вместе с тем начинает неумолимо приближаться новый виток одиночества лет эдак на сто — впрочем, уже не для стариков, а для парня-студента с евангелистским именем Лука и соответствующей специальностью художника. Ему остается теперь только писать свой благовест о Марте, которая на первый взгляд «пеклась о многом», хотя на самом деле заботилась о «едином на потребу» — дабы священный дар Жизни не сводился к прозябанию.

В этой сверхзадаче коренится единственное микроподобие произведений Андрухович Софии и Андруховича Юрия. Эти совершенно непохожие авторы все-таки имеют одну общую дискурсивную идею: склонность к частым кунсткамерным перечислениям десятков названий-знаков, среди которых смешиваются реальное с ирреальным, символы и симулякры. «Спробуй тепер ромашку і м’яту, шавлію ефіопську, чаполоч пахучу, царські очі, фенхель звичайний, сену індійську, листовика сколопендрового, маримуху, гледичію каспійську й артишок посівний. Хіба ти, Марто, не почуваєшся краще від самих лише назв?».

Разве читатель не чувствует себя лучше от самого только психософского базиса «Старих людей»? Но ведь, кроме этого, в повести имеются и привлекательные чисто наративные изюминки. Ведь тут на стержень доброй и хорошей иронии нанизан целый ворох карпатско-галицкой песенности, а также несколько реалистичных (выразительных, объемных на ощупь!) очерков — например, о поездке героев из Львова в Каменец-Подольский, и то с точностью до прикольных мелочей поездки в поезде Трускавец—Киев «Кобзарь», до показательных нюансов пересадки в три часа ночи в городе Хмельницкий — да и еще многое-многое другое.

Королевская притча, яркий видеоклип, трогательный мини-роман, замысловатая шутка, внемодерновая сказка, под завязку усеянные мифологемами до боли знакомые горы и мощеные улицы — вот что такое очередная сфинксовая загадка от принцессы украинской литературы Софии Андрухович.