ТЕСТ НА ЕВРОПЕЙСКОСТЬ

Поводом для этих заметок стала командировка в Голландию. В ноябре—декабре прошлого года в Роттердаме проходила Шестая международная конференция «Метрополис» по проблемам международной миграции. В ней приняли участие около 800 человек почти из 40 стран, в основном Западной Европы и Северной Америки, — министры, депутаты парламентов, представители международных правительственных и неправительственных организаций по проблемам миграции, научные работники, преподаватели университетов, государственные служащие миграционных служб, работники органов местного самоуправления, социальные работники, педагоги.

Фактически уже являются странами иммиграции, например, Германия, Великобритания, Голландия, Норвегия, Швеция и другие. Этот статус на протяжении последних веков, как известно, имели Соединенные Штаты, Канада, Австралия, Новая Зеландия. Нынче и в Европе уже довольно значителен удельный вес европейцев в первом поколении, а также тех, кто сменил свое постоянное европейское местопребывание. Да, в столице Норвегии городе Осло каждый пятый житель по своему происхождению — иностранец. В голландском Роттердаме удельный вес мигрантов в 2001 г. достиг 44,8% всего населения. А в возрастной группе детей 5—11 лет уже 62,4% — представители некоренного населения, из них треть — по происхождению из Западной Европы, Северной Америки, остальные — из Суринамов, Антильских островов, Зеленого Мыса, Турции, Марокко и других стран. 41% всех иммигрантов в странах Европейского Союза по своему происхождению — неевропейцы.

Выйдя из электрички на привокзальной площади в Роттердаме, я остановилась, размышляя, в какую сторону идти к моей гостинице, которая, как предупредили меня организаторы, в нескольких минутах ходьбы от вокзала. Незнакомая женщина — типичная светловолосая, светлоглазая голландка, с которой мы ехали из Амстердама в одном вагоне, перехватив мой растерянный взгляд, спросила, может ли мне чем-либо помочь. Несколько минут мы шли по дороге вместе, и я поделилась с ней своими первыми впечатлениями от Роттердама: «У вас здесь, как в Африке», — сказала я. Моя спутница от души рассмеялась, поскольку и впрямь нам встречались только черные мужчины и женщины. Потом с достоинством хозяйки прокомментировала: «Да, это наш город».

Собственно, меня, украинку, эта многоцветная река хотя слегка и удивляла, однако никоим образом не волновала. Любопытно было другое: отношение коренного населения к своей новейшей голландско-азиатско-африканской многокультурности, многоречивости и многорелигиозности. Выразительные изменения этнической структуры местного населения произошли за последние два-три десятилетия, наиболее динамичными были девяностые годы. В некоторых западноевропейских городах именно тогда удельный вес иммигрантов удвоился.

Следовательно, то удивительное будущее, о котором неоднократно предупреждали авторы фантастических романов, здесь реализовалось: азиаты пришли! Это произошло при жизни и на глазах одного поколения. Можно ли к такому привыкнуть?!

Ответ на этот вопрос был принципиально важен для меня. Готовясь к своему выступлению на роттердамской конференции с докладом о нелегальной миграции в Украине, вспомнила, как дома научные работники МВД Украины со страниц своих ведомственных изданий пугали меня демонической «желтой опасностью».. Милиционеров можно понять: бороться с преступностью их обязанность. Тем не менее по опыту коллег и моему личному в исследовании нелегальной миграции интерпретация проблемы пребывания в Украине иммигрантов из третьего мира лишь с уголовной точки зрения является свидетельством скорее беспомощности и близорукости работников государственного аппарата, а также тех, кто формирует общественное мнение. Информационные менеджеры общественных настроений практически не отличают нелегалов от чужаков, беженцев из стран третьего мира. Все пришельцы с Востока и с Юга, кажется им, — сплошное демоническое зло: наркотическое, уголовное, заразное, неразвитое, не способное к труду, полноценному общению.

В украинских СМИ с середины сентября замаячил новый информационный хит — страшилка о нелегальной миграции. Масштабы этого явления, по данным пограничников, на протяжении последних двух лет не возросли, а сократились, ситуация принципиально не изменилась и после 11 сентября. Но об этом украинским СМИ вспоминать не интересно.

В политической атмосфере послесентябрьской и предвыборной Украины зачернел новый пиар: азиаты идут! На ближних подступах к предвыборной кампании в столице проклюнулась и чернуха религиозного антимусульманского обскурантизма, откровенного вранья. В Киеве под духовным наставничеством игумена, воспитанного на мессианских традициях Третьего Рима, появились листовки о формировании предвыборного блока в городской совет на принципах «не допустить в Киев нашествия азиатских беженцев», которых вскорости в трехмиллионную столицу прибудет якобы четыре миллиона. Их будут подселять в квартиры к тем, кто не платит за коммунальные услуги. Напрасно духовный лидер блока «Киевская крепость» — игумен, баллотирующийся в депутаты, заверяет, что двигает их помыслами «не ксенофобия, а желание быть самими собой». К сожалению, до боли знакомым тяжелым духом агрессивного религиозного обскурантизма веет от новых политически-религиозных «мессий». Виновата во всем, конечно, Европа. Это она «превращает нас в отстойник» (будто бы в Европе кто-то умеет «нас превращать» лучше нас самих). Мы же здесь, как водится, необыкновенны в своей уникальной духовности — поэтому «не можем смешивать абсолютно несовместимые менталитеты».

Использование средневековых ужасов кому-то понадобится для политических манипуляций на инстинкте давнего подсознательного украинского страха перед «бабаем».

В отечественном дискурсе есть и более утонченные борцы с чужаками. «Многокультурность» в лексиконе некоторых публичных деятелей — педагогов, писателей, публицистов употребляется почти как ругательное слово, как угроза украинской культуре. Вроде украинской культуре угрожают другие культуры, а не отсутствие какой-либо культуры у тех, кто руководит Украиной на языке уголовного арго, используя обычные маргинальные ценности коммунистической номенклатуры.

Политические манипуляции ложатся на соответствующую почву. По данным социологических исследований, в девяностые годы в Украине выросли показатели межэтнической нетолерантности по отношению ко всем без исключения этническим сообществам (в том числе и к проживающим здесь в течение веков). Речь идет не о конфликтах, а об ощущении этносоциального дискомфорта, страха, отчуждения. Так что же говорить об отношении к чужакам из далеких стран третьего мира!

Мне принципиально важно было понять: боятся ли жители шангенского мира того «бабая», которым меня пугают дома, и действительно ли они привыкли жить в новейшем многокультурном пространстве? Я искала для себя ответ в интенсивном общении среди многоэтнического сообщества участников конференции, расспрашивала жителей Амстердама и Роттердама.

Едва ли всем, с кем я беседовала на протяжении той недели в Голландии, удалось сговориться за моей спиной. Ответы были разнообразными, но, на удивление, единогласными. Преподаватели университетов, работники социальной сферы, официантки кофеен, работники по обслуживанию конференции, научные сотрудники, учителя средних школ, молодые и пожилые люди демонстрировали убежденность:

а) в исторической неотвратимости процессов международной миграции;

б) в необходимости государственных и общественных усилий в интеграции мигрантов в европейский социум на началах многокультурности (равноправия);

в) в том, что все это — очень интересно, обогащает их национальную культуру, личный опыт человеческого общения, открывает иной культурный мир;

г) от исторических процессов нельзя спрятаться, проигнорировать или запретить их, международную миграцию необходимо регулировать.

В ответах моих респондентов все было подозрительно красиво, как в советском кино о «дружбе народов». Где замаскированный хорошим воспитанием расизм?! Где скрытое пренебрежение к какому-нибудь местному «чурке»?! Возможно, мне не повезло в моем стихийном опросе, поскольку я проводила его во время очередной общенациональной недели хороших манер? Ведь нынче в соседней Дании, в минувшем году — в Австрии, время от времени — во Франции, Англии и Германии определенная часть электората сплачивается вокруг лидеров, обещающих обуздать наплыв иностранцев.

И все-таки у меня не было оснований сомневаться в искренности моих собеседников. Их открытость и толерантность к культурному, расовому и религиозному разнообразию в собственной стране не противоречит осознанной необходимости скоординированного межгосударственного миграционного менеджмента и сурового противодействия любой нелегальщине. Собственно, на неуправляемую стихийность, нелегальность этих процессов и реагирует раздраженный электорат.

Около 16% валового национального продукта в странах ЕС вырабатывают сегодня нелегалы, количество которых, по разным подсчетам, колеблется между 10 и 20 млн. человек. К их услугам прибегают ныне не только отсталые отрасли промышленности и низкорентабельные фирмы, но и некоторые вполне респектабельные компании, получающие немалые преимущества от своего сотрудничества с теневыми субподрядчиками. За выгоды отдельных компаний страны расплачиваются экономическими, политическими и социальными убытками: нелегальная миграция тормозит структурные изменения и технологическое развитие экономики, замедляет рост производительности и развитие человеческого капитала, порождает социальный подкласс, вызывающий социальное напряжение, ксенофобию и тому подобное. Ежегодно в страны Западной Европы по разным каналам вливается 250—300 тыс. нелегальных мигрантов. Каждый третий-четвертый из них прибыл сюда в обход установленным законам и правилам. Возрастает и доля наших соотечественников. Судя по многочисленным вопросам и рассказам участников конференции во время разговоров со мной, у Украины здесь прежде всего имидж международного поставщика проституции.

Преобладающая часть выступлений на конференции касалась конкретных миграционных и интеграционных проблем в отдельных странах. Однако наибольшего внимания удостоились глобальные проблемы ХХІ века. Ведь на границе тысячелетий весь мир стал мобильным, как никогда прежде в истории: каждую минуту из одной страны в другую на постоянное проживание прибывает десять человек, уже не говоря о значительно более многочисленных потоках туристов и других временных посетителей. Становится очевидно: в международной координации нуждаются не только явления мировой экологии, информатизации, борьбы с организованной преступностью и т.д., но и миграционный менеджмент во всемирных масштабах.

Принципы и практика западноевропейской миграционной политики открытости, прежде всего относительно трудовой миграции, сформировались после Второй мировой войны и оправдывали себя на протяжении трех послевоенных десятилетий. Назревание кризиса ощущалось уже в начале 70-х, и на рост безработицы, социального напряжения западные страны отреагировали попытками ограничить иммиграцию. Но дальнейшие многочисленные политические изменения, войны, а также технологическое, торговое развитие принесли много неожиданного. С начала 70-х до середины 80-х годов ежегодная миграция в направлении Восток—Запад не превышала 100 тыс. чел., а в бурные 1989—1990 гг. подскочила до 1,3 миллиона.

Именно в начале девяностых Европу не на шутку встревожили численность, скорость и сложности новой миграционной ситуации. Миграционная политика западных государств становится сейчас политикой быстрого реагирования, акцентируя свои усилия прежде всего на иммиграционном контроле, краткосрочных задачах и внутригосударственных целях. Вследствие этого резко уменьшаются возможности легального въезда в отдельные страны, однако не сокращается нелегальная миграция, имеющая теневых заказчиков. Дальнейшее развитие мировой интеграции показало недальновидность такой политики. В конце девяностых страны ЕС сделали значительные шаги в сторону иммиграционной открытости, общей иммиграционной политики ЕС, но это движение притормозило 11 сентября.

Вследствие демографических причин в ближайшие 50 лет страны ЕС станут нуждаться дополнительно в 50—75 миллионах работников, ведь каждому четвертому здешнему жителю в
2050 г. будет свыше 65 лет. Причем 13,5 миллиона рабочих мест страны ЕС должны заполнить из «внешних ресурсов» уже в этом десятилетии. Следовательно, есть потребность в более тесной международной политико-миграционной кооперации, основанной на принципах регулированной открытости, прогнозированности и прозрачности миграционной политики и практики, с учетом интересов всех участников процесса: стран, откуда миграция происходит, через которые идет транзитом, куда она направляется, — и, наконец, с учетом интересов самих мигрантов. Подчеркнем, Украина как раз входит во все три группы стран.

После 11 сентября внимание иммиграционной политики западноевропейских стран сконцентрировано преимущественно на проблемах иммиграционного контроля и экстрадиции нелегалов. Тем не менее потребность в международной миграционной кооперации, сотрудничестве со странами отъезда мигрантов не является надуманной, и, значит, снова появится в повестке дня. Тем более что иммиграционный контроль сам по себе никогда не сможет стать главным ответом терроризму.

При всех глубоких отличиях между Украиной и странами ЕС мы стоим перед вполне похожими демографическими и миграционными проблемами. Наивно думать, будто от них можно спрятаться или проигнорировать их. Крайне опасно, что они нависают дамокловым мечом над украинской цивилизационной отсталостью. Опасно, что проблема общественного контроля государственной иммиграционной политики сформулирована только в программе предвыборного блока, пронизанного настроениями ксенофобии.

Мне запомнилось определение, прозвучавшее на конференции в выступлении профессора Университета Гумбольдта в Берлине Райнера Мюнца, по поводу основных составляющих социально-культурной интеграции иммигрантов в немецкое общество (это мнение слышалось и в выступлениях представителей других стран). Вот важнейшие составляющие: знание национального языка и гражданское образование, то есть правовая компетентность относительно того, как жить в гражданском обществе. Эта простая мысль поразила меня: согласно этому определению, преобладающая часть украинских граждан пребывают в культурном статусе иммигрантов в собственной стране. До сих пор еще продолжается украинская «иммиграция» из плена коммунистического прошлого.

Собственно, это и был ответ на мои многочисленные вопросы. Наш «бабай» — это прежде всего мы сами со своим языковым и правовым бескультурьем, религиозным обскурантизмом, поисками чужеземных врагов, терпимостью к чиновничьему произволу и ленью и равнодушием к ценностям гражданского общества.