Страсть в Венеции. Почему Тарантино отказался от российской «овсянки»

Пожалуй, это очень смешно, однако заголовок предыдущего материала о Венецианском международном кинофестивале (анонсировавший основные события) во многом оказался «пророческим»: «Кого засудит Тарантино?» Квентин как председатель жюри недавней Мостры-2010 действительно «засудил» многие достойные картины, отдав главную награду слабой и маловыразительной картине, снятой дочерью великого Фрэнсиса Форда Копполы.

Итак, под неодобрительный гул прессы Тарантино выходит отчитываться за свое «генеральное» решение. Главного Золотого льва великий и ужасный режиссер присуждает скучной ленте «Где-то».

Собственно фамилия девушки-режиссера, а не экс-отношения частного характера между Квентином и Софией (кои многие фестивальные романтики выдвинули в качестве оправдания), решила участь Мостры-2010.

Этот год в истории киношной Венеции символично может называться годом «Где-то». Фестиваль вошел в штопор неопределенности. То ли по причине всеобщего кризиса. То ли в предвкушении скорого расставания со своим харизматичным арт-директором Марко Мюллером (его контракт истекает в 2012-м).

Так или иначе, за 11 сентябрьских дней не удалось разобраться ни с векторами современного кинематографа, ни с более локальными вопросами — что есть конкурс этого компромиссного между Каннами и Берлинале кинофорума?

В параде 23-х отобранных фильмов доминировали сюжетная угрюмость и какие-то чересчур наглядные сюжетные переклички. Как-то, например, связанные с мертвыми телами. Такого количества трупов и некро реализма-романтизма-абсурдизма за один фестивальный присест уже давно не наблюдалось. Зрительское удивление фестивальному выбору также оказалось на высоте: только ли из-за громких имен сюда попали последние работы Тыквера и Озона? Вкусовщина ли Тарантино тому причиной, если включили в конкурс не самый удачный римейк «13 убийц» от Такаши Миике или развесистую сказочную клюкву от Тсуи Харка? Чем оправданно присутствие на фестивале сразу четырех итальянских опусов (один хуже другого)?

И, наконец, неужели неталантливая тоска в картине дочки Копполы лучше талантливой и программной тоски российских «Овсянок»? По поводу последней гадать можно только на кофейной гуще.

Вообще размеренность повествования, недосказанность и медитативный ритм — один из хитрых коньков авторского кино. За этим принято подразумевать глубокомысленый ход режиссерской мысли. И тут уж — в каком настроении сядешь смотреть. Возможно, в день премьеры «Где-то» Тарантино как раз и пребывал в меланхолии. И близкая тема звездного голливудского одиночества задела его за живое. Ну что, собственно, мы видим в «Где-то»? Краткий период неопределенности и бесцельности жизни кинозвезды в исполнении Стивена Дорфа, который грустно курит, засыпает на стриптизе и любуется своей ангелоподобной дочерью. При желании в этом можно усмотреть некое тонко дышащее повествование — игру на одной струне, которую прилежная дочь талантливого отца обязана была отыскать, чтобы остаться и в профессии, и в кинематографической системе.

Выигравшая в Венеции Коппола все-таки утвердила в «Где-то» свою авторскую манеру. И какого-либо радикально нового в будущем от нее не стоит ожидать. Но кто бы дал за такой фильм хоть цент, читая в режиссерских титрах фамилию «Смит» вместо «Коппола»?

Если американской душе маяться не пристало (может, оттого и не звучит копполовская единственная струна?), то для русской здесь настоящее раздолье. Особенности национального кинематографа из России на западных кинофестивалях, в частности в Венеции, воспринимают исключительно через призму загадочности… ну, сами знаете чего. За последнее десятилетие русские укрепили свои позиции на Мостре. В 2003-м это был триумф «Возвращения» Звягинцева. Два года назад Герман-младший увез две награды за «Бумажного солдата». Призы за многозначительность собирали «Безмолвные души».

Собственно, это западный вариант названия — лобовой. В оригинале свою первую игровую картину Александр Федорченко назвал «Овсянки» — в честь птиц, которые мало что объясняют даже носителю языка, но в финале выстреливают не хуже чеховского ружья. В центре внимания — нанизанная на историю с обрядом захоронения почившей супруги мифология ушедшего северного народа меря. Мифология в общем-то придуманная (чем и горд режиссер), взятая из текста казанского писателя Дениса Осокина. Этот текст настойчиво зачитывается на фоне прекрасных операторских планов, невероятно перегружает фильм литературностью и абсолютно не считывается иноговорящим зрителем. Забавная этнография и до боли знакомая кинопоэтика в духе Тарковского. Кто ж еще?! Посему «Овсянкам» и достались 10-минутная овация Тарантино, разрекламировавшая фильм во всех российских СМИ, а также приз за операторскую работу и еще три малозначительных признания от общественных организаций, пусть даже в их числе и ассоциация кинокритиков ФИПРЕССИ. Все знают, мнение критика работает как раз от противного. Скажут «плохо» — надо идти, «хорошо» — лучше не смотреть.

Впрочем, за малым исключением и, не взяв во внимание основного призера, венецианские львы попали в достойные руки. Одним из фаворитов минувшего кинофестиваля был очень даже смотрибельный для масс гротескный карнавал злобного испанского эксцентрика Алекса де ла Иглесиа «Грустная баллада для трубы». Цирк, клоунада, абсурд, насилие не хуже тарантиновского, все вместе — карнавальный тоталитаризм. Аттракционный (но отнюдь не эйзенштейновский) монтаж, непредсказуемость сюжета, много мелодрамы (любовь белого и рыжего клоунов к акробатке Наталье), немного эпоса (история начинается в судьбоносном для Испании 1937-м, хотя принципиального повода для этого нет) презентуют знакомого и на сей раз слегка серьезного Иглесиа. Такого, какого можно выставить на фестивале и дать Серебряного льва за режиссуру. «Баллада» слегка оживила тягучую и гнетущую атмосферу конкурса. Но безусловным лидером в деле красок и смеха оказалась комедия Франсуа Озона, где Катрин Денев снова с зонтиками и снова поет. Фильм Озона — совершенно непригодный для серьезных кинофестивалей. Не берусь адекватно обозначать фильм «Ваза», ибо Potiche прямолинейно на французском — «фарфоровая ваза», каковой и выставляют героиню Денев, а переносно — «свадебный генерал». Впрочем, не генералом, но мэром города в результате становится буржуа-домохозяйка. У Озона абсолютное чувство жанра, слегка забытого в массовом кино. Водевиль, стилизованный так же, как и «8 женщин», демонстрирует на удивление гармоничную в комедийной роли Катрин Денев. Думаю, Лев ей за женскую роль никого бы не расстроил. Но жюри предпочло этот юмор проигнорировать. И наградили актерским призом Вольпи дебютантку Ариане Лабед из крайне старомодной интеллектуальной греческой синемапритчи про «разрыв пуповины» — «Аттенберг». Дело в том, что за режиссером картины Афиной Цангари тянется неплохой шлейф каннской славы за фильм «Клык», в котором она была одним из продюсеров. Сама же актриса за гранью критики: откровенно повторяет уроки театральных школ, хотя, можно предположить, что она в них никогда и не училась.

***

В этом году на Мостре был и более впечатляющий пример дебютанта-непрофессионала. Равно как и история, и персонаж фильма «Черная Венера», объективно претендовавшего на серьезные награды фестиваля. Французский режиссер тунисского происхождения Абделлатиф Кешиш (фаворит Венеци-2007 за фильм «Кус-кус и барабулька») взял за основу документальную историю чернокожей Саарти Баартман. Это легендарная судьба так называемой Готтентотской Венеры, участвовавшей во фрик-шоу Лондона и Парижа в начале ХІХ столетия с отголоском в веке ХХІ. Африканку, обладавшую необычайными для европейцев формами, демонстрировали как дикарку и подвергали анатомическим исследованиям, основываясь на теории превосходства белой расы. В 2002-м после долгой кампании в ЮАР ее останки были изъяты из французского музея, перевезены и захоронены на исторической родине. Сам фильм не столько исторический факт, сколь предполагаемая жизнь Саарти, очень драматическое и обобщающее повествование о сломанной личности, унижении женщины, инаковости «черного», горького хлеба паяца. Кешиш работает крупным планом. И за бесстрастной маской экранной Саарти в игру вступает зрительская фантазия и зрительское сердце, готовое прочувствовать все напряжение и боль героини. Искусство режиссера создает Черную Венеру, и найти правильную (анатомически в первую очередь) актрису на эту роль Кешишу было нелегко. Но на горизонте появилась кубинка «с улицы» Яхима Торрес — и для Венеции-2010 был шанс заявить новое яркое лицо современному кинематографу. Увы, жюри и этим шансом не воспользовалось.

Зато не остался обделен вниманием Винсент Галло — музыкант-актер-режиссер, засевший на фестивале как заноза. Он сыграл у Ежи Сколимовского бессловесного талиба, бегущего в снежных лесах от погони. Довольно абсурдный сюжет «Необходимого убийства», искупается добротной олд-скул режиссурой Сколимовского (жюри отдало ему собственную премию) и выразительной работой Галло-актера, уехавшего домой с призом Вольпи за мужскую роль. К сожалению, на этом таланты Галло заканчиваются. А ведь предстояло выдержать его режиссерские опусы в главном конкурсе («Обещания, писаные по воде») и в конкурсе «Горизонтов» (короткометражка «Агент»): фильмы, над которыми неприкрыто потешалась профессиональная публика.

Еще один актерский приз для молодого дарования имени Марчелло Мастрояни заработала восходящая звезда Мила Кунис, мужественно вставшая на пуанты в пару с Натали Портман. Речь о фильме-открытии фестиваля «Черный лебедь» Даррена Аронофски, к счастью, забытого жюри, ибо всерьез ковать из «Лебединого озера» триллер с двойниками можно только для отчаянных поклонников Портман, жаждущих увидеть, как у нее прорезаются крылья.

И по субъективной традиции хотелось бы обозначить самый яркий фильм нынешней Мостры. Это музыкальная, авторская, документальная «Страсть» Джона Тортурро к Неаполю. Его попытка показать нерв и жизненную силу этого странного города через музыку: профессиональную, уличную, современную, творившую ему славу в прошлом.

На просмотре среди итальянской публики «реставрировалось» забытое ощущение энергетики зала, когда толпа аплодирует и вздыхает на каждом новом повороте сюжета. Конечно, такие фильмы не берут в конкурс, а оставляют в качестве событий-десертов. Но именно с ними не стыдно закрывать очередную личную главу старейшего европейского кинофестиваля.