СТО ЛЕТ В КОЛЬЦЕ ОГНЯ ОПЫТ ПРОЧТЕНИЯ ПРАВОСЛАВНОЙ КНИГИ

Даты жизни священников Александра Глаголева (1872—1937) и его сына Алексея Глаголева (1901—1972) очерчивают столетний круг. Для Киева их имена — легенда. Год назад «ЗН» публиковало очерк об их судьбах. Тогда на доме, в котором они жили, была установлена мемориальная доска. Недавно в киевском издательстве «Дух і літера» увидел свет сборник «Купина неопалимая»…

Иная литература

Если взглянуть на прилавки книжного рынка, можно решить, что наше общество состоит из нескольких, едва ли соприкасающихся между собой культур. При этом христианская, точнее, православная литература стоит и вовсе особняком. Действительно, читатель св. Димитрия Ростовского и о. Иоанна Крестьянкина вряд ли при каких условиях возьмётся за чтение фэнтези или женского романа.

В годы на стыке ХХ и ХХI веков спрос на православную литературу, преодолев пик ажиотажа, вышел на уровень, отражающий действительный уровень духовности общества. Об этом, вероятно, можно говорить прямо, оградившись от желания подменять духовность душевностью, эстетизмом, историофобскими галлюцинациями, актами самовыражения и практикой интеллектуальных забав. Постижение опытов духовной жизни — это иная литература.

Сборник «Купина неопалимая» составлен из произведений — проповедей, статей, исследований, писем — профессора Киевской духовной академии о. Александра Глаголева, замученного в тридцать седьмом в Лукьяновской тюрьме НКВД. В книгу включены любопытнейшие воспоминания его близких и фотографии из семейного архива. Жизнь профессора Глаголева (в понимании «биография», хотя вернее бы употребить слово «житие») и его богословские труды составляют — и это ясно прочитавшему сборник — единое гармоничное целое. Исследования и проповеди о. Александра предстают отчасти ещё и комментариями к грядущим событиям его жизни, а иногда, так видится, даже и конспектным их предвосхищением. В проповеди 1912 г. он говорил: «Только тогда страдания христианина будут подобны страданиям Христа и спасительны для страдальца, когда он среди страданий сохранит и правую веру, и твёрдую любовь к Отцу Небесному, вразумляющему бедствиями, а также братскую любовь к ближним, не исключая и врагов своих…» Фотографии, иллюстрирующие книгу, дают живейший портрет человека, в голубином взоре которого действительно ощутимо Божественное присутствие; перед нами не просто лицо — лик.

Всё серьёзно

В классическом труде протоиерея Георгия Флоровского «Пути русского богословия» дано описание духовно-интеллектуальной составляющей эпохи «конца — начала века», совпавшей с временем, когда 28-летний Александр Глаголев защитил магистерскую диссертацию (1900 г.). «В те годы, — пишет Флоровский, — многим вдруг открывается, что человек есть существо метафизическое. В себе человек вдруг находит неожиданные глубины, и часто тёмные бездны. Ищут уже не только религиозного мировоззрения. Вспыхивает жажда веры. И вдруг всё становится как-то очень серьёзно…» Всё — вдруг — серьёзно. Кто-то, запнувшись и сделав сальто в прыжке сквозь марксизм (С.Булгаков, Н.Бердяев), возвращался в своих философских исканиях к православию. А для людей, подобных Глаголеву, всё всегда в жизни было очень серьёзно. Ему не было нужды возвращаться — ни через марксизм, ни тем более через Ницше. Александр Глаголев — сын сельского священника Тульской губернии, шёл по жизни удивительно прямым путём — «узким путём», в православии он был рожден и в нем прожил свои трудные и славные 65 лет. Мир горел вокруг него…

Магистерская диссертация «Ветхозаветное библейское учение об ангелах» принесла молодому библеисту известность в среде профессоров других академий. Наш современник о. Александр Мень характеризовал это учение как «наиболее полный синтез ветхозаветной ангелологии в православной библеистике». В «Досье» А.Меня отмечена трудность выполненной задачи. Митрополит Владимир в предисловии к сборнику называет этот труд выдающимся.

После защиты диссертации Глаголева приглашают в состав Комиссии по научному изданию Славянской Библии, он принимает участие в выпуске Православной богословской энциклопедии, пишет комментарии к ряду библейских текстов для «Толковой Библии» Лопухина… Во время смуты 1905 г., связанной с Октябрьской политической стачкой, Манифестом, разгулом демократии и еврейским погромом, Глаголев, принимавший участие в миротворческом крестном ходе, вырабатывает для себя формулу православного отношения к еврейскому народу. «К еврейскому же народу мы не можем иметь иных чувств, кроме сострадания и скорби о невыполнении им указанного Богом призвания», — так говорил он после киевских событий в одной из своих Великопостных проповедей. Вид бедняцких улиц, по которым на Подоле прокатился погром, у нормального человека не мог не вызвать сочувствия…

Для того чтобы отгоревший день в будущем наполнился для потомка живым ветром жизни, нужно, чтобы в звуках дня присутствовал скрип зрячего пера. Василий Шульгин в те дни командовал взводом солдат. Он предпринял энергичные действия для прекращения погрома. В своих бесценных «Днях» Шульгин сохранил: «Это была улица, по которой прошёлся погром… Страшная улица. Обезображенные жалкие еврейские халупы. Все окна выбиты. В пуху и в грязи вся жалкая рухлядь этих домов, перекалеченная, переломанная…»

В 1913 г. Глаголев как учёный — специалист по Ветхому Завету и еврейской истории — выступил экспертом в громком судебном процессе по делу Бейлиса с разъяснением ложности обвинения евреев в ритуальных убийствах. При этом священник Глаголев оставался активным охранителем православия, критикуя распространившуюся точку зрения, по которой причину разлада между учением Церкви и жизнью большинства людей отрицатели христианства видят не в человеке и его греховности, а в несовершенстве требований Церкви, после чего стали «возможными речи о «неудавшемся христианстве», о «церковно-византийском пережитке» и т.п.». Ну и в результате, замечает о. Александр, «других вожделений, кроме устроения вечного рая на земле, не остаётся». Его проповеди были совершенно актуальны, и, как мы можем видеть, в основных своих частях не устарели.

Фон портрета

Профессор Глаголев знал 18 языков. В конце жизни он учил итальянский. Внучка Магдалина Глаголева-Пальян вспоминала: «К нему приходила пожилая учительница. Временами она говорила: «Правильно, молодец». Нам, детям, было обидно за дедушку, такого умного, которого кто-то осмеливается хвалить как ученика, а он по доброте своей это терпит». Магдалина Алексеевна пишет: «Дедушка никогда никому не отказывал. Деньги, которые к нему приходили, он щедро раздавал. Даже в другие города посылал… Дедушка был истинным бессребреником… Многое прощал, очень снисходительно относился к людям, к их слабостям». Из тех же воспоминаний можно вывести, что семья Глаголевых спасала детей крестьян, умиравших от голода на улицах Киева (1932—33), пристраивала их в детские дома, что, очевидно, не было безопасным и простым делом. Семья была его продолжением и подтверждением правоты его богословских трудов и проповедей, верностью тысячелетней традиции. О спасении сыном Алексеем евреев во время немецкой оккупации известно достаточно. Укрывал
о. Алексей кого-то и из партизанского подполья, спасал подростков от угона в Германию… Эти сведения как-то глухо проступают из воспоминаний. Магдалина Алексеевна поясняет: «В то время как раз нужно было поменьше знать, ввиду смертельной опасности как для спасённых, так и для спасателей».

Так истина горит, но не сгорает

Нет, не только проповеди актуальны. В обширном научно-публицистическом исследовании Глаголева «Ветхий Завет и его непреходящее значение в христианской Церкви» отразились многие «раскалённые» противоречия эпохи. Решая богословскую задачу, — «точно обозначить все основные черты ветхозаветных Писаний, которые сохраняют силу и в христианстве», учёный вступает в жёсткую полемику с воззрениями Канта, Чемберлена, Розанова, а так же с высказываниями людей менее известных. Здесь о. Александр взялся за «обоюдоострую, опасную» тему, критикуя и опровергая высказывания, например, такого рода (цитата из выступления на собрании клуба русских националистов): «…Пятикнижие — сплошная безнравственность, человеконенавистничество... С величайшим усердием у нас стремятся соединить несоединимое и сплетают в одно целое Христово учение и еврейскую Тору». «Мы охотно признаем, — пишет Глаголев, — что т.н. еврейское засилье далеко не миф, напротив, самая очевидная реальность. Но чем же может быть оправдано помянутое отношение к святой Библии? Может ли быть вводимо в систему мер борьбы против современных евреев, непочитание и даже отрицание ветхозаветных Писаний в целом или отдельных частях?.. А между тем такой приём борьбы повторяется не однажды и грозит получить статус давности… Согласимся прежде всего, что та почва, на которой насаждались нравственные понятия Ветхого Завета, была далеко менее возделанною, чем почва, воспринимающая нравственное учение Нового Завета... (Но) уже в законодательстве Моисеевом имеются постановления, по нравственной высоте приближающиеся к христианству: «Если найдёшь вола врага своего, или осла его, заблудившегося, — приведи его к нему…» У пророка Исаии: «Научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетённого; защищайте сироту; вступайтесь за вдову… Так говорит Господь: …Раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом твой; когда увидишь нагого, одень его…» И если евреям удалось сохранить библейский монотеизм во всей чистоте до самых новозаветных времён (вопреки могучему натиску окружающих племён язычников да и самой Римской империи), то этого нельзя понять без признания богооткровенного характера библейского учения… Ветхий Завет есть первая глава книги Откровения, а Новый — её вторая глава… Читая Новый Завет, мы видим истины Ветхого Завета, углублённые и освещённые явлением Бога…»

Сейчас сложно сказать, в какой мере труд о. Александра поспособствовал преодолению недоразумений в своём времени — «между двух революций», но то, что в обществе границы вульгарных воззрений на Пятикнижие к нашему времени сужены, представляется бесспорным.

* * *

Название книги «Купина неопалимая» принято по названию исследования, в котором автор приводит множество интереснейших толкований чуда, когда Ангел Господень явился Моисею в горящем кусте. Терновый куст (купина) горит огнём, но не сгорает…

Вот и слово о. Александра мы слышим из «Купины неопалимой», как бы из бушующего огня времени.