Современное украинское искусство: новое начало

С конца 80-х годов XX века, со времени освобождения от догмата соцреализма, украинская интеллигенция мечтает, неустанно пишет, говорит о необходимости иметь в Украине Музей современного искусства. Хлопоты, совершенно не интересовавшие государственные структуры, были бесплодными на протяжении пятнадцати лет. Только новая власть, призванная к жизни оранжевой революцией, Президент В.Ющенко лично придали вопросу прагматическое значение. Государство поворачивается лицом к искусству, которое во времена господства «единого метода» было альтернативно-подпольным. Только пятнадцать лет назад украинский андерграунд показал миру образцы полноценного модернизма. Но процесс вхождения украинского инновационного искусства в общемировой музейно-галерейный оборот осложнен пассивным отношением государства к условиям работы деятелей искусства и проблеме художественного менеджмента. Союз художников Украины эти задачи масштабно не решает.

Музей современного искусства, Эрмитаж, Арсенал или что-то другое... Острая дискуссия по поводу практического воплощения музея, в котором было бы представлено авангардное мышление украинских художников XX — начала XXI веков, доказывает потребность в масштабной научной конференции. Нужно выслушать мнения специалистов всех уровней: от культурологов, искусствоведов, архитекторов и технологов до финансистов. Поскольку создание Музея современного искусства — дело государственное, то научный форум, безусловно, должно инициировать Министерство культуры и искусств Украины.

Конференции по силам выработать эстетическую концепцию будущей коллекции. Не меньшее значение приобрела проблема архитектурного образа, ее целесообразно решать с учетом мирового опыта в строительстве или реконструкции и функционировании современных музеев. Этот узел проблем можно решить не в противостоянии сторон, а в плодотворных диалогах.

Естественно, вопрос наполнения экспозиции будущего музея вызовет острые дискуссии. Это нужно воспринимать спокойно и, преодолев амбициозность, прийти к консенсусу. То, что искусствовед Г.Скляренко квалифицирует как интерес О.Петровой в столкновении лбами «двух негосударственных структур — Центра «Совиарт» и Благотворительного фонда Пинчука, по сути, является постановкой важного вопроса о понимании и наполнении самого понятия «современное искусство». Ракурс был предложен на уровне синергетики. Участникам выставок «Первая коллекция» и «Прощай оружие» (куратор О.Соловьев, меценат — В.Пинчук) симпатична теория «шокотерапии» как одного из направлений трансавангарда, редуцирующего искусство к терапевтической функции. Эти идеи были популярны в Европе 80-х XX в. Речь идет о катарсисе — очищении, которое зритель может обрести, пройдя через эмоциональный шок. На этом эффекте строят свое творчество А.Савадов, И.Чичкан, О.Чепелик, другие. Ясное дело, искусство «шокотерапии» отвергает «встречи с прекрасным», сознательно творит неэстетичное искусство. Измерение «прекрасное—безобразное» упразднено и отправлено в архив домодерновой истории искусств.

Спустя 100 лет сторонники художественного нигилизма в современном украинском искусстве повторяют путь открывателей «концептуализма» и «тотального искусства». Лозунг Дональда Джада «Если кто-то что-то назвал искусством, то это и есть искусство» или афоризм Эра Рейнхарда «Конец искусства и является искусством» тщательно, словно аптекарское предписание, воплощается представителями группы, возглавляемой О.Соловьевым. Я это фиксирую как одну из позиций, довольно четко проявившихся в очень узком кругу художников преимущественно Киева и Одессы. Их «прародителем» является Марсель Дюшан — автор «Фонтана-писсуара», еще в 1917 году навязавший деструктивную революцию Нью-Йорку.

Итак, именно в Америке, в начале XX века не обладавшей художественным наследием, а со временем в Европе, в атмосфере шока между войной 1914-го и годами фашизма, было положено начало традиции «отрицательной эстетики» — качественно нового художественного видения. Произведение как конструкт утратило свою ценность. Зато идея-концепция, оторванная от материального воплощения, приобрела значение. Наиболее выразительный пример этого — «Черный квадрат» Казимира Малевича. Его эстетическая ценность приближается к нулю, зато концепция «нуля формы» была революционной в переходе авангардизма начала XX века к новому мировоззрению. Американский философ Т.Бинкли насмехался над искусствоведами и зрителями, пытавшимися рассматривать «писсуар» Дюшана в категориях эстетики. Точно так же сегодня в кругу художников «Актуального искусства» вызывают иронию героические попытки публики и критики находить в их произведениях смысл и эстетические достоинства: их не должно быть по определению — концептуально.

Замечу, с середины 1990-х годов возникла обратная реакция — субъект вновь был провозглашен «антропологической базой искусства» и восстановлены устоявшиеся художественные ценности.

Следовательно, зрителю и критике предлагается принять «внеобъектную» идеологию в качестве одной из существующих среди других.

Однако заметим, никто не обязан любоваться псевдохудожественной халтурой, на скорую руку сварганенными имитациями «под искусство» либо физиологическими раздражителями в качестве замещения художественных произведений. Формируя коллекцию будущего Музея современного искусства, важно отделить зерна от плевел.

Если художникам нигилистического направления все еще дороги темы смерти, разложения и гниения, восприятия тела как физиологического инструмента (Европа все это уже сдала в архив), то хотя бы решали эту тематику на уровне «эстетики безобразного» класса Босха, Гойи, Сутина или Дали, а не как безобразное и нечеловеческое потусторонье.

Как бы ни стремились те, кто считает себя суперавангардистами, приучить зрителя «кушать, что подано», то есть к пассивному, внеоценочному восприятию, это произойти не может из-за самой природы психологии восприятия. Оценивание того, что представлено на выставке, всегда будет. Следовательно, зритель оценивает музейную экспозицию, опираясь на комплекс нравственных, эстетичных, культурно-архетипных факторов.

Именно поэтому зрители выставки «Нові спрямування-2005» болезненно отреагировали на проекты «Матросы» Виктории и Влада Юрашко и «Рождение» Оксаны Чепелик (куратор обоих В.Бурлака).

Юрашко в библейский сюжет «Тайной вечери» ввели современников-матросов. Коренастые молодчики издеваются над Христом и апостолами, выкручивают им конечности, головы, кормят сырым мясом. Эта глумливая «игра» не шокировала бы так, если бы не эксплуатация темы, для культурной общественности, а особенно для верующих, являющейся сакральной. Да, шок художники вызвали, но какой ценой?

О.Чепелик пошла еще дальше. В видео «Рождение» позволила себе наглое насилие над интимным актом постороннего человека. О художественном и даже антихудожественном речь уже не идет: холодный, циничный глаз ее кинокамеры фиксировал не гуманистический контекст акта рождения, а физиологический момент — тяжелое дыхание потаенного органа женщины. Это непристойное вмешательство в чужую тайну — свидетельство духовной усталости и самоисчерпанности О.Чепелик, замаскированной под авангард. Испытание свободой одних приводит к открытиям, других — к холодной игре в эпатаж и шок, к коммерциализации искусства. Если уж работать с «эстетикой безобразного», то на манер Антонена Арто. «...Он мученик мысли... Это тело без кожи, полностью обнаженное для ударов окружающего его мира, для любых впечатлений... Так жил Арто», — заметил М.Мамардашвили.

Самой большой наглостью является стремление представить «Матросов» и «Рождение» от Украины на Венецианском биеннале.

На контрасте с этими предложениями понятна победа проекта Николая Бабака «Дети твои, Украина». По идее куратора проекта Алексея Титаренко, содержание экспозиции будет разворачиваться постепенно в трех залах.

Символика фоторяда — образы детей Шевченковской земли, жизнь которых давно уже либо развеяли по ветру трубы Освенцимов, либо растаяла в голодоморах, либо сошла на нет в советском раю, — сочетается с фотохроникой оранжевого Крещатика, где народ Украины сделал свой демократический выбор. Музыкальный ряд дополняет силу влияния проекта и правды об Украине, которая так достоверно воплощена в метафорах-документах.

Этот проект, как и произведения большинства постмодернистов Украины, не изменивших красоте и совестливости, ставит под сомнение диктат насмешливого абсурдизма и тотального нигилизма в современном искусстве Украины.

На рубеже XX и XXI веков «минимализм» М.Кривенко, О.Животкова, нефигуративы В.Криволапа, причудливые инсталляции В.Бажая, «лэнд-арт» А.Блудова, Ю.Ермоленко, проект-эпопея «Письма с востока Украины» Александра Бабака, еще целого ряда художников представлют образцы сохранения духовности и народной памяти в модернистских трансформациях. Поэтому будущий Музей современного искусства станет настоящим зеркалом жизни в дихотомии «прекрасного — безобразного».

А сегодня есть уверенность в том, что художественное сообщество Венецианского биеннале воспримет проект «Дети твои, Украина» с интересом и благодарностью, тем более что он выполнен по принципам транс-авангарда, очень близкого пониманию итальянцев. В нем традиционные ценности не отрицаются, понятия памяти и красоты не уничтожаются, знаки, метафоры вступают в игру на уровне скользящих культурных ассоциаций, намеков, переоткрытий. Предтечей трансавангардного метафоризма в искусстве Украины был гениальный Сергей Параджанов еще в 70-х годах XX века.

Богатое, неоднозначное, разнообразное художественное наследие XX века, разбросанное сегодня по галереям, мастерским, чердакам, кричит, умоляет о создании музея.

Солидаризируясь с искусствоведом Г.Скляренко в том, что коллекции «Прощай, оружие» и «Первая коллекция» (куратор О.Соловьев) — не музейного уровня, хочу возразить все той же г-же Скляренко там, где она рекомендует все-таки включить в экспозицию музея полный состав указанных проектов только потому, что «другого современного искусства, кроме очерченного этими авторами, не существует». Во-первых, это — профессиональное лукавство и популизм. Во-вторых, нельзя начинать новое дело под сомнительным лозунгом «имеем то, что имеем». Художественный акт, как и слово искусствоведа, — событие духовное, ответственное. Об этом нельзя забывать, как и о метафизике совести.