Партитуры не горят. Дирижер Игорь Блажков: «За переписку со Стравинским и Бриттеном органы безопасности сделали меня… невыездным»

Поделиться
20 сентября – дата концерта Национального симфонического оркестра с дирижером Игорем Блажковым — безусловно, войдет в историю коллектива как одна из самых важных для него страниц.

20 сентября – дата концерта Национального симфонического оркестра с дирижером Игорем Блажковым — безусловно, войдет в историю коллектива как одна из самых важных для него страниц. Еще в 1960-е годы Блажкову удалось завоевать всесоюзный авторитет и навсегда распрощаться с надеждами быть услышанным на Западе. Его с радостью привечали в столице СССР, но при этом истово выдавливали из родного Киева. Евгений Мравинский, Геннадий Рождественский, Мстислав Ростропович признавали в искусстве Блажкова явление высокого музыкального порядка. Именно Блажкову принадлежит заслуга возобновления в Ленинграде после тридцатилетней паузы Второй и Третьей симфоний Шостаковича. Реквием Стравинского он нынче собирается дирижировать по партитуре, подаренной ему автором.

Сегодня дирижер обитает в Потсдаме: много работает, мало отдыхает. В эксклюзивном интервью «ЗН» он вспомнил, как его выдворяли из Киева, как «царствовал» в Ленинграде Мравинский, как в свое время славил партию украинский композитор Данькевич… И как зависть определяет бытие и сознание многих музыкантов.

«В Киеве было невозможным исполнение новой музыки»

— Игорь Иванович, вы работаете над книгой мемуаров. Что решили доверить бумаге?

— На моем веку произошло то, что при других обстоятельствах, в принципе, могло бы растянуться на 200 лет...

Шишек было хоть отбавляй. За несанкционированную переписку со Стравинским и Бриттеном меня когда-то взяли на заметку органы госбезопасности, сделав невыездным. Сколько ни пытался вырвать меня на гастроли за рубеж Мравинский, когда я работал в Ленинграде, — неизменно получал отказ. Позднее, когда руководил Киевским камерным оркестром, нас захотели пригласить на фестиваль в Западный Берлин с Четырнадцатой симфонией Шостаковича. Тот же результат. Это при том, что я никогда не диссидентствовал. Меня интересовала только современная музыка и эстетика.

Первый раз меня выпустили за границу только в 1989-м, на гастроли в Польшу. Для большинства оркестрантов — это обычное дело. А я спать не мог — такое событие! На рассвете, как только переехали через Западный Буг, выглядываю в окно и вижу: вороны, такие ж, как у нас! Вот вам и первая мысль человека на «свободе».

— Мысль «вороны белой»? Скажите, неужели Киев был в те годы такой уж «мертвой зоной»?

— Если говорить об искусстве, то в Ленинграде, конечно, дышалось легче (хотя и там были свои «прелести»). В Киеве же было невозможным исполнение Новой музыки. Даже «Симфонические фрески» по Пророкову Леонида Грабовского мне так и не дали сыграть. На первом же перерыве оркестранты побежали к директору филармонии с требованием снять эту «мерзость». А вот у оркестра Ленинградской филармонии эта музыка возражений не вызвала. Равно как и у Большого симфонического оркестра Всесоюзного радио, с которым я «Фрески» тоже исполнил, а потом записал на пластинку фирмы «Мелодия». Вот вам и разница! Позднее, на заседании правления Союза композиторов, Грабовскому даже поставили в вину, что он, не приняв критики, отдал это сочинение для исполнения в центр. Словно это аморальный поступок какой-то.

В Киеве никогда не было недостатка в отличных музыкантах. Но, видимо, присутствовала некая ущерб-
ность в общей культуре. В том же Госоркестре я вспоминаю ударника Изю Горштейна — тот не признавал даже Скрябина и Прокофьева. Когда Кирилл Кондрашин дирижировал в Киеве прокофьевскую Седьмую симфонию, Горштейн, не отходя от своего большого барабана, на чем свет стоит поносил эту простую, мелодичную музыку.

В Союзе композиторов верховодили Константин Данькевич, Георгий Майборода, Глеб Таранов, Клементий Доминчен? Ладно, с того же Доминчена, пулеметчика времен Гражданской войны, и взять-то было нечего... Таранов — интеллигентный человек, который, в принципе, все знал, все понимал, но на какие подлости при этом шел. Статью моей покойной жены Галины Мокреевой в польском журнале Ruch Muzyczny, где она высказала правду о многих «угодных» руководству композиторах, в Киеве первой прочла профессор Анисия Шреер-Ткаченко. И со спокойной совестью отнесла журнал директору консерватории Штогаренко. После чего пошли собрания, обличения — меня и Галины, подключили министерство для увольнений — ее из школы-десятилетки, а меня из Госоркестра. Данькевич восклицал: «Значит, и моя кантата «Октябрь» — тоже музыка по случаю?! Понимаете, до чего дошло? Говорят, мол, бросили камень в болото — и жабы заквакали! Это мы – жабы?!»

«Мравинский все время ждал нападения…»

— Но, между прочим, недавней постановке оперы Данькевича «Богдан Хмельницкий» в Донецке было придано общегосударственное значение.

— Знаете, это довольно неплохое сочинение. Если, конечно, не брать во внимание все те коллизии, которыми нашпиговали либретто оперы Ванда Василевская с Александром Корнейчуком. Та же ария Богдана, например, после авангарда очень хорошо уши прочищает. Данькевич — человек-амплуа. Как в опере-буфф, где должен быть персонаж-бас, отвечающий определенным требованиям эпохи. На всех правительственных концертах он выступал с одним и тем же номером — пел свою песню на собственный текст под собственный аккомпанемент. К следующему концерту — новую напишет, но примерно такого же содержания. Здоровый был мужик, огромный. Как сейчас помню: рояль на покатой сцене Октябрьского дворца вдруг начинает ехать. И он, продолжая петь про партию и играя левой рукой, правой его как пушинку к себе притягивает!

— Кстати, вы не задумывались о том, что во многих несчастьях вовсе не система была виновата, не партия, не органы... А элементарная зависть ваших собратьев по цеху — и постарше, и сверстников. И это чувство вечно и непреходяще?

— Так было и будет. Природа человеческая — одна и та же. А комплекс Иуды Искариота извечен. Берут то оружие, которое сегодня стреляет. Донести Пилату — хорошо, а КГБ — еще лучше.

Зависть порождает мстительность. «Він що, дуже розумний?» «Ему что, больше всех надо?» «А чего это он?» Белых ворон не любят — ни животные, ни люди.

— Тем не менее одно время «белая ворона» была в силе и даже стала номенклатурой. С 1988 по 1992-й
— годы руководства нынешним Национальным симфоническим оркестром...

— «В силе» я себя чувствовал потому, что мне были даны определенные полномочия. Хотя и здесь приходилось двигаться ледокольным способом — постепенно улучшать качество и атмосферу в оркестре.

Номенклатура «дарит» неприятные ощущения. Забирает свободу, высасывает силы и поселяет тревогу. Все это напоминает город в Древней Греции, куда могли бежать свергнутые цари и получить там неприкосновенную царскую территорию в священной роще. И когда в этом городе появлялся другой царь, предыдущий вооружался мечом и не смыкал глаз. Как только он засыпал, его убивали и занимали место. Чтобы тоже не спать.

Одним из таких «царей» был Мравинский — в Ленинграде. Ему завидовал даже Караян. Он создал лучший в мире оркестр, свой совершенный инструмент. Но какой ценой? Находясь на верху горы и не имея возможности спуститься, он должен был не спать и ходить вокруг с мечом. Я был свидетелем, как этот немолодой, заслуженный человек жил словно на действующем вулкане и ни на минуту не мог расслабиться. Все время ждал нападения.

Сейчас модно вспоминать случай, когда Мравинский не стал дирижировать премьеру Тринадцатой симфонии Шостаковича со скандальным «Бабьим Яром» Евтушенко. Но мало кто вспоминает, что именно он в разгар травли того же Шостаковича в 1948-м поднял партитуру его Пятой симфонии под шквал аплодисментов. Вот вам и парадокс: в жестокие сталинские времена у Мравинского было куда больше сил для борьбы и уверенности в своем сильном заплечье. Сталин был сатаной. Но его сатанинское честолюбие диктовало желание создать сильную страну с опорой на специалистов, которых, прежде чем отправить в концлагерь, все же нередко выслушивали. К 1960-м годам сталинисты повымерли, к власти пришли другие люди — купи-продай.

Мне рассказывали ужасающую историю, как во время одной из профилактик в ленинградской кардиологической клинике к Мравинскому для медицинского освидетельствования нагрянула бригада психиатров. Фактически с целью доказать его невменяемость. Представьте себе реакцию даже здорового и нестарого человека на его месте! Жена дирижера после этого пошла в обком партии и заявила, что если это будет продолжаться, она покончит жизнь мотивированным самоубийством, о чем узнает весь мир.

— Хитон изгнанника пришлось примерить и вам. Переходим к драматичному событию вашей биографии — выдворению из Национального симфонического оркестра. С момента последнего творческого контакта с этим коллективом прошло, наверное, уже больше 15 лет?

— Последний раз я стоял за пультом Национального симфонического в октябре 1992-го во французском Дижоне, родном городе Рамо. Те гастроли мне стоили здоровья. На мне, кроме творческой части, висели все договоры, контракты. Украинские компании тогда не имели права организовывать чартерные рейсы без санкции «Аэрофлота». По возвращении я с нервным срывом слег в больницу. В это время оркестрантов по одному начали вызывать в министерство, сулить золотые горы, регулярные поездки за границу, если они согласятся на нового главного дирижера.

В январе 1993-го на собрании коллектива мне зачитали прокламацию об отсутствии у меня музыкального слуха, а также чувства темпа и ритма... Этот прессинг был рассчитан на то, что я уйду сам. Каждый день меня встречали транспарантом: «Блажков, геть з оркестру!».

Николай Петлицкий, директор Государственного духового оркестра, посоветовал мне не подавать никаких заявлений и каждый день аккуратно приходить в свой кабинет, чтобы не уволили за прогулы. В качестве контрмеры меня заставили расписываться в журнале о явке на работу (хотя, согласно положению об оркестре, у главного дирижера — ненормированный рабочий день). И однажды сообщили, что в министерстве меня для беседы ждет крупный чиновник. На самом деле чиновник этот выполнял приказ и. о. министра культуры Яковины. И по понятным причинам, когда я к нему пришел, то «поцеловал закрытую дверь». На работе в это время мне был выставлен прогул.

В конце концов, после длительных консультаций с юристами, уволить меня удалось только путем сокращения штатов. Сократили должность главного дирижера. Вместо нее появился пост генерального директора и художественного руководителя, на который и был зачислен мой преемник. Он и подписал приказ о моем допенсионном увольнении.

…Надо сказать, на нынешних репетициях царила довольно радушная атмосфера. Я не держу зла на оркестр. Отдаю себе отчет, что музыканты, по большей части, были игрушками в руках высших должност-
ных лиц, которые с наслаждением манипулировали их по-детски воспламеняемым темпераментом. Да и разжигатели скандала (среди оркестрантов) теперь благополучно эмигрировали.

«На улицах – другой типаж: наглый, хищный…»

— Что вы можете сказать о годах между увольнением и эмиграцией вашей семьи в Германию?

—В материальном отношении, это был наверное, самый тяжелый период в моей жизни. Приходилось чуть ли не мебель грызть. Помню, как жена пыталась на трамвайной остановке возле дома продать что-то из одежды... Ничего не купили. Потом назначили пенсию — по 120 гривен на каждого. Сына по окончании консерватории Дмитрий Радик забрал концертмейстером в свой хоровой класс. Что-то перепадало и за счет посольств — я периодически устраивал со сборным ансамблем «Перпетуум мобиле» концерты в Александровском костеле.

Потом о моем положении рассказали Джоэлу Шпигельману — американскому клавесинисту, композитору и дирижеру. С этим добрым человеком, владеющим русским языком (его родители были родом из Белой Церкви), мы познакомились еще в 1965-м, когда тот приехал в СССР собирать сведения о клавесинной музыке в России XVIII века. Джоэл согласился материально помогать до моего отъезда из Украины. Деньги поступали через Western Union.

— Ваше нынешнее место жительства — немецкий Потсдам. Легко ли там?

— Везде свои проблемы. Власти в Потсдаме заботятся главным образом о туризме, а об интенсивности музыкальной жизни думать некому. В конце концов, говорят, садитесь в машину – и через 10 минут вы в Берлине.

Зато библиотека там шикарная. В ней я буквально живу. Занялся проектами радиопередач к юбилеям композиторов для нашего Национального радио (его редакторы — Александр Васильев, Александр Шамонин, Людмила Кучеренко, Альбина Бутук и другие — не предавали меня в самый тяжелый период моей жизни. Мои записи продолжали звучать в эфире). Сам подбираю музыкальные фрагменты, наговариваю текст. Таким образом, подготовил передачи о Рамо, Шуберте, Бизе, Гершвине. На очереди — Куперен, Хиндемит, Мессиан и Бриттен. Дирижирую нечасто — раз в два-три месяца меня приглашают на отдельные проекты оркестр города Людвигсхафен (филармония земли Рейнландп-фальц), радиооркестр бывшего Западного Берлина.

Были две интересные поездки в Японию — для работы с оркестром университета Тохоку города Сендай — лучшим университетским оркестром этой страны, а также Токийским камерным оркестром «Гармония». Авангард сейчас практически не играю. Предложил, правда, записать на компакт-диск ранние сочинения Сильвестрова, которые в той или иной степени связаны с моим именем — «Классическую увертюру», Поэму памяти Лятошинского, Первую симфонию, «Эсхатофонию», «Гимн», написанный к моему тридцатилетию. Но главный финансист — все тот же Беляевский фонд переживает трудные времена. Он долгие годы функционировал за счет эксплуатации наследия Глазунова. Теперь, спустя 75 лет после смерти композитора, этот источник доходов юридически себя исчерпал.

— Жизнь вне Украины сильно изменила ваше мироощущение?

— Раньше сомневался, удастся ли в Германии создать свой дом и почувствовать себя в нем как дома. Знаете, удалось. И довольно быстро. Эта страна спасла мою семью. Всюду, где мы появлялись, встречали желание помочь — у чиновников, музыкальных деятелей, простых людей. И это при том, что для Германии мы ничего не сделали (в отличие от Украины). В такой ситуации и страна, и Потсдам – город, в котором мы живем, -- становятся ближе. Чувствуешь опору.

Я был очень предан родному Киеву. Его Андреевскому спуску, Подолу, улице Чкалова, с которыми связаны воспоминания о моей юности, о маме. Все это согревало душу. Потом, когда меня вышвырнули на улицу, все как будто оборвалось... Недаром говорят, что «битие» определяет сознание.

Я помню киевскую публику — мягкую, может быть, в чем-то наивную. Помню старых интеллигентов на Прорезной, Крещатике, Владимирской. Когда вернулся сюда закрывать Дни немецкой культуры в декабре 2003-го — спустя лишь год после отъезда, вдруг появилось странное ощущение, будто здесь сменили жителей. На улицах появился другой типаж — наглый, хищный. Совершенно не похожий на тех киевлян, к которым я привык. Я сейчас перечитываю сатирические рассказы Зощенко о нэпе 1920-х. Знаете, один к одному. Да, Киев живет совершенно новым темпом. Но это темп неврастении...

Из досье «ЗН»

Блажков Игорь Иванович родился 23 сентября 1936 г. в Киеве. В 1959 г. окончил дирижерский факультет Киевской консерватории (класс А.Климова), в 1967 г. — аспирантуру при Ленинградской консерватории (класс Е.Мравинского). В 1958–1968 гг. — дирижер Государственного симфонического оркестра Украины, в 1963–68 гг. — дирижер Ленинградской филармонии. В 1969–76 гг. — художественный руководитель и дирижер Киевского камерного оркестра. В 1977–1988 гг. — дирижер Укрконцерта, в 1988–1994 гг. — художественный руководитель и главный дирижер Государственного симфонического оркестра Украины, одновременно с 1983 г. — художественный руководитель и дирижер оркестра «Перпетуум мобиле» Союза композиторов Украины (до 2002 г.).

Как дирижер-гастролер выступал в Польше, Германии, Испании, Франции, Швейцарии, США и Японии. Записал более 40 грампластинок для ведущих лейблов мира. Народный артист Украины (1990). С 2002 г. живет в Германии.

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме